оценить! Другой Ментат должен знать восхитительный подъем в такие мгно-
вения. Его мысли напоминали головоломку: большинство фрагментов под ру-
кой и только того и ждут, чтобы быть вставленными в общую мозаику. Здесь
дело было не в решениях.
Он буквально слышал слова своего первого учителя-Ментата - они отда-
вались в его памяти: "Раздели свои вопросы на две противоположных группы
и раздели имеющиеся факты - брось их на обе чаши весов. Решения выводят
каждую ситуацию из состояния равновесия. Дисбаланс позволяет обнаружить
то, что ты ищешь."
Да! Достижение дисбаланса с помощью вопросов - вот плутовство Мента-
та.
Что-то Мурбелла говорила прошлой ночью - что? Они были в постели. Он
вспомнил время - цифры, проецирующиеся на потолок: 9:47. Он тогда поду-
мал: Эта проекция требует энергетических затрат.
Он почти физически чувствовал поток энергии, излучаемой кораблем,
этим огромным замкнутым куском, вырванным из Времени. Работа сложных ме-
ханизмов делала корабль неотличимым от местности для любых механизмов
обнаружения. Сейчас, правда, в статическом положении он был доступен
взгляду, но не предвидению.
Мурбелла рядом с ним: еще одна сила, и оба они знают о том, что
властно влечет их друг к другу. Какое количество энергии было необходи-
мо, чтобы преодолеть это взаимное притяжение! Все нарастающее, нарастаю-
щее, нарастающее сексуальное влечение.
Мурбелла говорила. Да, именно это. Странный самоанализ. Она подходила
к своей жизни с позиций новой зрелости, с позиций Бене Джессерит - повы-
шенная чувствительность и уверенность в том, что в ней растет великая
сила.
Каждый раз, видя в ней эти изменения, происходившие под влиянием Бене
Джессерит, он чувствовал печаль. Еще на один день приблизилось наше
расставание.
Но Мурбелла говорила. "Она (Одрейд часто именовалась "Она") продолжа-
ет задавать мне вопросы, чтобы добраться до истоков моей любви к тебе."
Вспомнив об этом, Айдахо позволил всей сцене заново пройти перед его
мысленным взором...
- ...Она пыталась применить ко мне тот же подход.
- Что ты говоришь?
- Odi et amo. Excrucior.
Она приподнялась на локте и взглянула на него сверху вниз:
- Что это за язык?
- Очень старый. Лито как-то заставил меня выучить его.
- Переведи.
Повелительный тон. Ее прежнее "я" Чтимой Матре.
- Я ненавижу ее и люблю ее. Я измучен.
- Ты действительно меня ненавидишь? - недоверчиво.
- Я ненавижу быть связанным вот так, когда я не властен над собствен-
ным "я".
- Ты бы оставил меня, если бы мог?
- Я хочу, чтобы решение вызревало по капле. Я хочу контролировать его
рождение.
- Это игра, в которой один из элементов головоломки нельзя двигать...
Вот оно! Ее слова.
Вспомнив, Айдахо не ощутил озарения; просто было ощущение, что он
открыл глаза после долгого сна. Игра, в которой один из элементов голо-
воломки нельзя двигать. Игра. Его взгляд на не-корабль и на то, что де-
лали здесь Сестры.
Но в разговоре было кое-что еще.
- Корабль - наша собственная специальная школа, - сказала Мурбелла.
Он не мог не согласиться с этим. Сестры усиливали его способности
Ментата в том, чтобы изучать данные и выявить то, что не проходит. Он
понял, куда это может завести, и ощутил свинцово-тяжелый страх.
"Ты очищаешь нервную систему. Ты защищаешь свои мозг от отвлекающих
факторов и бесполезных блужданий мысли."
Ты направляешь свои реакции в то опасное русло, от которого предосте-
регают любого Ментата. "На этом пути ты можешь утратить себя."
Учеников водили смотреть на людей-растения, "Ментатов-неудачников",
которых оставляли жить, чтобы продемонстрировать опасность другим.
И все же - какое искушение. В этом чувствовалась сила и власть. Ничто
не скрыто. Все известно.
Среди всех этих страхов и опасений Мурбелла повернулась к нему, и
сексуальное напряжение стало почти невыносимым.
