важны.
Мне вдруг подумалось, что в последнее время всегда находится кто-то,
кто подсовывает мне неприятные факты и заставляет их признавать, тогда как
обыкновенные люди всю жизнь занимаются тем, что обходят неприятности,
избегают их. По зубам ли мне такое задание? Могу ли я отказаться от него?
Как мне показалось, мастер Питер дал понять, что убийц набирают из
добровольцев, а если я откажусь, легко ли мне будет сознавать, что кто-то
другой должен исполнять самую тяжелую работу, а я хочу остаться
чистеньким?
Мастер Питер был прав: человек, который покупает мясо, не имеет права
смеяться над мясником - он кровный брат мяснику... Сколько есть людей,
которые ратуют за смертную казнь, но они ужаснутся, если им самим
предложат ее совершить. А разве мало тех, кто выступает за войну, но сам
дезертирует, потому что боится быть убитым.
Левая рука должна знать, что делает правая! А сердце ответственно за
действия обеих рук. И я ответил:
- Мастер Питер. Я готов служить... служить в том качестве, в котором
братья решат меня использовать.
- Молодец. - Питер чуть расслабился и продолжал. - Между нами,
признаюсь тебе, что работу убийцы я предлагаю каждому новому добровольцу,
когда я не уверен, понимает ли он, что мы собрались не для того, чтобы
играть в пинг-понг, но ради великого дела, которому каждый из нас должен
отдать себя целиком без всяких условий - он должен быть готов ради дела
расстаться со своим имуществом, своей честью и своей жизнью. У нас нет
места для тех, кто умеет отдавать приказания, но отказывается чистить
нужники.
Счастливое облегчение овладело мною:
- Значит, вы не всерьез предлагали мне работу убийцы?
- Обычно я не предлагаю серьезно эту работу новобранцам. Уж очень
мало на свете людей, пригодных для этого. Но, честно говоря, в твоем
случае я был совершенно серьезен, потому что мы уже знаем: ты обладаешь
редчайшими качествами.
Я постарался сообразить, что во мне редчайшего и особенного, но не
смог.
- Простите?
- В конце концов тебя на этой работе обязательно поймают. Каждый наш
убийца успевает выполнить в среднем три с половиной задания. Это неплохой
показатель, но нам желательно его повысить, хотя подходящие исполнители
встречаются очень редко. В вашем случае мы уже знаем: когда они вас
поймают и начнут допрашивать, им от вас ничего не добиться.
Видно, мои чувства отразились на физиономии. Опять допрос? Я до сих
пор не слышу на одно ухо.
Мастер Питер сказал мягко:
- Разумеется, вам не придется снова пережить все это. Мы всегда
предохраняем убийц. Мы делаем так, что им легко покончить с собой. Так что
не волнуйтесь.
Поверьте мне, что после воспоминания о допросе мысль о самоубийстве
была для меня облегчением.
- А как это делается? - спросил я.
- Для этого есть дюжина различных способов. Наши врачи могут
заминировать вас так, что вы будете способны покончить с собой усилием
воли. Конечно, есть и другие способы - цианистый калий в дырке зуба,
например. Но к этому они уже привыкли и обычно сперва затыкают рот
тряпкой, так что вам капсулу не надкусить. Но мы и тут нашли способ. - Он
широко развел руки, завел их за спину. - Если я заведу руки за спину, чего
в нормальных условиях человек никогда не делает, лопнет миниатюрная
капсула, вшитая между лопатками. В то же время вы можете стучать меня по
спине хоть весь день и ничего со мной не случится.
- А вы сам были... убийцей?
- Нет. Да и как я могу им быть, если у меня совсем другая работа? Но
все мы, кто занимает в организации ответственные посты, обязательно
заминированы. По крайней мере мы не выдадим то, что знаем. К тому же я
ношу бомбу в брюхе, - он похлопал себя по животу. - Если эта бомба
взорвется, то погибнут все, кто окажется со мной в комнате.
