притом 279 многообещающего. Через несколько месяцев, а то и недель он уже
сможет дать определенное заключение.
-- Это очень интересно, -- вежливо солгал Джереми.
Они шли по узкому коридору с белеными стенами, уныло освещенному
простыми электрическими лампочками. В открытых дверях мелькали огромные
кладовые, набитые тотемными столбами и рыцарскими доспехами, чучелами
орангутангов и мраморными скульптурами Торвальдсена*, позолоченными
бодхисаттвами и первыми паровыми машинами, лингамами, дилижансами и
перуанской керамикой, распятиями и образцами редких минералов.
Тем временем Обиспо снова завел речь о долголетии Исследования на эту
тему, утверждал он, пока находятся на донаучной стадии. Масса наблюдений, и
ни одной объясняющей их гипотезы. Сплошной хаос фактов. И каких странных,
каких удивительных фактов! Благодаря чему, например, цикада живет столько
же, сколько бык? А канарейка может пережить три поколения овец? Почему
собаки в четырнадцать лет уже старые, а столетние попугаи еще хоть куда?
Почему наши женщины становятся бесплодными к пятидесяти, а самки крокодила
откладывают яйца и на третьей сотне? По какой такой причине щука доживает до
двухсот лет без всяких признаков старения? В то время как несчастный
старикан Джо Стойт...
Неожиданно из бокового коридора вынырнули люди с носилками, на которых
лежали две мумии монашек. Произошло столкновение.
-- Ослы чертовы -- громко выругался Обиспо
-- Сам осел!
-- Не видите, куда прете?
-- Заткни хайло!
Обиспо презрительно отвернулся и пошел прочь
-- Ишь умник нашелся! -- пустили ему вслед.
Во время этого обмена репликами Джереми с живейшим любопытством
разглядывал мумии.
280
-- Босоногие кармелитки*,-- сказал он, ни к кому не обращаясь; и,
смакуя это непривычное сочетание звуков, повторил со вкусом еще раз: --
Босоногие кармелитки.
-- Задница вы босоногая, -- свирепо огрызнулся первый носильщик, мигом
обернувшиеь к новому противнику.
Джереми кинул только один взгляд на его красную рассерженную физиономию
и, бесславно стушевавшись, бросился догонять своего провожатого.
Наконец доктор остановился.
-- Пришли, -- сказал он, отворяя дверь. Изнутри пахнуло мышами и
спиртом. -- Пожалуйста, -- радушно пригласил он.
Джереми вошел. Мыши тут действительно были -- ряды клеток тянулись по
стене прямо напротив двери. Слева, через три вырубленных в скале окна,
виднелся теннисный корт и отдаленная панорама гор и апельсиновых рощ. За
столом перед одним из окон смотрел в микроскоп какой-то человек. Услышав их,
он поднял лохматую белокурую голову и повернул к ним по-детски чистое,
открытое лицо.
-- Привет, док, -- с обаятельной улыбкой сказал он.
-- Мой ассистент, -- пояснил Обиспо. -- Питер Бун. Пит, это мистер
Пордидж
Поднявшийся из-за стола Пит оказался юным гигантом атлетического
сложения.
-- Зовите меня просто по имени, -- сказал он, когда Джереми назвал его
мистером Буном. -- Меня все Пиюм зовут.
Джереми подумал, стоит ли предлагать этому юноше, чтобы он называл его
Джереми, но, как обычно, замешкался, и удобный момент был безвозвратно
упущен.
-- Пит -- светлая голова, -- снова заговорил Обиспо тоном, призванным
выразить дружескую симпатию, но на деле звучащим несколько свысока. --
Прекрасно разбирается в физиологии. И руки у него золотые. Мышей
281
оперирует -- просто загляденье. -- Он похлопал парня по плечу.
Пит улыбнулся -- его улыбка показалась Джереми немного смущенной,
словно ему трудно было сразу сообразить, как реагировать на эти лестные
замечания.
-- Правда, чересчур близко принимает к сердцу политику, -- продолжал
Обиспо. -- Это у него единственный недостаток. От которого я пытаюсь его
избавить, но пока, боюсь, не очень-то успешно. А, Пит?
