запрещают даже спрашивать твое имя. В итоге мне остается звать тебя "той
высокой блондинкой, в чине старшего техника, которая...
- У меня еще хватит мороженого, чтобы залепить твою физиономию.
- ...разрешила мне называть себя именем Иштар и провела со мной семь
самых счастливых в моей жизни часов". И теперь они близятся к концу, а я
даже не знаю, позволишь ли ты мне сводить тебя завтра в Элизиум.
- Галахад, у меня никогда еще не было такого удивительного кавалера,
как ты. И тебе незачем уходить домой через семь часов. Кстати, Иштар - это
мое официальное имя. Но если ты еще раз упомянешь мой чин во внеслужебной
обстановке, тут же обзаведешься синяком - обещаю.
- Грубиянка. Я трепещу. Но все-таки мне следует уйти вовремя, чтобы
ты могла выспаться перед дежурством. Неужели тебя и в самом деле зовут
Иштар? Неужели я получил пять тузов, когда мы давали друг другу имена?
- Да и нет.
- Это ответ?
- У меня было прежде имя из тех, что приняты в Семье, но я его не
любила. Но вот данное тобой имя настолько восхитило меня, что, пока ты
спал, я обратилась в архивы и приняла новое имя. Теперь я Иштар.
Он уставился на нее.
- Правда?
- Не пугайся, дорогой. Я не стану тебя ловить, даже синяка не
поставлю. Дело в том, что я совершенно не домашний человек. Ты бы
удивился, если бы узнал, как давно у меня в последний раз был мужчина.
Можешь уйти, когда захочешь, - ведь ты обязался пробыть со мной лишь семь
часов. Но это не нужно. Завтрашнее дежурство мы оба пропускаем.
- Да? Почему... Иштар?
- Я позвонила и вызвала на завтра резервную бригаду. Надо было
сделать это пораньше, но ты так увлек меня, дорогой. Завтра старейшине мы
не нужны. Он крепко спит и не заметит, как день пройдет. Но я хочу
присутствовать при его пробуждении, поэтому изменила расписание дежурств и
на следующий день - возможно, нам придется задержаться на работе - все
будет зависеть от того, в каком состоянии он проснется. То есть мне
придется. Я не настаиваю на том, чтобы ты провел со мной две или три
смены.
- Раз ты можешь, значит, и я могу, Иштар. Кстати о твоем чине, о
котором ты запретила упоминать... На самом деле он у тебя еще выше. Так
ведь?
- Если и так - я ничего не подтверждаю. И запрещаю тебе даже думать
об этом. Если ты хочешь работать с этим клиентом.
- Фью! У тебя действительно острый язык. Разве я это заслужил?
- Галахад, дорогой, прости. Когда мы на дежурстве, я хочу, чтобы ты
думал только о клиенте, а не обо мне. Но после работы я Иштар - и ничего
более. У нас не будет другого такого случая. Работа может затянуться и
сделаться в высшей степени утомительной. Поэтому не стоит нам сердиться
друг на друга. Я просто хочу сказать, что у тебя - у нас обоих - до
дежурства еще больше тридцати часов. И если хочешь, я буду рада видеть
тебя здесь все это время. А хочешь - уходи, я улыбнусь тебе и не буду
жаловаться.
- Я говорил уже, что не хочу уходить. Я просто не хотел мешать тебе
спать...
- Не помешаешь.
- Час потребуется, чтобы найти свежий комплект сменной одежды,
одеться, пройти обеззараживание. Надо было бы прихватить все с собой, но я
же не знал...
- О, пусть будет полтора часа, я получила распоряжение. Старейшему не
нравятся защитные скафандры. Он хочет видеть, с кем имеет дело. Значит, мы
должны предусмотреть время на обеззараживание тела: дежурить придется в
обычной одежде.
- Иштар, а это разумно? Ведь мы можем чихнуть на него.
