практически бесплатной энергии.
Конечно, все это не попало в объяснение Стивенса с Граймсом. Граймс
весьма рассеянно осознавал весь динамический процесс; он наблюдал рост
лучистой передачи энергии точно также, как его дед наблюдал развитие
авиации. Он видел, как с неба исчезали большие линии электропередач - из
них "добывали" медь, он видел как тяжелые кабели вырывались из раскопанных
улиц Манхэттена. Он мог даже вспомнить свой первый отдельный радиотелефон
с его несколько сбивающим с толком двойным наборным диском - он дозвонился
адвокату в Буэнос-Айрес, пытаясь позвонить в ближайший гастроном. Две
недели он делал все местные звонки через Южную Америку, прежде чем открыл,
что есть разница, какой из дисков крутить в первую очередь.
В то время Граймс еще не поддался новому стилю в архитектуре. План
Лондона не привлекал его; он любил дом над поверхностью земли, где он мог
видеть его. Когда стало необходимо увеличить площадь офиса, он наконец
сдался и ушел под землю, не столько из-за дешевизны, удобства и
всесторонней практичности жизни в трижды кондиционированной пещере, а
потому что уже был немного озабочен возможными последствиями прохождения
излучения через тело человека. Оплавленные земляные стены его новой
резиденции были покрыты свинцом, крыша пещеры имела удвоенную толщину. Его
нора в земле была настолько близка к радиационно-защитной, насколько он
мог это сделать.
- ...Суть дела, - говорил Стивенс, - в том, что передача энергии
транспортировочным единицам стало дьявольски неустойчивой. Пока не
достаточно, чтобы сорвать движение, но достаточно, чтобы привести в
замешательство. Было несколько неприятных случаев, мы не можем скрыть их
навсегда. Мне нужно что-то с этим сделать.
- Почему?
- "Почему" Не шуми. Во-первых, я инженер САЭВ по движению, и от этого
зависит мой хлеб с маслом. Во-вторых, проблема сама по себе вызывает
огорчение. Правильно сконструированный узел механизма должен работать -
всегда, в любой момент. А эти не работают, и мы не можем понять, почему.
Наши штатные физики-математики уже почти достигли стадии бормотания.
Граймс пожал плечами. Этот жест вызвал у Стивенса раздражение. - Я не
думаю, что ты осознаешь важность этой проблемы, Док. Ты представляешь себе
количество лошадиных сил, занятых транспортировкой. Если посчитать и
частные, и коммерческие аппараты плюс самолеты общего назначения, то
Северо-Американская Энерго-Воздушная поставляет более половины
потребляемой континентом энергии. Мы должны быть в порядке. Можешь
прибавить к этому наше участие в энергоснабжении города. С этим нет
проблем - пока. Но мы не смеем даже подумать, что будет означать сбой
городской энергетики.
- Я дам тебе решение.
- Да? Ладно, давай.
- Выбросьте все это. Вернитесь к нефтяным и паровым агрегатам.
Избавьтесь от этих проклятых лучисто-энергетических душегубок.
- Совершенно невозможно. Ты не знаешь, о чем говоришь. Потребовалось
более пятнадцати лет, чтобы совершить эту перестройку. Теперь мы
поставлены в зависимость от этого. Гус, если бы САЭВ закрыло производство,
то половина населения северо-западного побережья голодало, не говоря уже
об озерных штатах и направлении Бостон-Филадельфия.
- Хм-м. Что же, все, что я могу сказать, это то, что этот исход мог
бы быть лучше, чем продолжающееся поныне медленное отравление.
Стивенс нетерпеливо отмахнулся от сказанного.
- Слушай, Док, хоть разводи пчел в своей шляпе, если тебе так
нравится, но не заставляй меня учитывать их в своих расчетах. Больше никто
не видит опасности в излучаемой энергии.
Граймс кратко ответил, - Суть в том, сынок, что они не туда смотрят.
Знаешь ли ты, какой был в прошлом году рекорд в прыжках в высоту?
- Никогда не слушаю спортивные новости.