Не сейчас. Не сейчас!
Кто-то из них сказал что-то еще. Что? Он думал тогда об ограниченнос-
ти логики как орудия, способного раскрыть мотивы Сестер.
- Ты часто пытаешься анализировать их? - спросила Мурбелла.
Поразительно, как она умела отвечать на невысказанное. При этом она
утверждала, что не умеет читать мысли.
- Я просто читаю тебя, гхола мой. Ты ведь мой, ты знаешь.
- И наоборот.
- Слишком верно, - сказано было почти шутливо, но за веселостью скры-
валось какое-то более глубокое чувство.
В любом анализе человеческой души всегда был какойто просчет, и он
сказал ей об этом:
- Думая, что знаешь, почему ты ведешь себя так, а не иначе, ты подыс-
киваешь оправдания для неординарного поведения.
Оправдания для неординарного поведения. Вот еще один фрагмент его мо-
заики.
В голосе Мурбеллы слышалось что-то вроде размышления:
- Полагаю, ты можешь понять с точки зрения разума почти все, списав
это на какой-нибудь дефект.
- Понять разумом такие вещи, как сожжение целой планеты?
- В этом есть некоторая грубая решимость. Она говорит, что реши-
тельный выбор укрепляет душу и дает чувство подлинности - поддержку в
стрессовой ситуации. Ты согласен, Ментат мой?
- Ментат не твой, - но в его голосе не было силы.
Мурбелла рассмеялась и снова откинулась на подушки:
- Ты знаешь, чего хотят от нас Сестры, Ментат мой?
- Им нужны наши дети.
- О нет, гораздо большее! Они хотят, чтобы мы стали добровольными
участниками их сна.
Еще один элемент мозаики!
Но кто иной, кроме Бене Джессерит, знал этот сон? Сестры были актри-
сами, они всегда играли, не позволяя ничему естественному пробиться
сквозь их маски. Реальный человек был словно бы заточен в них; реальные
чувства отмерялись по капле.
- Почему она хранит эту старую картину? - спросила Мурбелла.
Айдахо почувствовал, что желудок у него сжимается. Одрейд принесла
ему голографическое изображение картины, которую держала в своей
спальне. "Домики Кодервилля" Винсента Ван Тога. Разбудив его в каком-то
жутком часу ночи почти месяц назад.
- Ты спрашивал о том, что привязывает меня к человечеству? Так вот
оно, - голограмма появилась перед его мутными от сна глазами. Он сел и
уставился на изображение, пытаясь понять. Что с ней было не так? В голо-
се Одрейд был такой восторг...
Она оставила голограмму в его руках, выключив свет; комната начала
внушать странное ощущение - множество острых углов, множество жестких
линий, все отдает чемто еле уловимо механическим - как, вероятно, и
должно быть в не-корабле. Где Мурбелла? Они ложились спать вместе...
Он сосредоточился на голограмме; она странно трогала его, словно свя-
зывала его с Одрейд. Ее связь с человечеством? Голограмма казалась его
ладоням холодной. Она взяла ее из его ладоней и поставила на столик у
кровати. Он продолжал смотреть на картину, пока она искала стул и усажи-
валась у его изголовья. Усаживалась? Что-то принуждало ее находиться ря-
дом с ним!
- Эта картина была написана сумасшедшим на Старой Земле, - сказала
она, почти прижимаясь щекой к его щеке, пока они оба разглядывали копию
картины, - Посмотри на нее! Зафиксированное состояние человека.
В ландшафте? Да, будь все проклято. Она была права.
Он устремил взгляд на голограмму. Эти великолепные краски не просто
краски. Все в целом, общее впечатление.
- Большинство современных художников посмеялись бы над тем, как он
создавал это, - сказала Одрейд.
Неужели она не может помолчать, пока он смотрит на это?
- Человеческое существо как лучший из записывающих приборов, - про-
должала Одрейд, - Человеческая рука, человеческий взгляд, суть челове-
ческая сфокусированы в сознании одного человека, который искал предела
возможностей.
Предел возможностей. Еще один осколок...