- Ты считаешь, что я распоряжаюсь? Этот приказ, дорогой мой, получен
непосредственно из дворца. Женщинам рекомендуется выглядеть привлекательно
и приодеться получше... придется подумать, какие из моих вещей могут
выдержать стерилизацию. И не думай, что тебе удастся чихнуть. Ты еще
никогда не проходил полное обеззараживание тела. Раздеваться догола не
придется - это оговорено. Когда бригада сделает все, что положено - не
чихнешь, даже если захочешь. Но старейшему об этом говорить нельзя. Он
должен думать, что мы, как пришли с улицы, так и работаем. Никаких
специальных предосторожностей.
- Как я могу ему это сказать? Ведь я не знаю языка, на котором он
разговаривает. У него пунктик насчет наготы?
- Не знаю. Просто довожу до твоего сведения приказ.
Он задумался.
- Вероятно, не пунктик. Все пунктики осложняют жизнь, это
элементарно. Ты говорила мне, что главная задача - вывести его из апатии и
что его скверный норов тебя порадовал, хотя и показался чрезмерным.
- Конечно, порадовал - он все-таки реагирует. Галахад, сейчас не об
этом надо думать. Мне нечего надеть, тебе придется помочь мне.
- Я как раз говорю о том, что тебе надеть. Я полагаю, что идея
принадлежала исполняющему обязанности, а не старейшему.
- Дорогой, я не читаю его мысли - просто исполняю его приказы. Я не
умею одеваться и никогда не умела. Как ты полагаешь, лабораторная униформа
подойдет? Она-то пройдет стерилизацию без всяких сложностей - и я в ней
очень даже ничего.
- А я, Иштар, стараюсь прочесть мысли исполняющего обязанности... по
крайней мере догадаться о его намерениях. Нет, лабораторная униформа не
подойдет. Если ты будешь в ней, станет ясно, что ты не только что пришла с
улицы. Если предположить, что синдром пунктика здесь ни при чем, в данной
ситуации одежда обладает одним лишь преимуществом перед наготой - она
создаст разнообразие. Контраст. Перемену. Поможет стряхнуть с него апатию.
Она поглядела на него задумчиво и с интересом.
- Галахад, до этой самой минуты я по собственному опыту всегда
полагала, что мужчина может разбираться лишь в том, как быстро освободить
женщину от одежды. По-моему, твою кандидатуру следует представить к
повышению.
- Я еще не готов, поскольку работаю в этой области меньше десяти лет.
Не сомневаюсь, что тебе это прекрасно известно. Давай-ка посмотрим твой
гардероб.
- А что ты собираешься надеть, дорогой?
- Это не важно. Старейший - мужчина, и все рассказы и мифы о нем
свидетельствуют, что он сохранил верность той примитивной культуре, в
которой родился. Сенсуально не полиморфной.
- Откуда тебе знать? Это выдумки, дорогой.
- Иштар, в любой выдумке есть доля истины, нужно лишь уметь найти ее.
Это догадка, но обоснованная - все-таки в этом вопросе я привык считать
себя знатоком. До реювенализации - пока ты не реювенализировала меня - я
проявлял гораздо большую активность.
- Какую же, дорогой?
- В другой раз. Я просто утверждаю, что моя одежда не имеет значения.
Подойдет и хитон, и куртка с шортами, юбочка-килт. Даже исподнее, которое
носят под изолирующим костюмом. О, я, конечно, надену что-нибудь
веселенькое и буду менять наряды каждое дежурство - но он будет глядеть на
тебя, а не на меня. Поэтому следует выбрать нечто такое, в чем ты ему
понравишься.
- А как об этом узнаешь ты, Галахад?
- Элементарно. Выберем такую одежду, в которой длинноногая блондинка
понравится мне.
Скудость гардероба Иштар удивила его. При всем своем опыте по женской
части ему еще не приходилось встречать женщину настолько лишенную
тщеславия, выражающегося в приобретении платьев. Задумчиво перебирая вещи,
он что-то пробормотал себе под нос, а потом стал напевать куплет песенки.
- Выходит, ты разговариваешь на его "молочном" языке? - спросила
Иштар.
- А? Что? Чьем? Старейшего? Нет, конечно. Но, полагаю, придется
выучить.
- Но ты же пел. Ту песенку, которую он всегда напевает.
