- Сынок, ты начинаешь докучать мне.
- Прошу прощения, сэр. Разрешите откланяться?
- Заткнись и сядь на место. Мы же обедаем. Ты напомнил мне одного...
Знаешь, в Новой Бразилии жил один тип, который все скорбел по поводу
тамошнего обычая серийного двоеженства, однако старательно следил за тем,
чтобы одна из его жен была домохозяйкой, а другая красавицей, так что...
Айра, с помощью этой штуковины, которая нас слушает, можно собрать воедино
отдельные заявления и составить из них некий меморандум?
- Безусловно, сэр.
- Хорошо. Не важно, как этот хозяин поместья - Силва, да, по-моему,
его так и звали, дон Педро Силва - не важно, как он выкрутился из
положения. Хочу только заметить, что, когда ошибается компьютер, он с еще
большим упрямством, чем человек, цепляется за собственные ошибки. Если я
подумаю подольше, то, может быть, и сумею подыскать для тебя какие-нибудь
жемчужины мудрости. Точнее, стекляшки. И тогда не придется загружать
машину скучными историями о доне Педро и его женах. Значит, ключевое
слово...
- Мудрость?
- Иди и вымой рот с мылом.
- И не подумаю. Быть может, подойдет "здравый смысл", старейший?
- Это, сынок, понятие противоречивое. Смысл не может быть здравым.
Пусть будут "Заметки" - записная книжка, куда я могу занести все, что
запомнилось, все, что достойно упоминания.
- Отлично! Можно немедленно внести изменения в программу?
- Ты можешь сделать это отсюда? Я не хочу прерывать наш обед.
- Это очень гибкая машина, Лазарус. Она является частью той, с
помощью которой я правлю планетой... по мере моих слабых сил.
- В этом случае, я полагаю, что ты можешь завести в ее память
дополнительный контур, отзывающийся на ключевое слово. Возможно, я захочу
заново перебрать искрящиеся шедевры собственной мудрости - дело в том, что
универсальные положения лучше всего воспринимаются в форме, обращенной к
конкретному времени... Иначе зачем политикам писатели-невидимки?
- Писатели-невидимки? Признаюсь, мой классический английский
небезупречен: это выражение мне не знакомо.
- Айра, не надо рассказывать мне, что ты сам пишешь собственные речи.
- Лазарус, я не произношу речей. Никогда. Только отдаю приказы и
очень редко пишу отчеты, предназначенные для попечителей.
- Поздравляю. Но могу поспорить - на Счастливой писатели-невидимки
есть или вот-вот появятся.
- Сэр, я немедленно заведу этот контур. Дать латинский алфавит и
произношение двадцатого столетия? Вы будете диктовать на этом самом языке?
- Если только бедная невинная машина не переутомится. В противном
случае могу прочитать по фонетической записи.
- Сэр, это очень гибкая машина, она и научила меня говорить на этом
языке, а еще раньше - читать на нем.
- Хорошо, пусть будет так. Только распорядись, чтобы она не правила
мою грамматику. Хватит с меня и редакторов-людей. От машины я подобной
наглости не потерплю.
- Да, сэр. Минуточку... прошу прощения. - И, перейдя на новоримский
диалект галактического, исполняющий обязанности подозвал высокого техника.
Вспомогательное печатное устройство установили раньше, чем беседующие
успели допить кофе.
Устройство включили, и оно тут же зажужжало.
- В чем дело? - поинтересовался Лазарус. - Проверка?
- Нет, сэр, оно печатает. Я попробовал поэкспериментировать. В рамках
собственных программ машина обладает известной свободой суждений. Я
распорядился, чтобы она просмотрела сделанную запись и попыталась выбрать
все утверждения, схожие с афоризмами. Я не уверен, что она способна на
это, поскольку любое объяснение понятия "афоризм" - не знаю, какое в нес
заложено - волей-неволей окажется абстрактным. Но я надеюсь. Во всяком
случае ей твердо приказано: никаких исправлений.
- Хорошо. "Когда медведь вальсирует, удивительно то, что он танцует
вообще, а не насколько изящно он это делает". Это не я, не помню кто.
Цитата. Посмотрим, что получилось.
