Роберт ХАЙНЛАЙН
УОЛДО
Объявили балетный танец - но это было нечто иное.
Его ноги создавали сложное стаккатто звуков, прерывавшееся
захватывающей дух тишиной, когда он взлетал высоко в воздух - выше, чем,
казалось бы, мог человек - и выполнял в полете фантастически невероятные
пируэты.
Он приземлялся на носки, судя по всему, не теряя равновесия, - м
вновь следовало фортиссимо звуков. Прожектора погасли, на сцене зажегся
свет. Долгий-долгий миг зрительный зал хранил молчание, затем осознал, что
пора аплодировать, и взорвался.
Он стоял перед ними, купаясь в волне их эмоций, чувствуя, что мог бы
поплыть на ней; их тепло согревало его.
Было чудесно танцевать, восхитительно получать аплодисменты, быть
любимым, быть желанным.
Когда занавес в последний раз опустился, он позволил своему костюмеру
увести себя со сцены. Он всегда словно был слегка пьян к концу
представления; танец даже на репетициях приносил ему пьянящую радость, но
когда зрители поднимали его, несли, аплодировали ему... он никогда не
пресыщался этим. Это всегда было внове и умопомрачительно прекрасно.
- Сюда, шеф. Улыбнитесь нам, - блеснула вспышка. - Спасибо.
- Спасибо вам. Выпейте, - он махнул в конец костюмерной.
Все они были такими хорошими парнями, такими отличными ребятами -
репортеры, фотографы - все.
- Как насчет того, чтобы в полный рост?
Он начал было подниматься, но его костюмер, занятый одной из туфель,
предостерег его.
- У вас операция через полчаса.
- Операция? - переспросил фоторепортер. - Что на этот раз?
- Левая церебретомия, - ответил он.
- Да? А нельзя ли заснять это?
- Буду рад увидеть вас там - если госпиталь не возражает.
- О, это оставьте нам.
Какие отличные ребята!
- ...попытаюсь придать статье несколько иное направление. -
послышался рядом женский голос. Он поспешно оглянулся, немного
сконфуженный. - Например, что заставило вас заняться танцами?
- Простите, - пробормотал он. Я не расслышал вас. Боюсь, что здесь
слишком шумно.
- Я спросила, почему вы решили заняться танцами?
- Что ж... боюсь, вот так сразу я не смогу вам ответить. Думаю, что
нам пришлось бы вернуться к самому началу...
Джеймс Стивенс сердито взглянул на инженера-ассистента.
- Что тебя так развеселило? - спросил он.
- Это только выражение лица, - извинился ассистент. - Пытаюсь
смеяться вот над чем: произошла еще одна катастрофа.
- Вот черт! Не говори мне - дай догадаться. Пассажирский или
грузовой?
- Грузовик "Клаймекс" на линии Чикаго - Солт Лейк, немного западнее
Норт-Платта. И еще, шеф...
- Да?
- Вас хочет видеть босс.
- Это интересно. Это очень, очень интересно. Мак...
- Да, шеф?
- Как бы тебе понравилось стать Главным Инженером по Движению в
Северо-Американской Энерго-Воздушной? Я слышал, там должна быть вакансия.
Мак почесал нос.
- Забавно, что вы первый об этом заговорили, шеф. Я как раз собирался
спросить, какую рекомендацию вы могли бы мне дать в случае, если я вернусь
в гражданское строительство. Избавление от меня должно вам чего-то стоить.
- Я избавлюсь от тебя - прямо сейчас. Ты отправишься в Небраску,
найдешь груду обломков прежде, чем ее растащат по кусочку любители
сувениров и привезешь де Кальбы и панель управления.
- Возможны проблемы с полицией?
- Ты разберешься с этим. Просто, чтобы ты вернулся.
Офис Стивенса размещался по соседству с шестой электростанцией;
деловой офис Северо-Американской был расположен на холме в добрых
четвертях мили. К нему вел обычный туннель связи; Стивенс вошел в него и
нарочно выбрал тихоходную ленту, чтобы как следует подумать перед встречей
с боссом.
По дороге он собрался с мыслями, но найденное решение ему не
нравилось.