- Мне бы такую бомбу на том допросе! - воскликнул я.
- Не сглазьте! Тебе же сказочно повезло. Но если понадобится мина, мы
ее тебе подложим.
Он поднялся.
- А пока не думайте о моем предложении. Вас еще должна исследовать
группа психологов. А они придирчивые ребята.
Несмотря на его последние слова, я немало думал о его предложении.
Правда, со временем уже не с таким содроганием.
Вскоре мне разрешили вставать и давали нетрудные поручения. В течение
нескольких дней я считывал гранки "Иконоборца" - осторожной, слегка
критичной, взывающей к реформам сверху газете. Это была газета типа "Да,
но..." - внешне беспредельно преданная Пророку и в то же время призванная
вызывать сомнения и заставлять задуматься даже самых нетерпимых и
прямолинейных из его приверженцев. Значение ее заключалось не в том, что в
ней говорится, а в том, как. Ее номера мне приходилось видеть даже во
дворце.
Познакомился я немного также с нашим подземным штабом в Новом
Иерусалиме. Сам универмаг принадлежал нашему человеку и был очень важным
средством сообщения с внешним миром. Полки магазина кормили и одевали нас,
через систему связи универмага мы не только сообщались с другими частями
города, но и могли иногда организовывать международную связь, если нам
удавалось зашифровать послание так, чтобы оно не вызвало подозрения у
цензуры. Грузовики универмага помогали перевозить людей. Я узнал, что
именно так начала свой пусть в Мексику Юдифь, - в ящике, на котором было
написано "резиновая обувь". Коммерческие операции магазина служили хорошим
прикрытием для наших широких связей.
Успешная революция - огромное дело, нельзя забывать об этом. В
современном сложном индустриальном обществе кучка заговорщиков, которые
шепчутся за углом и собираются при свече на покинутых руинах, не сделает
революции. Революции нужны множество людей, запасы современной техники и
современного оружия. И чтобы управлять всем этим, необходимы конспирация,
преданность делу и тщательно продуманная организация.
Я работал, но, пока не получил назначения, у меня оставалось много
свободного времени. Нашлось время и заглянуть в библиотеку; я прочитал и
про Томаса Пейна и про Патрика Генри [Генри Патрик (1736-1799) -
американский общественный деятель, идеолог и активный участник войны за
независимость Северной Америки], и про Томаса Джефферсона [Джефферсон
Томас (1743-1826) - американский просветитель, идеолог войны Северной
Америки за независимость, президент США в 1801-1809 гг.; автор Декларации
Независимости США], и про других. Для меня открылся новый мир. Сначала мне
было даже трудно поверить в то, что я прочел. Я думаю: из всего, что
полицейское государство делает со своими гражданами, самое пагубное и
непростительное - это искажение исторического прошлого.
Например, я узнал: оказывается, перед приходом первого Пророка
Соединенные Штаты управлялись не шайкой сатаны. Я не хочу сказать, будто
их государство было раем из проповедей, но оно не было и тем, чему меня
учили в школе. Впервые в жизни я читал книги, непрошедшие цензуру Пророка,
и они потрясли меня. Иногда я даже невольно оборачивался, боясь самого
себя, ожидая, что кто-то обязательно должен следить за мной, смотреть мне
через плечо.
Голова моя была забита новыми идеями, каждая из которых была
интереснее предыдущей. Я узнал, что межпланетные путешествия, почти миф в
мое время, прекратились не потому, что Первый Пророк запретил их, как
противные господу; они прекратились потому, что правительство Пророка
привело страну в упадок и не смогло их финансировать. Я узнал даже, что
"безмозглые" (я использовал мысленно привычное слово для определения
иностранцев) посылали в космос корабли и люди уже покорили Марс и Венеру.