Везерел сделал знак рукой маленькому технику, тот торопливо подскочил
к машине и вручил каждому по листку.
Лазарус просмотрел свой.
- Ммм... да. Второе неверно - это пародия. Третье придется чуточку
переформулировать. Эй! А здесь она воткнула знак вопроса. Наглая железка -
я проверил справедливость этого утверждения за многие столетия до того,
как добыли руду, из которой ее изготовили. Хорошо хоть, что не влезла с
поправками. Не помню, чтобы я так говорит, но это тем не менее верно. Меня
чуть не убили, прежде чем я усвоил эту мысль. - Лазарус поднял глаза. -
Хорошо, сынок. Если тебе все это нужно - пользуйся. Раз я могу проверить и
внести поправки... Не стоит принимать мои слова за Евангелие, прежде чем я
выброшу оттуда всю чушь. А я способен это сделать не хуже всякого.
- Конечно, сэр. Без вашего одобрения ничто не войдет в анналы. Если
только вы не воспользуетесь этой кнопкой... тогда ваши неизданные заметки
придется править мне. Ничего больше мне не останется.
- Пытаешься подловить, так? Хм-м... Айра, что, если я предложу тебе
быть Шехерезадой наоборот?
- Не понимаю.
- Неужели Шехерезаду наконец забыли? И сэр Ричард Бартон трудился
напрасно?
- О нет, сэр! Я читал "Тысячу и одну ночь" в переводе Бартона. Сказки
эти пережили столетия, в новых пересказах они стали доступными и новым
поколениям, не утеряв, как я полагаю, обаяния. Просто я не понял вашего
предложения.
- Вижу. Ты сказал, что говорить со мной - для тебя самая важная из
обязанностей.
- Да.
- Интересно. Если ты действительно так считаешь, заходи ко мне каждый
день - поболтаем. Я не собираюсь затруднять себя беседой с самой умной из
машин.
- Лазарус, это не просто честь, я польщен предложением и готов
составлять компанию, пока вам не надоест.
- Посмотрим. Когда человек делает общее утверждение, он тем не менее
всегда имеет в виду некоторые ограничения. Каждый день, сынок, и весь
день. И чтобы приходил ты сам, а не заместитель. Приходи часа через два
после завтрака - и сиди, пока я тебя не отошлю. Но любой пропущенный
день... Хорошо, если будут неотложные дела, позвонишь, извинишься и
пришлешь хорошенькую девицу. Чтобы знала классический английский и еще -
чтобы была умна и умела не только слушать, потому что старому дураку
частенько охота поболтать с хорошенькой девушкой, которая хлопает
ресницами и восторгается. Если она угодит мне - я разрешу ей остаться. Или
же возмущусь настолько, что воспользуюсь кнопкой, которую ты обещал
установить. Конечно, я не стану совершать самоубийство в присутствии
гостей - это невежливо. Понял?
- Кажется, да, - медленно ответил Айра, - вы будете сразу Шехерезадой
и царем Шахрияром, а я... впрочем, не так: я буду организовывать всю эту
тысячу ночей, то есть дней. И если ошибусь - не рассчитывайте на это - вы
можете...
- Обойдемся без далеких аналогий, - посоветовал Лазарус. - Я просто
разоблачаю твой блеф. Если мои бредни нужны тебе, как ты утверждаешь,
значит, будешь сидеть рядом и слушать. Разок-другой можешь пропустить,
если девица и впрямь окажется хорошенькой и сумеет польстить моему
тщеславию - у меня его до сих пор в избытке - и все сойдет. Но, если ты
начнешь часто пропускать наши занятия, я пойму, что тебе скучно и
расторгну сделку. Держу пари, твое терпение истощится задолго до
наступления тысяча первого дня. Я-то, наоборот, умею терпеть подолгу, годы
и годы - в основном поэтому я еще жив. Но ты еще молод, и держу пари, что
я пересижу тебя.
- Согласен. Девушка - если мне действительно придется отсутствовать -
одна из моих дочерей. Она очень хорошенькая. Вы не против?