Юноша снова улыбнулся, на сей раз более уверенно; теперь он явно обрел
под ногами твердую почву.
-- Да уж, не очень, -- подтвердил он. Затем, повер нувшись к Джереми,
спросил. -- Знаете утренние новости из Испании? -- На его широком
симпатичном открытом лице появилась озабоченяость.
Джереми покачал головой.
-- Там творится что-то ужасное, -- мрачно сказал Пит. -- Когда я думаю
об этих беднягах -- у них ведь ни самолетов, ни артиллерии, ни. .
-- А вы не думайте, -- весело посоветовал Обиспо. -- Сразу на душе
полегчает.
Юноша глянул на него, потом снова отвел глаза, не произнеся ни слова.
После краткого молчания он вынул часы.
-- Пойду-ка я купнусь перед ленчем, -- сказал он и направился к двери.
Обиспо взял клетку с мышами и поднес Джереми чуть ли не к самому носу.
-- Эта компания у меня на половых гормонах, -- пояснил он шутливым
тоном, который отчего-то показался его гостю оскорбительным. Затем встряхнул
клетку, и мыши ответили ему писком. -- Видите, какие резвунчи ки -- до поры.
Жаль только, эффект временный.
Не стоит, конечно, пренебрегать и временными эффектами, заметил он,
ставя клетку на место. Временное улучшение всегда лучше, чем временное
ухудшение. Поэтому он и вкалывает старику Джо тестостерон. Хотя
282
он не так уж и нужен старому дурню, пока здесь торчит эта девчонка Монсипл.
Вдруг Обиспо зажал себе рот ладонью и оглянулся на окна.
-- Слава Богу- сказал он,-- Пита уже нет. Бедняжечка! -- На лице у него
появилась насмешливая улыбка. -- Нашел в кого влюбиться! -- Он постучал себя
по лбу. -- Она для него что-то вроде теннисоновской героини. Химически
чистая. С месяц назад он тут чуть не убил одного, который заикнулся, что она
со стариком... Ну, понятно. Интересно, зачем, по его мнению, она тут торчит.
Наверное, чтобы рассказывать Дядюшке Джо о спиральных туманностях... Что ж,
если ему нравится так о ней думать, уж я-то ему жизнь отравлять не стану. --
Обиспо снисходительно усмехнулся.--Да, так, значит, вернемся к Дядюшке
Джо...
Короче, одно только присутствие этой девицы с успехом заменяет
добавочные гормоны. Но все это до поры. Тут и сомнений нет. Броун-Секар*,
Воронов* и прочие -- они шли по ложному пути. Думали, будто причиной
старения является понижение сексуальной активности. А на самом деле это
всего лишь один из симптомов. Старость берет начало где-то в другой области
и распространяется на все тело, включая и его половые функции. Гормональные
средства -- это только полумера, так, для бодрости. На время помогут, но от
старости не спасут.
Джереми подавил зевок.
Вот, например, продолжал Обиспо, почему некоторые животные могут
прожить гораздо дольше человека, не выказывая почти никаких признаков
старения? Где то в нашей биологической структуре заложена ошибка. Крокодилы
избежали этой ошибки; черепахи тоже. А еще этим могли бы похвалиться
некоторые виды рыб.
-- Гляньте-ка сюда, -- сказал он и, перейдя комнату, о дернул
занавеску; там, за стеклом, оказался большой, вделанный в стену аквариум.
Джереми тоже подошел и заглянул внутрь.
283
В зеленоватом подсвеченном полумраке висели две огромные рыбины -- они
почти соприкасались головами, но были неподвижны, лишь изредка подрагивал
плавник да ритмично раздувались жабры. В нескольких дюймах от их выпученных
глаз бежала вверх, к свету, бесконечная цепочка воздушных бусинок, вокруг
воду то и дело прочерчивало серебром -- это шныряли туда-сюда мелкие
рыбешки. Погруженные в оцепенелое блаженство, чудища ни на что не обращали
внимания.
Карпы, объяснил Обиспо; карпы из прудов одного замка во Франконии --
как называется замок, он забыл, но, в общем, где-то неподалеку от Бамберга.