- Ах это... "весь ломбар за углом..." У меня хорошая память. Но слов
я не понимаю. А что они значат?
- Не уверена, что в них есть смысл. Пока я таких слов в словаре не
видала. Я думаю, что это какой-то бессвязный стишок - успокаивающий, но
семантически не имеющий смысла.
- С другой стороны, в нем может быть ключ к психике старика. Ты не
пыталась задать вопрос компьютеру?
- Галахад, я не имею доступа к обслуживающему палату компьютеру.
Впрочем, сомневаюсь, чтобы кто-нибудь смог понять старейшего полностью.
Дорогой мой, он примитивен по сути своей - просто живое ископаемое.
- Но мне хотелось бы понять его. Этот язык... Он сложный?
- Очень. Иррациональный, запутанный, настолько перегруженный идиомами
и неоднозначностями, что иногда я ошибаюсь даже в тех словах, которые, как
мне кажется, уже знаю. Я бы хотела иметь твою память.
- Исполняющий обязанности, вроде бы, не испытывал никаких
затруднений.
- Я полагаю, что он обладает особыми способностями к языкам. Но если
ты собираешься начинать - у меня есть ознакомительная программа.
- Договорились! А это что? Вечернее платье?
- Это? Это вообще не одежда. Я купила покрывало на кушетку, а когда
принесла домой, обнаружила, что оно не подходит по цвету.
- Это платье. Встань и не шевелись.
- Только не щекочи!
ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ: I. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДЕЛА
Несмотря на то что говорил я старейшему, моему предку Лазарусу Лонгу,
правление Секундусом требует больших усилий. Но лишь в продумывании
политики и оценке трудов подчиненных. Кропотливая работа не для меня - я
предоставляю ее умелым администраторам. Но и тогда проблемы планеты,
заселенной миллиардом людей, вполне способны завалить человека делами -
даже если он намеревается править, затрачивая как можно меньше усилий. А
это значит, следует держать ухо востро и внимательно следить за
подчиненными, - чтобы не проявляли чрезмерной активности. Половину времени
мне приходится тратить на выявление чересчур инициативных чиновников, а
потом еще делать для них невозможным исполнение каких угодно общественных
обязанностей.
И уж после приходится исправлять содеянное ими и их подчиненными.
Я никогда не замечал, чтобы подобные действия приносили какой-либо
вред кому угодно, кроме этих паразитов, которым приходится теперь искать
другие способы избежать голодной смерти (пусть дохнут с голоду - так
лучше, но этого никогда не случается).
Важно вовремя подмочить все злокачественные новообразования и удалить
их, пока не разрослись. Чем более искусен исполняющий обязанности, тем
более выдающиеся образчики способен он обнаружить - но на это приходится
тратить много времени. Лесной пожар сумеет заметить всякий, попробуй-ка
унюхать первый дымок.
Поэтому на мою основную работу - обдумывание планов - времени
остается немного. И цель моего правления - творить добро, но удержаться от
зла. Сказать проще, чем сделать. Например, хотя предотвращение вооруженных
революций явно входит в мои обязанности по поддержанию порядка, я давно,
много лет назад, еще не зная слов Лазаруса, усомнился, правильно ли
ссылать потенциальных революционеров. Но симптом, пробудивший во мне
беспокойство, оказался настолько ничтожным, что я заметил его только через
десять лет.
За все эти десять лет на меня не было ни одного покушения.
И к тому времени, когда Лазарус Лонг возвратился умирать на Секундус,
этот тревожный признак не исчезал двадцать лет.
Зловещий знак - это я понял сразу. Если среди более миллиарда
жителей, в обществе удовлетворенном и однородном, за два десятилетия не
обнаруживается ни одного убийцы, это значит, что цивилизация смертельно
больна, невзирая на то что кажется здоровой. Наступила вторая половина
двадцатилетия, и подобным размышлениям я уделял все свободное время и все
время спрашивал себя: а как бы поступил в подобном случае Лазарус Лонг?
В общем, я знал, как он поступал - потому-то и задумал миграцию -
либо чтобы увести с планеты свой народ, либо чтобы убраться с нее самому,