Я был так этим взволнован, что даже забыл о нашем положении. Если бы
меня не выбрали в ангелы господа, я, наверное, стал бы работать в области
ракетостроения. Я любил такие вещи, которые требовали быстрых рефлексов,
совмещенных со знанием математики и механики. Может быть, со временем
Соединенные Штаты снова будут иметь космические корабли. Может быть, я...
Но эта мысль была заглушена сотнями других. Например, иностранными
газетами. Я даже и не подозревал раньше, что "безмозглые" умеют читать и
писать. Лондонская "Таймс" оказалась увлекательнейшей газетой. До меня
понемногу дошло, что англичане не едят человеческого мяса и даже, может
быть, никогда и не ели. Оказалось, они очень похожи на нас, если не
считать, что им было до безобразия много разрешено; я даже видел письма
читателей, в которых они осмеливались критиковать правительство. Больше
того, в той же газете было напечатано письмо, в котором местный епископ
укорял своих прихожан за то, что они редко ходят в церковь. Я не могу даже
сказать, какое из писем потрясло меня больше. Однако не было никакого
сомнения: письма эти указывали, что в Англии воцарилась полная анархия.
Мастер Питер сообщил мне, что управление психологии не пропустило
меня в убийцы. С одной стороны, я почувствовал громадное облегчение. С
другой - глубоко оскорбился. Чем же я им не подошел? Почему мне не
доверяют. Я ощутил унижение.
- Не переживай, - сухо сказал ван Эйк. - Они ввели в компьютер твои
данные и проиграли на нем ситуацию, в которой ты должен выполнить задание.
И обнаружили, что все шансы за то, что тебя поймают в первый же раз. А мы
не хотим, чтобы наши люди погибали так быстро.
- А что же теперь?
- Я тебя отправляю в Главный штаб.
- Главный штаб? А где это?
- Узнаешь, когда попадешь туда. А сейчас направляйся к метаморфисту.
Доктор Мюллер был специалист по пластическим операциям. Я спросил
его, что он будет со мной делать.
- Не знаю, пока не выясню, что вы собой представляете.
Он меня всего обмерил вдоль и поперек, записал голос, проанализировал
походку и проверил все мои психические данные.
- Теперь отыщем вам брата-близнеца.
Я наблюдал, как мою карточку сравнивали с десятками тысяч других, и
принялся уже подозревать, что я - личность совершенно уникальная, не
напоминающая никого на свете, когда почти сразу из аппарата выпало две
карточки. А прежде чем машина закончила работу, на столе перед доктором
лежало уже пять карт.
- Неплохой набор, - произнес доктор Мюллер, разглядывая их. - Один
синтетический, два живых, один мертвец и одна женщина. Ну, женщину мы
отложим в сторону, но запомним для себя, что на свете есть женщина,
которую вы могли бы прилично имитировать.
- А что такое синтетический? - спросил я.
- Это личность, тщательно составленная из поддельных документов и
придуманного происхождения. Сделать синтетического - задача сложная и
рискованная, приходится вносить изменения в государственные архивы. Я не
хотел бы пользоваться придуманной личностью, потому что тут не учтешь
мелких деталей, которые могут оказаться жизненно важными. Я предпочел бы
дать облик и данные живущего человека.
- А почему вы все-таки создаете синтетические личности?
- Иногда приходится. Например, надо срочно вывезти беглеца, и под
рукой нет никого, чью личность мы могли бы ему передать. Поэтому у нас
постоянно в запасе широкий выбор синтетиков. Посмотрим теперь, кто эти
живые?
- Минутку, доктор, - перебил его я. - А почему вы сохраняете карточки
умерших людей?
- А это те, кто формально считается живым. Когда кто-нибудь из наших
умирает и представляется возможность скрыть это от властей, мы сохраняем
его данные, чтобы ими мог воспользоваться наш агент. Да, вы поете?
- Неважно.
- Тогда этот отпадает. Он - баритон. Я могу многое в вас изменить, но
не смогу научить вас профессионально петь. А не хотелось бы вам стать
