Я знал, чего хочу для нас с Юдифью. Маленькую ферму, вроде той, на
которой я родился. Свиньи, цыплята, босые ребятишки с веселыми измазанными
физиономиями и улыбка Юдифи при виде меня, возвращающегося с поля. Она
вытирает полотенцем пот со лба, чтобы я мог поцеловать ее... И никакой
церкви, никаких пророков, кроме, может быть, воскресной службы в соседней
деревне.
Но этого быть не могло, никогда не могло быть. Я выкинул видение из
головы.
- Зеб, - продолжал я. Ты с самого начала говорил неправду. В каждой
комнате дворца есть Глаз и Ухо. И если я даже найду их и постараюсь
обрезать провода, через три минуты в дверь ворвутся офицеры безопасности.
- Ну и что? Правильно, в каждой комнате есть Уши и Глаза. А ты не
обращай на них внимания.
У меня отвалилась челюсть.
- Не обращай внимания, - продолжал он. - Пойми, Джон, небольшие
грешки не есть угроза Церкви - опасны не они, а измена и ересь. Все будет
отмечено и подшито к твоему личному делу. А если ты попадешься
когда-нибудь на чем-то более серьезном, то тебе пришьют именно эти грешки
вместо настоящего обвинения. Они очень любят вписывать в личные дела
именно такие грешки. Это укрепляет безопасность. Я даже думаю, что к тебе
они присматриваются с подозрением. Ты слишком безупречен. А такие люди
опасны. Может быть, поэтому тебя и не допускают к высшему учению.
Я попытался распутать у себя в голове эти цели и контрцели, но
сдался.
- Все это не имеет отношения, - сказал я, - ни ко мне, ни к Юдифи. Но
я теперь понял, что мне надо делать. Я должен ее отсюда увезти.
- Да... Довольно смелое заявление.
- Я должен это сделать.
- Хорошо... Я хотел бы тебе помочь. Я думаю, что смогу передать ей
записку.
Я схватил его за руку.
- В самом деле?
Он вздохнул.
- Я хотел бы, чтобы ты не спешил. Но вряд ли это реально, если
учесть, что за романтическая каша у тебя в голове. Риск велик именно
сейчас, потому что она вызвала немилость Пророка. Ты будешь представлять
собой нелепое зрелище на суде военного трибунала.
- Я готов пойти и на это.
Он не сказал мне, что сам шел на такой же риск, если не на больший.
Он просто заметил:
- Хорошо, какое же будет послание?
Я подумал с минуту. Послание должно быть короткое.
- Передай ей, что легат, который говорил с ней в ночь, когда она
вытянула жребий, очень беспокоится.
- Еще что-нибудь?
- Да. Скажи, что я - в ее распоряжении.
Сейчас это кажется наивным. Но тогда я чувствовал именно так. Я
именно так и думал.
Во время обеда на следующий день я обнаружил в своей салфетке клочок
бумаги. Я быстро кончил обед и выскочил наружу, чтобы прочесть записку.
"Мне нужна Ваша помощь, - гласила записка, - и я очень Вам
благодарна. Можете ли Вы встретить меня сегодня вечером?"
Записка была без подписи и была напечатана на обычной магнитомашинке,
которыми пользовались во дворце. Когда Зеб вернулся в комнату, я показал
ему записку, он взглянул на нее и сказал равнодушно:
- Пойдем, подышим свежим воздухом. Я обожрался, спать хочется.
Как только мы вышли на открытую террасу и очутились вне досягаемости
Глаз и Ушей, он выругал меня негромко, но зло:
- Из тебя никогда не получится конспиратор. Половина столовой видела,
что ты нашел что-то в своей салфетке. Так какого же черта ты выскочил как
ошпаренный? Потом, как будто нарочно, ты суешь эту записку мне. Я не
сомневаюсь, что Глаз зафиксировал ее. Интересно, где ты был, когда Господь
Бог распределял людям мозги?
Я пытался протестовать, но он оборвал меня:
- Забудь об этом. Я понимаю, что ты не желал сунуть обе наши шеи в
петлю, но учти, что добрые намерения не принимаются во внимание
трибуналом: первое условие любой интриги - вести себя естественно. Ты
представить не можешь, как много дает опытному психоаналисту малейшее
отступление от норм поведения. Надо было сидеть в столовой как всегда,
покрутиться там после обеда и спокойно обождать того момента, когда
сможешь прочесть записку в безопасности. Ладно. Где она теперь?