- Мог бы иногда и послушать. Рекорд выровнялся на семи футах двух
дюймах около двенадцати лет назад. С тех пор он только снижался. Можешь
попытаться построить график атлетических рекордов от радиации в воздухе -
искусственной радиации. Ты мог бы прийти к некоторым удивительным для тебя
результатам.
- Ерунда! Все знают, что произошел отказ от тяжелых видов спорта.
Увлечение мышцами и потом отошло, вот и все: мы просто идем к более
интеллектуальной культуре.
- Интеллектуальной, вздор! Люди перестают играть в теннис и тому
подобное, потому что все время чувствуют усталость. Посмотри на себя. Ты
так слаб.
- Не язви, Док.
- Прости. Но произошло явное ухудшение характеристик человеческого
организма. Если у нас снижались рекорды по таким видам спорта и я могу
доказать это, но ведь любой врач, который хоть чего-то стоит, может видеть
это, если у него есть глаза, и он не опутан массой фантастических
приборов. Я не могу утверждать, чем это вызвано, пока не могу, но у меня
есть чертовски сильное предчувствие, что это вызвано той дрянью, которой
вы торгуете вразнос.
- Невозможно. В эфир не было выпущено ни одно излучение, не прошедшее
проверки в биологических лабораториях. Мы не дураки и не мошенники.
- Может быть вы недостаточно долго их проверяете. Я не говорю о
нескольких часах или нескольких неделях; я говорю о кумулятивных эффектах
годами проходящих через ткань излучений. Что при этом происходит?
- Да ничего - мне кажется.
- Тебе кажется, но ты не знаешь. Никто никогда не пытался это
выяснить. Например - как воздействует солнечный свет на силикатное стекло?
Обычно ты можешь ответить "никак", но ты видел когда-нибудь стекло
пустынь?
- Эти лавандово-синие стекляшки? Конечно.
- Да. Бутылка в пустыне Мохав окрашивается за несколько месяцев. Но
ты когда-нибудь видел оконные стекла старых домов на Бикон-Хилле?
- Я никогда не был на Бикон-Хилле.
- О'кей, я расскажу тебе. Тоже самое явление - только требующее
столетия или больше - в Бостоне. Теперь скажи мне - ты, здравый физик -
мог бы ты измерить изменение, происходящее с этими стеклами на
Бикон-Хилле?
- М-м-м, вероятно, нет.
- Но ведь в нашем случае все то же самое. Разве кто-нибудь когда-либо
пытался измерить изменения в ткани человека после тридцати лет воздействия
ультракоротковолновой радиации?
- Нет, но...
- Никаких но. Я вижу это воздействие. Я сделал грубое предположение о
причинах. Может быть, я ошибаюсь. Но я почувствовал себя много более
живым, с тех пор, как стал все время носить свое свинцовое пальто при
любом выходе на улицу.
Стивенс сдался перед этим аргументом. - Может, ты и прав. Я не хочу
ссориться с тобой. Так что с Уолдо? Ты отведешь меня к нему и поможешь
поговорить с ним?
- Когда ты хочешь пойти?
- Чем скорее, тем лучше.
- Сейчас?
- Подходит.
- Позвони в свой офис.
- Ты готов идти прямо сейчас? Это бы устроило меня.
- Как известно, центральному офису, я в отпуске; тем ни менее, я
помню об этом деле. Я хочу дозвониться до них.
- Хватит разговаривать, пошли.
Они поднялись наверх, где стояли их машины. Граймс направился к
своему большому старомодному ландо "Боинг". Стивенс остановил его. - Не
собираешься же ты лететь на этом? Это займет весь остаток дня.
- Почему бы и нет? У него есть дополнительный космический привод. Ты
можешь отсюда слетать на луну и обратно.
- Но он так дьявольски медлителен. Полетим на моей "метле".
