когда он перестает быть благоразумным. Он встает во весь рост и выступает
на борьбу со Злом во имя Добра и Свободы.
- О-о-о-о!
- Перестань зевать! Пришло время бороться!
- Я хотя бы оденусь.
- Разумеется. Подними остальных. У нас много работы. Вылей на Дюка
ведро воды и вели ему отыскать и отремонтировать этот ящик. Я хочу
послушать новости.
Доркас испугалась.
- Починить стереовизор?
- Вот именно. Если Дюк будет упрямиться, скажи ему, чтоб шел на все
четыре стороны. Живо! У нас много дел!
- Хорошо, - неуверенно согласилась Доркас, - но, может быть, сначала
измерим вам температуру?
- Успокойся, женщина!
Дюк настроил стереовизор как раз вовремя. Передавали второе
сфабрикованное интервью с "Человеком с Марса". В комментариях сообщили,
что Смит, по непроверенным пока сведениям, отправляется в Анды. "Дважды
два - четыре", подумал Джабл и до утра повис на телефоне. На рассвете
Доркас принесла ему завтрак: шесть сырых яиц, смешанных с бренди. Поедая
яйца, Харшоу сделал вывод: долгая жизнь хороша тем, что успеваешь
познакомиться со многими влиятельными людьми, и в трудный момент есть кому
позвонить.
Харшоу заготовил бомбу, но взрывать ее не спешил. Он ждал, чтобы
сильные мира сего сами спровоцировали взрыв. Он понимал, что власти могут
снова засадить Смита в больницу, ссылаясь на его невменяемость. С
юридической точки зрения Смит был действительно невменяем; с медицинской -
его можно было считать психопатом.
Харшоу определил у него сильный ситуационный психоз, проистекающий,
во-первых, оттого, что Смит был воспитан чужой цивилизацией, а во-вторых
оттого, что он был пересажен опять-таки в чужую цивилизацию. Будучи
грудным младенцем, то есть находясь в начале развития, Смит успешно
прижился в инородной среде. Сейчас он - взрослый человек с полностью
сформировавшимися привычками и определившимся мышлением. Сможет ли он
подстроиться под новые условия столь же успешно? Доктор Харшоу намеревался
это выяснить. Впервые за много лет он почувствовал интерес к медицине.
Кроме того, ему хотелось подразнить власть имущих. В нем было больше
стремления к свободе, чем полагается по праву каждому американцу.
Возможность противопоставить себя планетарному правительству приятно
щекотала его самолюбие.
11
Вокруг заурядной звезды класса G, расположенный на задворках
галактики средней величины, спокойно вращались планеты, как вращались они
и за миллиарды лет до того. Четыре из них были достаточно велики для того,
чтобы их можно было назвать планетами. Остальные - мелкие камешки, не
заметные в свете звезды или затерянные в темноте космоса. Все планеты, как
это водится, были подвержены странной форме энтропии, называемой жизнью.
Температура на поверхности третьей и четвертой планет колебалась вокруг
точки замерзания окиси водорода, поэтому там получили развитие сходные
формы жизни, между которыми был вполне возможен достаточно успешный
контакт.
Марсиан, живущих на четвертом камешке, не особенно волновали контакты
с Землей. Куколки радостно прыгали по планете, учась жить; восемь из
девяти куколок погибали в процессе обучения. Взрослые марсиане,
существенно отличающиеся от них обликом и сознанием, жили в сказочно
красивых городах и были настолько же тихими, насколько куколки были
буйными. Взрослые занимались умственной деятельностью.
Марсиане много работали в человеческом понимании этого слова: им
нужно было управлять планетой, указывать растениям, когда и где расти,
собирать и развивать выживших куколок, лелеять яйца, рожденные куколками,
наблюдать за ними, поощрять их правильное созревание. Нужно было
воспитывать яйца, уговаривать их отказаться от ребяческих выходок и пройти
фазу метаморфоз. Это была далеко не вся жизнь, а лишь незначительная ее
часть, как, например, прогулка с собакой для директора транснациональной
корпорации. Впрочем, при взгляде на Землю со стороны, прогулка с собакой
может показаться очень важным делом.
И марсиане, и люди были разумными существами, но развитие их
интеллекта происходило в совершенно разных направлениях. Все мотивы
человеческого поведения, все людские страхи и надежды были порождены
трогательно прекрасным способом размножения людей. То же самое было верно
для Марса, но только в зеркальном отражении. Размножение марсиан
происходило по обычной для этой галактики двуполой схеме, но совершенно
иначе, чем на Земле. Земной биолог мог считать такое размножение половым,
земной психолог - никогда! Все куколки на Марсе были женского пола, а все
взрослые марсиане - мужского. Такое разделение существовало лишь с точки
зрения биологической функции; социального разделения, определяющего всю
жизнь человечества, на Марсе не было. Там нельзя было вступить в брак.
Взрослые марсиане были огромными, как пещерные люди. Они были физически
бездеятельны, но интеллектуально активны. Куколки были толстенькими
пушистыми колобками, полными бездумной энергии. В психологии марсиан и
людей не наблюдалось ничего общего. Полярность полов на Земле была
одновременно и движущей, и направляющей силой всех человеческих поступков
- от сочинения сонетов до создания атомной бомбы. Если кто-то сочтет это
преувеличением, он может поинтересоваться, много ли в патентных бюро
заявок на открытие способов стерилизации людей, много ли в музеях
портретов евнухов?
Марсиане не обратили внимания на визиты земных кораблей. События,
связанные с ними, были слишком недавними и поэтому не имели значения. Если
бы на Марсе были газеты, то в одном их номере могли бы уместиться события
целого столетия. Контакт с иной цивилизацией не был нов для марсиан:
подобное случалось в прошлом, повторится и в будущем. Действовать же, с
точки зрения марсиан, следовало тогда, когда соседняя цивилизация будет
полностью осмыслена (а на это уходил примерно миллион земных лет).