- В кармане мундира, - ответил я виновато. - Не волнуйся, я ее сжую и
проглочу.
- Не так сразу. Погоди. - Зеб исчез и вернулся через несколько минут.
- У меня есть клочок бумаги такого же размера и цвета, как твоя
записка. Сейчас я тебе его осторожно передам. Обмени их и затем съешь
настоящую записку, но смотри, чтобы никто этого не заметил.
- Хорошо, а что на твоем кусочке бумаги?
- Заметки, как выигрывать в кости.
- Да, но это ведь тоже запрещено.
- Конечно, дурья твоя башка. Если они тебя застукают на азартной
игре, они не подумают, что у тебя есть грехи потяжелее. В худшем случае
начальник прочтет тебе нотацию и даст наряд вне очереди. Запомни на
будущее, Джон: если тебя в чем-то заподозрили, постарайся сделать так,
чтобы факты указывали на меньший проступок. Никогда не пытайся изображать
из себя невинного ягненка.
Я думаю, Зеб был прав: мой мундир был обыскан и записка
сфотографирована сразу после того, как я переоделся к смотру. Еще через
полчаса я был вызван в кабинет к начальнику. Он попросил меня обратить
внимание на то, не играют ли младшие офицеры в азартные игры. Это грех,
сказал он, и ему не хотелось бы, чтобы его подчиненные в этот грех
впадали. На прощание он похлопал меня по плечу.
- Ты хороший парень, Джон Лайл, - сказал он. - Прислушайся к доброму
совету. Понял?
В ту ночь мы стояли с Зебом у южного портала дворца. Юдифь не
появлялась, и я волновался, как кот в незнакомом доме, несмотря на то, что
Зеб пытался урезонить меня. Наконец во внутреннем коридоре послышались
легкие шаги и в дверях появилась чья-то тень. Зеб приказал мне знаком
остаться на посту и сам подошел к порталу. Он вернулся почти сразу и
поманил меня, прижимая палец к губам. Весь дрожа, я подошел. Это оказалась
не Юдифь, а незнакомая мне женщина. Я открыл рот, чтобы сказать об этом,
но Зеб прижал мне к лицу ладонь.
Женщина взяла меня за руку и повела по коридору. Я оглянулся и увидел
силуэт Зеба, оставшегося на посту, чтобы прикрывать тыл. Женщина
остановилась и толкнула меня к темному алькову, затем вынула из складок
плаща маленький предмет со светящимся циферблатом. Я решил, что это,
наверное, металлоискатель. Она провела им по воздуху, выключила и
спрятала.
- Можете говорить, - сказала она тихо. - Здесь безопасно.
И она растворилась в темноте.
Я почувствовал слабое прикосновение к рукаву.
- Юдифь, - прошептал я.
- Да, - ответила она так тихо, что я с трудом услышал.
Тут же она очутилась в моих объятиях. Она сдавленно вскрикнула, и ее
руки обвили мою шею, и я ощутил ее дыхание на своем лице. Мы поцеловались
неловко, но горячо.
Никого не касается, о чем мы говорили тогда, да я и не смог бы
рассказать по порядку, о чем. Называйте наше поведение романтической
белибердой, если вам так хочется, называйте щенячьими нежностями. Но разве
щенятам не бывает также больно, как взрослым собакам? Называйте это как
хотите, но в эти минуты мы были одержимы безумием более драгоценным, чем
рубины и золото, более желанным, чем разумная трезвость. И если вы этого
никогда в жизни не испытывали, мне остается вас только пожалеть.
Наконец мы пришли в себя и смогли разговаривать разумно... Она
принялась рассказывать мне о той ночи, когда она вытащила жребий и
заплакала. Я сказал ей:
- Не надо, дорогая. Не надо мне говорить об этом. Я все знаю.
- Но ты не знаешь. Ты не можешь знать... Я... Он...
Я обнял ее.