Граймс обвел взглядом маленький веретенообразный быстроходный самолет
друга. Его корпус был почти невидим, настолько этого могла добиться
выпускающая пластик промышленность. Поверхностный слой толщиной в две
молекулы имел коэффициент преломления практически равный с воздухом. Когда
он был чист, его было очень трудно увидеть. когда же он был достаточно
запылен или залит водой, чтобы быть немного заметным - как призрак
мыльного пузыря в форме корабля.
Посередине, ясно видимая через стенки, проходила единственная
металлическая часть корабля - стержень, или, точнее, осевой сердечник с
расходящимся снопом приемников де Кальба на конце. На вид это было вполне
похоже на гигантское помело колдуньи, что и оправдывало прозвище.
Поскольку седла из прозрачного пластика были установлены одно за
другим над стержнем, так что металлический брус проходил между ног пилота
и пассажиров, прозвище было вдвойне подходящим.
- Сынок, - заметил Граймс, - Я знаю, что я не красив и не элегантен.
И все-таки я сохраняю некоторые остатки уважения к себе и некоторое
мизерное количество собственного достоинства. Я не собираюсь засовывать
эту штуку между голеней и скакать на ней по воздуху.
- Ах, черт! Ты старомоден.
- Может быть. Тем не менее, все странности, которые я ухитрился
сохранить к моему нынешнему возрасту, я намерен сохранить и далее. Нет.
- Послушай - я поляризую корпус перед взлетом. Как тебе это?
- Не прозрачный?
- Не прозрачный.
Граймс скользнул сожалеющим взглядом по своему собственному
старомодному аппарату, но вяло согласился войти в едва видимый скоростной
корабль. Стивенс помог ему; они вошли в аппарат и сели на брус.
- Молодец, Док, - похвалил его Стивенс, - я довезу тебя туда за три
скачка. Эта твоя старая калоша не сделала бы больше пятьсот миль в час, а
Инвалидная Коляска находится в добрых двадцати пяти тысячах миль.
- Я никогда не спешу, - прокомментировал Граймс, - и не называй дом
Уолдо "Инвалидной Коляской" - при нем.
- Я запомню, - пообещал Стивенс. Он нащупал что-то в очевидно пустом
пространстве; оболочка неожиданно стала непроницаемо черной, скрывая их.
Столь же неожиданно она стала зеркально яркой, машина вздрогнула и
мгновенно исчезла из виду.
Уолдо Ф. Джонс казался плавающим в воздухе в центре сферической
комнаты. Впечатление вызывалось тем, что он действительно плавал в
воздухе. Его дом кружился по свободной орбите, с периодом обращения около
двадцати четырех часов. Сам дом не вращался; псевдогравитация центробежной
силы была нужна ему меньше всего. Он покинул Землю, чтобы убежать от ее
гравитационного поля, он ни разу не спускался на поверхность за семнадцать
лет, прошедших с постройки дома и его вывода на орбиту; он никогда и не
намеревался делать это с какой бы то ни было целью.
Здесь, свободно летая в космосе в собственной наполняемой
кондиционированным воздухом оболочке, он был свободен от невыносимого
пожизненного рабства немощных мускулов. Ту самую силу, которой он обладал,
он мог экономично использовать на движение, а не на борьбу с изнуряющим
весом мощного поля земли.
Уолдо проявлял горячий интерес к космическому полету с раннего
детства, но не от желания исследовать его глубины, а потому, что его
мальчишеский перевозбудившийся мозг видел огромное преимущество в
невесомости - для него самого. Уже подростком он помогал экспериментаторам
по космическим полетам в решающий момент, снабжая их системой управления,
которой пилот мог легко пользоваться при перегрузке в две - три силы
тяжести.
Такое изобретение для него совершенно не составляло труда; он просто
приспособил те устройства манипуляции, которые сам использовал в войне с
непреодолимым весом единичной силы гравитации. Первый успешный и
безопасный ракетный корабль содержал те же реле, которые когда-то помогли
Уолдо пересесть с постели на инвалидную коляску.
Тормозные баки, ставшие теперь стандартным оборудованием кораблей
лунной почты, происходили от плавающего бака, в котором Уолдо привычно ел
и спал до тех пор, пока не отправился из дома родителей в свой нынешний,