Босс - Стэнли Ф. Глизон, председатель правления - спокойно
поздоровался с ним:
- Заходи, Джим. Садись. Бери сигару.
Стивенс скользнул в кресло, отказался от сигары и вытащил сигарету,
которую и зажег, оглядываясь по сторонам. Кроме шефа и его самого здесь
присутствовали Харкнесс, глава юридической службы; доктор Рэмбью,
занимавший такую же должность, что и Стивенс; и Штрибель, главный инженер
городской энергетики. "Пятеро, и больше никого, - мрачно думал он - все
крупные фигуры, и не одной средней. Покатятся головы... Начиная с моей".
- Ладно, - сказал он почти воинственно, - все уже здесь. У кого
карты? Кто будет сдавать?
Харкнесс выглядел несколько расстроенным.
- Итак? Ладно, о чем речь?
- Нам придется проконсультироваться с Уолдо.
Рэмбью неожиданно вскочил.
- Что? С этим шарлатаном? Это дело науки!
- В самом деле, доктор Стивенс... - заговорил Харкнесс.
Глизон поднял руку.
- Предложение доктора Стивенса логично. Но, боюсь, Джимми, оно
несколько запоздало. Я говорил с ним на прошлой неделе.
Харкнесс был удивлен; Стивенс тоже выглядел раздосадованным.
- Ничего мне не сказав?
- Извини, Джимми. Я просто прощупывал его. Но это бесполезно. Его
условия для нас равнозначны конфискации.
- До сих пор не может забыть о Хэтауэйских патентах?
- До сих пор таит злобу.
- Вам следовало передать дело мне, - вступил в разговор Харкнесс. -
Мы здесь ни при чем - затрагиваются общественные интересы. Пригласите его,
если так необходимо, и пусть гонорар будет установлен по справедливости.
Все детали я беру на себя.
- Боюсь, именно так ты и сделаешь, - сухо сказал Глизон. - Ты
действительно думаешь, что приговор суда заставит курицу нестись?
Харкнесс оскорбленно посмотрел на него, но замолчал.
Стивенс продолжил:
- Я бы не предложил идти к Уолдо, если бы не знал, как найти к нему
подход. Я знаком с его другом...
- Друга Уолдо? Я не думал, что они у него вообще есть.
- Этот человек приходится ему кем-то вроде дяди - его первый доктор.
С его помощью я мог бы добиться расположения Уолдо.
Доктор Рэмбью поднялся.
- Это невыносимо, - заявил он. - Извините меня. - И не дожидаясь
ответа, быстро вышел, едва дав двери открыться перед ним.
Глизон проводил его тревожным взглядом.
- Почему он так тяжело это воспринимает, Джимми? Можно подумать, что
у него есть личные мотивы ненавидеть Уолдо.
- Может быть, в некотором смысле, так оно и есть. Но здесь не только
это: рушится весь его мир. В последние двадцать лет, с тех пор как
пересмотр Прайором Общей Теории Поля покончил с принципом неопределенности
Гейзенберга, физика считалась точной наукой. Энергетические отказы и
аварии с передачей, от которых мы пострадали - просто крупные неприятности
для вас и для меня, но для доктора Рэмбью они равнозначны покушению на его
веру. Следовало бы за ним присмотреть.
- Почему?
- Потому, что он может совершенно расклеиться. Религия - слишком
серьезная вещь, чтобы человек почувствовал себя неудачником.
- М-м-да. А как же ты сам? Разве для тебя это не такой же тяжелый
удар?
- Не настолько. Я инженер - с точки зрения Рэмбью просто
высокооплачиваемый рабочий. Различие в ориентации. Это меня не особо
расстраивает.
Ожил селектор на столе Глизона.
- Вызывают Главного Инженера Стивенса... вызывают Главного Инженера
Стивенса.
Глизон щелкнул переключателем.
- Он здесь. Продолжайте.
- Передано шифром Компании. Расшифровано. Текст сообщения:
"Упал в четырех милях к северу от Цинцинатти. Должен ли я
отправляться в Небраску, или привезти вам вы-знаете-что на своем
самолете?" Конец сообщения. Подписано "Мак".
- Передайте ему, чтобы отправлялся назад! - прорычал Стивенс.
- Хорошо, сэр, - громкоговоритель отключился.
