по своей структуре язык, "Метаязык".
А теперь посмотрим, что происходило в мире, пока я занималась
японским. В ноябре сорок восьмого президентом избран Паттон, сменивший
президента Баркли в январе сорок девятого.
Осакский мятеж вспыхнул в декабре сорок восьмого, между избранием
Паттона и его инаугурацией... Новый президент столкнулся с тем, что в
Дальневосточном доминионе, бывшей Японской империи, назрело открытое
сопротивление и тайное общество "Божественный Ветер" готово до
бесконечности менять десять японских жизней на жизнь одного американца.
В своей инаугурационной речи президент Паттон сообщил японцам и всему
миру, что подобный обмен нас больше не устраивает. Отныне за убийство
одного американца будет уничтожаться один синтоистский храм, и с каждым
инцидентом цена будет все выше.
18. ХОЛОСТАЯ ЖИЗНЬ
Не в моей компетенции судить, как следует управлять завоеванной
страной, поэтому воздержусь критиковать политику Паттона по отношению к
нашему Дальневосточному доминиону. Мой дорогой друг и муж Джубал Харшо
говорит, а история подтверждает, что в его параллели (код "Нейл
Армстронг") к побежденному применялась совсем другая политика - скорее
протекционистская, чем жесткая.
Но и та и другая тактика и в той и в другой параллели оказались
губительными для Соединенных Штатов.
С пятьдесят второго по восемьдесят второй мне ни разу не
представилось случая применить свое знание японского. Но двадцать четыре
века спустя, когда я перешла из клиники омоложения в Корпус Времени,
Джубал дал мне одно странное задание. Исход долгой и жестокой войны между
США и Японской империей оказывался гибельным для обеих сторон во всех
параллелях, контролируемых Ближним Кругом, - и в тех случаях, когда
"побеждали" США, и в тех, когда "побеждала" Япония - например, в седьмой
параллели, код "Фэйракрс", где император и рейхсфюрер поделили наш
континент вдоль по реке Миссисипи.
Математики Корпуса Времени под руководством Либби Лонга и в
сотрудничестве с банком компьютерных симуляторов во главе с Майкрофтом
Холмсом (компьютером, совершившим Лунную революцию в третьей параллели),
поставили себе задачу: нельзя ли преобразовать историю так, чтобы
американо-японская война 1941-1945 годов вообще не состоялась? И нельзя ли
в таком случае избежать постепенного разрушения планеты Земля, неизменного
следствия этой войны во всех известных параллелях времени?
Для решения этой задачи Корпусу требовались агенты, которых следовало
заслать в период до сорок первого года и в Японию, и в Штаты. Со Штатами
проблем не было: архивы Бундока изобиловали сведениями по американской
истории, языку и культуре двадцатого века; кроме того, многие обитатели
Терциуса ранее жили в Америке того периода: Лазарус Лонг, Морин Джонсон,
Джубал Харшо, Ричард Кэмпбелл, Хейзел Стоун, Зеб Картер, Хильда Мэй
Бэрроу, Дити Картер, Джейк Бэрроу - и прежде всего Анна, Неподкупная
Свидетельница. Анну, я знаю, послали - возможно, послали и кого-то из
других.
Однако обитатели Теллус Терциуса, знакомые с японским языком и
культурой двадцатого века, представляли большой дефицит. Были два человека
китайского происхождения. Донг Чжа и Марси Чой-Му, - внешне они походили
на японцев, но не знали ни их языка, ни культуры.
Я в японки не годилась - рыжие японки встречаются не чаще, чем мех на
рыбе, - зато умела говорить и писать по-японски, не в совершенстве, но как
изучавшая язык иностранка. Поэтому приняли компромиссное решение: я
отправлюсь в Японию как туристка - необыкновенная туристка, взявшая на
себя труд выучить язык, обычаи и историю Ниппона перед тем, как ехать
туда.