Важным событием на Марсе считалось совсем не то, что на Земле.
Дематериализованные Старшие Братья мимоходом решили послать гнездящегося
на Марсе человека на Землю, чтобы он узнал о ней побольше, и возвратились
к действительно важным делам.
Незадолго до того (на Земле это было время правления императора
Августа) марсианский художник начал создавать произведение искусства. По
земным меркам оно могло быть названо одновременно поэмой, оперой и
трактатом; это были определенным образом организованные эмоции. Человек не
способен представить себе подобное творение, как слепой от рождения не
может представить закат. Поэтому неважно, к какому виду искусства
принадлежало произведение марсианского мастера. Важно было то, что он
дематериализовался, не успев закончить свой шедевр.
Внезапная дематериализация была редкостью на Марсе. Марсиане считали,
что жизнь должна являть собой законченное целое, а физическая смерть -
наступать в специально отведенный, подобающий момент. Художник же так
увлекся работой, что забыл уйти с холода. Когда его обнаружили, тело было
уже непригодно для пищи. Но художник не ощутил своей дематериализации и
продолжал творить.
Марсианское искусство делилось на две категории: в первую попадали
работы живых взрослых марсиан, яркие, часто радикальные и примитивные, во
вторую - творчество дематериализованных Старших Братьев, консервативное,
сложное по форме и содержанию. Работы, принадлежащие к разным категориям,
оценивались по-разному.
По каким же критериям оценивать работу неожиданно умершего мастера?
Ее начал живой, материальный марсианин, а закончил бесплотный Старший
Брат. Художник же, рассеянный, как все художники Вселенной, не заметил
своего перехода в новое качество и продолжал работу в прежнем,
материальном стиле. Открыл ли он тем самым новую категорию искусства?
Стоит ли в будущем практиковать дематериализацию в процессе творчества?
Старшие Братья столетиями обсуждали захватывающие перспективы, а
материальные марсиане с нетерпением ожидали окончательного решения.
Вопрос был вдвойне важным, потому что произведение являлось
религиозным по содержанию (в земном понимании этого слова) и очень богатым
эмоционально. В нем описывался контакт марсиан с населением пятой планеты
- событие, произошедшее давно, но для марсиан памятное и важное в такой же
степени, как для землян осталось незабываемым одно, казалось бы, самое
рядовое распятие. Марсиане встретились с жителями пятой планеты, познали
их и перешли к действию... В результате от пятой планеты [имеется в виду
гипотетическая планета Фаэтон, якобы распавшаяся на множество астероидов;
сторонники гипотезы считают, что Фаэтон по массе не уступал Марсу и
обращался вокруг Солнца по почти круговой орбите между Марсом и Юпитером]
остались обломки... а также память и любовь марсиан. Это произведение
являлось одной из многих попыток передать и обобщить прекрасный и сложный
исторический опыт. Однако, прежде чем оценивать произведение, нужно было
договориться, с какой точки зрения его оценивать.
А это было нелегко.
На третьей планете Валентайн Майкл Смит был занят другими мыслями.
Впрочем, он и не знал ничего об эпохальном произведении. Его воспитатель и
братья воспитателя не отягощали ученика тем, чего он не в силах был
понять. Смит знал о гибели пятой планеты, как всякий школьник Земли знает
о гибели Трои. Но ему не показывали произведений искусства, которых он не
мог осмыслить. Смит получил нестандартное воспитание: он знал и умел
гораздо больше, чем юные марсиане, но гораздо меньше, чем взрослые. Его
воспитатель и братья воспитателя с прохладцей относились к программе
обучения чужака. Они изучали его самого и узнали о людях гораздо больше,
чем люди сами о себе знали.
Смит был счастлив. У него появился новый брат по воде Джабл и вместе
с ним обилие новых друзей; новых впечатлений было так много, что он не
успевал их осмысливать. Он их только запоминал, чтобы впоследствии оживить
и переработать.
Брат Джабл сказал, что новое место можно познать быстрее, если
научиться читать. Смит отвлекся от созерцания и целый день просидел с
Джилл над книгой. Он даже не плавал в бассейне в этот день, а это была
большая жертва, поэтому по ночам он тоже читал. На закуску к Британской
Энциклопедии Смит предпочитал медицинские и юридические книги Джабла.
Однажды брат Джабл, видя, как Смит листает книгу, остановился и стал
задавать вопросы по прочитанному. Смиту это напомнило, как его
экзаменовали Старшие Братья. Джабл, по-видимому, был недоволен ответами, и
Смит решил, что книгу нужно обдумать. Он был полностью уверен, что отвечал
теми же словами, что вычитал в книге, хотя не все слова ему были понятны.
Однако с бассейном не могло сравниться ничто, особенно когда с ним
купались Джилл, Мириам, Ларри и все остальные. Смит не сразу научился
плавать, но заметил, что умеет то, чего не умеют остальные. Он опускался
на дно и блаженствовал там. Его вытаскивали и ругали, и если бы Смит не
понимал, что все хотят ему добра, он уходил бы в транс.
Как-то он продемонстрировал свое умение Джаблу, просидев на дне очень
долго; потом пытался научить этому Джилл, но она боялась, и Смит не
решился настаивать. Когда Смит впервые понял, что новые братья могут не
все, что может он, ему пришлось долго ломать над этим голову.
Смит был счастлив, чего нельзя было сказать о Харшоу. Джабл
бездельничал, иногда отвлекаясь, чтобы понаблюдать за редким подопытным