- Прекрати, прекрати сейчас же. Не надо больше слез. Я все знаю. И я
знаю, что тебе грозит... в случае, если мы тебя не выведем отсюда. Так что
теперь мы не имеем права плакать, мы должны найти выход.
Она молчала. Молчала, как мне показалось, очень долго. И потом
медленно сказала:
- Ты хочешь сказать, что я должна убежать? Я думала об этом. Боже
милостивый, как я мечтала об этом! Но как убежать?
- Я не знаю. Пока не знаю. Но мы придумаем. Надо придумать.
Мы обсудили все возможности. Канада была всего в трехстах милях от
Нового Иерусалима, и местность к северу от Нью-Йорка Юдифи была знакома.
По правде говоря, это была единственная область, которая ей была знакома.
Но граница там закрыта и охраняется куда строже, чем в других местах, -
там и патрульные суда, и радарные стены на воде, колючая проволока,
пограничники на земле... и служебные собаки. Я проходил тренировку с
такими собаками и не пожелал бы злейшему врагу встретиться с ними.
Мексика была безнадежно далека. Если бы Юдифь отправилась на юг, ее
поймали бы в двадцать четыре часа. Никто не дал бы убежища сбежавшей
девственнице. По закону общей вины любой такой доброжелатель совершил бы
этим то же преступление, как и укрытый им беглец, а потому погиб бы той же
смертью, как и человек, которого он спрятал. Путь на север был, по крайней
мере, короче, хотя значил б те же ночные переходы, поиски укромных убежищ
днем и голод. В Элбени жила тетка Юдифи: Юдифь была уверена, что та укроет
ее, пока не удастся придумать способа перейти границу.
- Она найдет нам безопасное место. Я уверена в этом, - сказала Юдифь.
- Нам? - должно быть, вопрос мой прозвучал глупо. До тех пор, пока
она не сказала этого, мне и в голову не приходило, что нам придется бежать
вместе.
- Ты хочешь послать меня одну?
- Ну... Я просто не подумал о другом.
- Нет!
- Но послушай, Юдифь, самое важное, самое срочное сейчас - это
вызволить тебя. Двоих людей, путешествующих вместе, значительно легче
заметить и задержать, чем одну девушку. Нет никакого смысла...
- Нет. Я не пойду.
Я все еще не мог понять, что если ты сказал "a", то должен сказать и
"б". И если я уговариваю ее покинуть службу, то становлюсь таким же
дезертиром, как и она. Наконец я сказал:
- Ну хорошо. Главное убежать тебе. Ты доберешься до тетки и будешь
ждать меня там.
- Без тебя я никуда не уйду.
- Но это же необходимо! Ведь Пророк...
- Лучше это, чем потерять тебя сейчас.
Я тогда не понимал женщин. Я их и сейчас не понимаю. Две минуты назад
она спокойно рассуждала о том, что лучше рисковать жизнью, чем отдать свое
тело в руки Пророка. Теперь она так же спокойно предпочитает сделать это,
нежели решиться на временную разлуку со мной. Я не понимаю женщин. Порой я
даже подозреваю, что у них ровным счетом нет никакой логики. Я сказал:
- Послушай, дорогая. Мы еще даже не придумали, как нам выбраться из
дворца. Вернее всего, нам будет абсолютно невозможно уйти отсюда вместе.
Разве ты не понимаешь?
Она ответила упрямо:
- Может быть, и так. Но мне это не нравится. Ну, хорошо, а как отсюда
можно выбраться? И когда?
Я вынужден был признаться снова, что не знаю. Нужно было
посоветоваться с Зебом.
Тогда Юдифь предложила:
- Джон, ты знаешь девственницу, которая привела тебя сюда? Нет? Это
сестра Магдалина. Ей можно все рассказать, и она, возможно, захочет нам
помочь. Она очень умная.
Я принялся было выражать свои сомнения, но наш разговор был прерван
самой сестрой Магдалиной.
- Быстро! - шепнула она мне, заглянув в альков. - Назад, на пост.
Я выскочил и еле успел к обходу. Дежурный офицер обменялся
приветствиями со мной и Зебом и потом - вот старый дурак! - решил
поболтать. Он уселся на ступеньках портала и начал хвастливо рассказывать,
как на прошлой неделе победил в схватке на мечах. Я беспомощно старался
поддерживать беседу.