Турист, который не поленился всем этим заняться, всегда желанный
гость в той стране, куда он совершает путешествие, если к тому же
соблюдает местный этикет. Хотелось бы пожелать, чтобы все это знал каждый
турист, но на деле подобные знания достаются трудно и стоят слишком много
времени и денег. У меня просто талант к иностранным языкам и мне нравится
их учить. К семидесяти годам я, кроме родного, знала четыре современных
языка.
Остается еще около тысячи языков, которые я не знаю, и около трех
биллионов человек, с которыми у меня нет общего языка. Выучить их все -
непосильный танталов труд.
Но на роль безобидной туристки, изучающей Японию в годы перед великой
войной сорок первого - сорок пятого годов, я вполне годилась. И меня
высадили в Макао, где взятка - норма жизни и за деньги можно сделать все.
При себе у меня были крупные суммы и три самых настоящих паспорта: по
одному я была канадкой, по другому американкой, по третьему англичанкой.
На пароме я переправилась в Гонконг - гораздо менее продажный город,
но деньги очень уважали и там. К тому времени я узнала, что на англичан и
американцев на Дальнем Востоке смотрят косо, но к канадцам пока особой
вражды не питают, и выбрала паспорт, согласно которому родилась в
Британской Колумбии и проживала в Ванкувере. А потом отплыла на
голландском теплоходе "Руис" из Гонконга в Иокогаму.
Целый год, с тридцать седьмого по тридцать восьмой, я провела в
чудесных скитаниях по Японии - ночевала в местных гостиницах, кормила
крошечных оленей в Наре, затаивала дыхание, глядя на Фудзи-сан на
рассвете, плавала по Внутреннему Морю на игрушечном пароходике - словом,
наслаждалась красотами одной из прекраснейших стран мира и одной из
прекраснейших культур истории, а заодно собирала сведения, записывая их на
вмонтированный в тело, управляемый моим голосом диктофон, почти такой же,
как сейчас.
В мой организм было вживлено еще и сигнальное устройство - имеется
оно и сейчас, и если меня до сих пор не нашли, значит, штабу Корпуса не
известно, на какой планете я нахожусь - датчики сразу выследили бы агента,
не вышедшего на связь, если бы он прибыл на место назначения.
Не будем о грустном, поговорим лучше о хорошем. За год своего
пребывания в Японии я не раз слышала еще об одной рыжеволосой англичанке
(канадке, американке), которая путешествует по империи, изучая японские
сады. Она говорит по-японски и как будто похожа на меня - хотя это еще
ничего не значило: белые для японцев все на одно лицо, вот только рыжие
волосы черта приметная, а знание японского тем более.
Возможно, меня послали (пошлют) в довоенную Японию еще раз? Или это
петля времени, в которой я встречаюсь сама с собой? Парадоксами меня не
удивишь - для агента Времени это вещь привычная. Тридцать седьмой год,
например, я проживала повторно - впервые я прожила его в Канзас-Сити, за
исключением двух недель после рождения Присциллы и адвокатских экзаменов
Брайана: мы отметили оба этих события поездкой в каньоны Юты - Брайс,
Сидар Брикс, Норт Рим.
Если я оказалась в том же году в третий раз, значит, тот визит в
Японию у меня еще впереди - стало быть, Пиксель донес мою весточку и меня
спасут. Никаких парадоксов во времени нет - все мнимые парадоксы можно
распутать.
Но слишком уж тонка эта последняя соломинка, за которую я цепляюсь.
Тот вторник, пятое августа 1952 года во второй параллели времени
начался для Морин печально - впервые в жизни одна, и впереди нудная
работа: убрать наш старый фермерский дом, закрыть его и продать. Но тот
день нес с собой и некоторую радость. Мое замужество кончилось, когда мой
муж развелся со мной, вдовство же кончилось, когда Сьюзен вышла замуж; с
этого дня начиналась моя холостая жизнь.