- Твой помощник? - спросил Глизон.
- Да, это насчет последней аварии, шеф. Мне подождать и попытаться
проанализировать этот отказ, или постараться увидеть Уолдо?
- Займись Уолдо.
- О'кей. Если ничего от меня не услышите, то просто переведите мое
выходное пособие в трактир Пальмедейл, Майами. Я буду четвертым бичом
справа.
Глизон позволил себе кислую улыбку.
- Если ты ничего не добьешься, то я буду пятым. Желаю удачи.
- Счастливо.
Когда Стивенс вышел, главный инженер электростанции Штрибель первый
раз подал голос.
- Если откажет городская электросеть, - тихо сказал он, - не знаете
ли вы, где буду я?
- Где? Бич номер шесть.
- Маловероятно. Я буду номером первым в другом - я буду первым, кого
линчуют.
- Но энергоснабжение города не может отказать. У вас для этого
слишком много перекрестных связей и защитных устройств.
- Все считали, что де Кальбы тоже не могут отказать. Здесь то же
самое - подумайте о Седьмом Подуровне Питтсбурга без света. Или, лучше, и
не думайте об этом!
Док Граймс вошел в надземный подъезд, ведший к его дому, взглянул на
информационное табло и с удовольствием отметил, что внутри есть кто-то
достаточно ему близкий, чтобы знать его домашний входной код. Он тяжело
двинулся вниз по лестнице, оберегая хромую ногу, и вошел в холл.
- Привет, Док! - поднялся ему навстречу Джеймс Стивенс, когда
отворилась дверь.
- Здорово, Джеймс. Налей себе бокал. Я вижу, ты это уже сделал. Налей
и мне.
- Хорошо.
Пока друг исполнял его просьбу, Граймс вылез из диковинного,
казавшегося анахронизмом, пальто, которое он носил, и более или менее
точно бросил его в сторону ниши для одежды. Оно тяжело упало на пол,
значительно тяжелее, чем можно было предположить по его виду, несмотря на
свою громоздкость. И лязгнуло.
Наклонившись, он стянул толстые защитные штаны, столь же тяжелые, как
и пальто. Под ними оказалось обычное деловое сине-черное трико. Этот стиль
ему не подходит. Для неискушенного в цивилизованной одежде - скажем, для
мифического Человека с Антареса - он мог показаться неуклюжим, даже
уродливом. Он немного смахивал на почтенного толстого жука.
Взгляд Джеймса Стивенса скользнул по трико, и с неодобрением
остановился на только что сброшенных одеяниях.
- Все еще носишь эти доспехи, - хмыкнул он.
- Конечно.
- К черту их, Док - ты подорвешь себе здоровье, таская на себе этот
хлам. Это ведь вредно.
- Я скорее подорву его, если не буду это носить.
- Чепуха! Я не становлюсь слабее, а я не ношу панцирь - вне
лаборатории.
- Ты должен, - Граймс подошел к пересевшему на другое место Стивенсу.
- ПОЛОЖИ НОГУ НА НОГУ. - Стивенс подчинился; Граймс сильно ударил его
ребром ладони под коленную чашечку. Рефлекторный скачок был едва заметен.
- Отвратительно, - заметил он и отогнул правое веко друга. - Ты
весьма плох, - добавил он через мгновение.
Стивенс нетерпеливо отстранился.
- Я в порядке. Мы говорим о тебе.
- Что обо мне?
- Ладно... Проклятье, Док, ты рискуешь своей репутацией. О тебе
говорят...
Граймс кивнул.
- Я знаю. "Бедный старый Гус Граймс... легкое обращение с
церебральными термитами". Не бойся за мою репутацию; я всегда ходил не в
ногу. Какой у тебя индекс усталости?
- Я не знаю. Он в порядке.
- В самом деле? Я бы два раза из трех победил тебя в рестлинге.
Стивенс потер глаза.
- Не подкалывай меня, Док. Я переутомился, знаю, но это всего лишь
переработка.
- Гм! Джеймс, ты же неплохой радиационщик...
- Инженер.
- ...инженер. Но ты не врач. Неужели ты думаешь, что человека как
биосистему можно год за годом безнаказанно подвергать воздействию