- Хмм. Ты как тот искандарианский работорговец, что продал
собственную мамашу. Зачем мне твоя дочь? Я пс намереваюсь жениться на ней,
в постели она мне тоже не нужна. Я просто хочу, чтобы мне льстили и
развлекали. Кстати, кто тебе сказал, что она хорошенькая? Если она
действительно твоя дочь, значит, должна быть похожа па своего отца.
- Не надо, Лазарус. Меня так легко не вывести из себя. Конечно, отцы
в таких вопросах необъективны, но я видел, какое впечатление она
производит на остальных. Она еще вполне молода, восьмидесяти не
исполнилось, и только один раз была замужем по контракту. Вы потребовали,
чтобы девица была симпатичной и говорила на вашем "молочном" языке. Такую
не сразу найдешь. Но моя дочь наделена и способностью к языкам. Более
того, она рвется повидаться с вами. Я могу отложить все срочные дела,
чтобы она получше освоила язык.
Лазарус ухмыльнулся и пожал плечами.
- Ну, как хочешь. Можешь сказать ей, чтобы не надевала пояс
невинности - у меня уже нет сил. Но пари я выиграю, быть может, даже не
увидев ее: ты скоро поймешь, какой перед тобой старый зануда. Я и теперь
остаюсь нудным типом, - таким же, как Вечный Жид... Я тебе не рассказывал,
как однажды с ним повстречался?
- Нет. Я в это не верю. Вечный Жид - это миф.
- Ну тебе, конечно, виднее, сынок. Я встречался с ним - это вполне
реальная личность. В семидесятом году после рождества Христова воевал с
римлянами во время осады Иерусалима. Потом участвовал во всех крестовых
походах - один из них даже организовывал. Рыжий, конечно - все природные
долгожители помечены клеймом Гильгамеша. Когда я встретил его, он носил
имя Сэнди Мак-Дугал, оно лучше подходило к его тогдашним занятиям,
варьировавшим от простого надувательства до шантажа. [Несмотря на
известную противоречивость данного отрывка, идиомы свойственны Северной
Америке двадцатого столетия. Они характеризуют определенные разновидности
финансового обмана. См. раздел "Обман", подраздел "Мошенничество" в "Новой
золотой ветви" Кришнамурти. Академпресс, Нью-Рим. (Дж.Ф.45-й.)] В
частности, он... Айра, если ты не веришь мне, зачем тебе записывать мои
воспоминания?
- Лазарус, если вы полагаете, что сможете мне до смерти надоесть, -
поправка, до вашей смерти - зачем тогда выдумывать сказочки для моего
развлечения? Невзирая на все ваши резоны, буду слушать внимательно и
долго, как царь Шахрияр. Возможно, компьютер мой записывает все, что вам
угодно сказать - без редакции, я гарантирую, - однако при этом он входит в
состав чувствительного детектора лжи, способного выделить все придуманные
вами побасенки. Видите ли, в том, что вы говорите, меня волнует не
историческая достоверность. Не сомневаюсь, что в любой придуманной вами
истории сами собой обнаружатся ваши оценки - жемчужины мудрости - чтобы вы
там ни говорили.
- "Жемчужины мудрости"! Молокосос, если ты еще раз произнесешь эти
слова - оставлю после уроков и велю мыть доску. А что касается компьютера
- то объясни ему, что среди всех моих историй верить следует именно самым
диким, поскольку они - чистейшая правда. Ни одному писателю не придумать
такой фантастической мешанины, происходящей в нашей безумной Вселенной.
- Она уже знает это, но я повторю предупреждение еще раз. Так вы
рассказали о Сэнди Мак-Дугале, о Вечном Жиде.
- В самом деле? Если он пользовался этим именем, значит, действие
происходило в двадцатом столетии в Ванкувере - было такое место в
Соединенных Штатах, где люди была настолько умны, что не платили налогов
Вашингтону. Сэнди орудовал в Нью-Йорке - городе, даже тогда славившемся
глупостью своих жителей. Я не буду приводить конкретных деталей его
мошенничества - это совратит твой аппарат. Будем считать, что Сэнди
пользовался самым древним принципом избавления глупца от денег: просто
выбирал приманку, на которую должна клюнуть его жертва. Ничего больше не