Какая разница между вдовством и холостой жизнью? Взгляните на это с
исторической точки зрения. Когда я выходила замуж в конце девятнадцатого
века, женщины представляли собой граждан второго сорта, и все считали, что
так и должно быть. В большинстве штатов женщины не имели права голоса, не
имели права подписывать контракты, владеть недвижимостью, заседать в суде
присяжных и заниматься прочей гражданской деятельностью без согласия
мужчины; отца, мужа или старшего сына. Большинство профессий, ремесел и
занятий для женщин было заказано. Женщина-адвокат, женщина-врач,
женщина-инженер представляли собой такое же диво, как танцующий медведь.
"Диво не в том, что медведь танцует вальс хорошо, а в том, что он
вообще его танцует". Эти слова, кажется, принадлежат доктору Сэмюэлу
Джонсону [английский писатель и лексикограф XVIII века, автор множества
афоризмов], который считал женщин существами даже третьего порядка, ставя
их ниже шотландцев и американцев, которых крайне презирал.
В двадцатом веке положение женщин стало медленно поправляться. К
восемьдесят второму году почти все законы, устанавливающие неравноправие,
были отменены.
Но оставались обычаи - укоренившиеся, не менее твердые, чем законы, и
не подлежащие отмене. Вот вам пример.
Летом сорокового года, когда мы жили на Вудлоун-авеню в Чикаго, две
недели во время национального демократического съезда нас особенно
осаждали гости. Попечитель Фонда, Руфус Бриггс, однажды сказал мне во
время завтрака:
- Я оставил свои рубашки на балконе, где спал. Они мне понадобятся
через сутки, и скажите, чтобы слегка накрахмалили воротнички - больше
ничего крахмалить не надо.
- Скажите сами, - отрезала я, находясь не в слишком благодушном
настроении. До поздней ночи я устраивала постели для новоприбывших,
включая и самого Бриггса (он был из тех оптимистических идиотов, которые
ехали в Чикаго, не задумываясь над тем, что сейчас все номера в гостиницах
вплоть до Гэри, штат Индиана, заказаны за много месяцев заранее). А потом
поднялась спозаранку и пошла на кухню, чтобы приготовить и подать завтрак
дюжине гостей.
Бриггс уставился на меня, не веря своим ушам.
- Вы разве не экономка?
- Пусть я экономка, но я не прислуга.
Бриггс поморгал и воззвал к Брайану:
- Мистер Смит?
- Вы ошиблись, мистер Бриггс, - спокойно сказал Брайан, - эта леди -
моя жена. Ночью вы видели се в полутьме, и приходилось шептаться, потому
что все спали - вот вы и не узнали ее утром. Но миссис Смит, я уверен, с
радостью отошлет в стирку белье дорогого гостя.
- Нет, не отошлю, - ответила я.
Тут уж опешил Брайни.
- Морин?
- Не стану я отдавать в стирку его белье и завтрак ему больше
готовить не стану. С утра он только и проговорил, что яйца не так
приготовлены - даже спасибо не сказал, когда перед ним поставили завтрак.
Так что впредь пусть идет завтракать в другое место. Кажется, на
Шестьдесят третьей есть какое-то заведение. И объявляю всем, - добавила я,
обводя взглядом стол, - у нас тут прислуги нет. И мне так же хочется
вовремя попасть в Зал Съездов, как и вам. Вчера я опоздала, поскольку
стелила постели и мыла посуду. Лишь один человек здесь убрал за собой
постель - спасибо, Мэрл! Сегодня я их убирать не намерена - если кто-то
свою постель не застелет, в таком виде она и останется. А теперь мне нужны
добровольцы, чтобы убрать со стола и вымыть посуду - если же таких не
найдется, завтра я вам завтрак готовить не буду.
Через час мы с Брайаном отправились на съезд. По пути на станцию
надземки муж сказал:
- Мо, наконец-то представился случай поговорить с тобой наедине. По
правде сказать, мне не понравилось, что ты не поддержала меня в
присутствии другого попечителя.
- Это когда же? - спросила я, прекрасно зная, о чем речь.
- Я сказал мистеру Бриггсу, что ты охотно отдашь его белье в стирку,
а ты наперекор мне отказалась. И тем унизила меня, дорогая.