- Ван Гог создал это, пользуясь примитивными материалами и оборудова-
нием, - ее голос звучал так, словно она была пьяна. - Пигменты, знакомые
даже пещерному человеку! Изображение на холсте, который мог быть сделан
его собственными руками. Возможно, и свои инструменты он сделал сам из
меха и стеблей.
Она коснулась поверхности голограммы - тень ее пальца закрыла высокие
деревья:
- Культурный уровень по нашим меркам - на грани дикости, но - видишь,
что он создал?
Айдахо почувствовал, что должен что-то сказать, но слова застряли в
горле. Где Мурбелла? Почему ее нет здесь?
Одрейд отстранилась, и следующие слова ее, показалось ему, врезались
в него, как раскаленные шипы:
- Эта картина говорит о том, что мы не можем подавить дикости, осо-
бенности, которая будет проявляться в людях, как бы мы не пытались этого
избежать.
Айдахо оторвал взгляд от голограммы и пристально посмотрел на губы
Одрейд - а она продолжала говорить:
- Винсент сказал нам кое-что важное о наших приятельницах в Рассея-
нии.
Этот художник, умерший так давно? О Рассеянии?
- Они там делали и делают то, что мы не можем даже представить себе.
Дикость! Взрывное увеличение популяции Рассеяния убеждает в этом.
Мурбелла вошла в комнату и остановилась за спиной Одрейд. Она была в
мягкой белой рубахе, босая; волосы ее были влажными. Итак, вот, значит,
где она была. В душе.
- Преподобная Мать? - голос Мурбеллы был сонным.
Одрейд не обернулась к ней - только слегка повернула голову:
- Чтимые Матре считают, что они могут предупредить и взять под конт-
роль любое проявление дикости. Какая глупость. Они не могут контролиро-
вать это даже в себе.
Мурбелла подошла ближе и встала в ногах постели, вопросительно взгля-
нув на Айдахо:
- Похоже, я пришла на середине разговора.
- Равновесие, вот в чем ключ, - сказала Одрейд.
Айдахо был по-прежнему сосредоточен на Преподобной Матери.
- Разумные существа могут удерживать равновесие на весьма странной
почве, - говорила Одрейд. - Даже на непредсказуемой в своем поведении...
Это называется "попасть в тон". Великие музыканты это знают. Те люди,
которые занимались серфингом на Гамму в дни моего детства также знали
это. Некоторые волны сбрасывают тебя, но ты готов к этому. Ты поднима-
ешься снова, и все повторяется.
Безо всякой на то причины Айдахо вспомнил другую фразу Преподобной
Матери: "У нас нет складов или свалок. Мы перерабатываем все."
Переработка. Снова и снова. Круг. Части круга. Кусочки мозаики.
Он гнался за случайностями, а потому понимал это лучше. Такой путь не
для Ментата. Переработка - Иная Память не была складом, но чем-то, что
они считали переработкой. Это означало, что они пользовались своим прош-
лым только для того, чтобы изменить и обновить его.
Попадание в тон.
Странная иллюзия для того, кто утверждал, что избегает музыки.
Вспоминая, он ощущал мысленно создаваемую мозаику. Но с головоломкой
что-то было неладно. Ни один элемент не подходил к другому. Случайные
осколки, которые возможно, вовсе не были частью единого целого.
Но ведь были же!
Голос Преподобной Матери продолжал раздаваться в его памяти. Значит,
есть что-то еще.
- Те, кто знает это, проникают в самую суть, - говорила Одрейд, - Они
предупреждают, что невозможно думать о том, что делаешь. Это верный спо-
соб прийти к неудаче. Просто делай!
Не думай. Делай. Он чувствовал хаос. Ее слова привели его к иным ис-
точникам, нежели обучение Ментата.
Шуточки Бене Джессерит. Одрейд сделала это намеренно, рассчитывая на
определенный эффект. Куда подевалось то расположение, которое она време-
нами прямо-таки излучала? Могло ли ее всерьез заботить благополучие то-
го, с кем она так обращалась?
Когда Одрейд покинула их (он едва заметил ее уход), Мурбелла села на
постель и расправила рубаху на коленях.
Разумные существа удерживают равновесие даже на весьма странной поч-
ве. Движение в его сознании: кусочки мозаики, пытающиеся образовать
построение.
Он чувствовал волнение во Вселенной. Та странная пара в его видении?