Род обеднел; но карпы были фамильной ценностью, продавать их не хотели.
Чтобы украсть эту пару и вывезти ее из страны в специальном автомобиле с
резервуаром под задним сиденьем, Джо Стойту пришлось выложить кругленькую
сумму. Они весят по шестьдесят фунтов; больше четырех футов длиной; а кольца
у них на хвосте помечены 1761 годом.
-- Начало моего периода, -- с внезапным интересом промямлил Джереми. В
1761-м вышел "Фингал". Сопоставление карпов и Оссиана, карпов и любимого
поэта Наполеона, карпов и первых намеков на "кельтские сумерки"* показалось
ему чрезвычайно любопытным. Какая прекрасная тема для очередного маленького
эссе! Двадцать страниц эрудированной бессмыслицы -- богохульства в зарослях
лаванды, -- изысканной, озорной ученой непочтительности к знаменитым или
безвестным мертвецам.
Но Обиспо не дал ему додумать. Он вновь принялся неутомимо нахлестывать
своего конька. Вот они перед нами, произнес он, указывая на гигантских рыб;
их возраст близок к двумстам годам; они абсолютно здоровы; признаки старения
отсутствуют; не видно причины, почему бы им не прожить еще лет этак
триста-четыреста. Вот они; а вот вы. Он обвиняюще повернулся к Джереми. Вот
вы; человек всего-навсего средних лет, но уже
284
лысый, уже развились дальнозоркость и одышка; зубы уже плохонькие; не
способны к длительной физической нагрузке; хронические запоры (что, разве я
не прав?); намять у вас уже не та, что прежде; желудок пошаливает; потенция
идет на спад -- если, конечно, уже не исчезла навеки.
Джереми вымученно улыбался и с каждым новым пунктом согласно кивал,
пытаясь изобразить полное удовлетворение. Внутри же его жгла смесь горечи,
вызнанной этим чересчур верным диагнозом, и раздражения против диагноста,
слишком уж безжалостного в своей научной отрешенности. С шутливым
самоуничижением говорить о собственной надвигающейся старости было совсем не
то, что слышать беспардонные высказывания на эту тему от человека, которого
вы интересуете только благодаря вашему отличию от какой-то дурацкой рыбы.
Однако он по-прежнему кивал и улыбался.
Вот вы, повторил Обиспо в заключение диагноза, и вот карпы. Почему вам
не удается решать свои физиологические проблемы столь же успешно? Где, как,
почему совершили вы промах, из-за которого уже лишились зубов и волос и
который довольно скоро и вовсе сведет вас в могилу?
Эти вопросы поставил старина Мечников -- и сам же смело попытался на
них ответить. Выяснилось, что все его ответы неверны: фагоцитоза* не
возникает; кишечная автоинтоксикация не является единственной причиной
старения; нейронофаги* оказались мифическими чудовищами; употребление
кислого молока не ведет к заметному продлению жизни; а вот удаление толстого
кишечника заметно ее сокращает. Посмеиваясь, он вспомнил операции, на
которые незадолго до войны была такая мода. Старички и старушки вырезали
себе толстые кишки и в результате начинали, словно канарейки, испражняться
каждые несколько минут! И проку от этого, разумеется, не было никакого --
операция,
285
благодаря которой они надеялись дожить до ста лет,
сводила их в могилу всего через год-другой. Обиспо
откинул назад прилизанную голову и вновь разразился
металлическим смехом -- это была его обычная реак
ция на любое упоминание о человеческой глупости,
виновной в каких-либо несчастьях. Бедный старикаш
ка Мечников, продолжал он, утирая слезы, выступив
шие у него на глазах от этого бурного веселья. Все вре
мя попадал пальцем в небо. И, однако же, он наверняка
подошел к истине ближе, чем думают. Да, предположе
ние, что корень зла таится в кишечном стазе и авто
интоксикации, было ошибочным. Но что искать надо
где-то там, в кишках, -- это, пожалуй, верно. Где-то в
кишках, повторил Обиспо, и больше того, он думает,
