сможетеих похитить. Но только результат будет совсем не такой, как вам
кажется.
-- Почему?
-- Потому что вы ничего этим не добьетесь. Они и мысли не допустят, что
их командиры у вас в плену, а решат, что все они покончили с собой.
Последствия будут ужасными
Дело касалось психологии, и мнения присутствующих разошлись. Но никто
не мог поверить, что паназиаты осмелятся ответить репрессиями, если будут
располагать достоверными сведениями, что их божественные вожди не погибли, а
находятся в руках противника. Кроме того, такой план позволял немедленно
приступить к действиям, а этого всем очень хотелось. В конце концов, за
неимением лучшего, Ардмор согласился его принять, хотя и испытывал какие-то
смутные опасения.
Следующие несколько дней ушли на то, чтобы подготовить к выполнению
задачи воздушные машины-разведчики. Шир, трудившийся по восемнадцать, а то и
по двадцать часов в сутки, проделал титаническую работу; все остальные с
готовностью ему помогали. Даже Кэлхун сменил гнев на милость и согласился
принять участие в вылазке, хотя и отказался заниматься "грубым
неквалифицированным трудом". Томас совершил короткую рекогносцировку и
выяснил, где располагаются ближайшие двенадцать паназиатских штабов.
Воодушевленный возможностью начать наконец хоть как-то действовать,
Ардмор и не вспоминал о собственном решении создать "шестую колонну" --
подпольную или полуподпольную организацию, которая занималась бы
деморализацией противника изнутри. Нынешний план этого не предусматривал --
операция готовилась чисто военная. Ардмор чувствовал себя если не
Наполеоном, то по меньшей мере сандинистом, который наносит неожиданные
удары по регулярным частям и скрывается в ночи.
Но Митсуи оказался прав.
Они регулярно смотрели телевизионные передачи, чтобы знать, что
завоеватели считают нужным сообщать своим рабам. Почти все к восьми часам
вечера привычно собирались в зале и прослушивали новые распоряжения,
адресованные населению. Ардмор поощрял такие собрания, которые называл
"сеансами ненависти", -- он считал, что от этого поднимается боевой дух.
За два дня до намеченной вылазки все собрались в зале, как обычно.
Уродливое широкоскулое лицо очередного пропагандиста неожиданно сменилось
другим -- это был пожилой паназиат, которого ведущий представил как
"божественного хранителя мира и порядка". Он не стал тратить время попусту и
сразу перешел к делу. Американцы, состоявшие на службе правительства одой из
провинций, совершили страшный грех: они восстали против своих мудрых
правителей, захватили священную особу губернатора и удерживали его в
качестве пленного в собственном дворце. Солдаты Небесного Императора
сокрушили безумных святотатцев; при этом губернатор, как это ни печально,
отошел к праотцам. Объявлялся траур, который вступал в силу немедленно; в
знак его начала населению провинции предстояло, согласно разрешению свыше,
искупить грех своих соотечественников. Студия, откуда велась передача,
исчезла, и на экране появилось огромное множество людей -- мужчин, женщин и
детей, толпившихся за колючей проволокой. Камера показывала их крупным
планом, и обитателям Цитадели были хорошо видны слепое отчаяние на лицах,
заплаканные дети, женщины с младенцами на руках, беспомощные отцы семейств.
Однако это продолжалось недолго. Камера поднялась ввысь, прошлась
панорамой по бескрайнему морю живых существ и вновь показала крупным планом
один его уголок.
На людей направили луч, который вызывал эпилептический припадок. Через
мгновение в них не осталось ничего человеческого -- как будто десяткам тысяч
гигантских цыплят разом свернули шеи и бросили в загон, где они бились в
предсмертных судорогах. То одно, то другое тело взлетало в воздух,
подброшенное сильнейшими судорогами, от которых трещали кости и
переламывались хребты. Матери отшвыривали от себя детей или же сдавливали их
насмерть, как в тисках.
На экране снова появилось невозмутимое лицо чиновника-азиата. С
притворным сожалением в голосе он объявил, что само по себе покаяние в
грехах-- это еще не все; оно должно быть дополнено воспитательными мерами,
которые в данном случае будут распространены на одного человека из тысячи.
Ардмор быстро прикинул -- это означало сто пятьдесят тысяч человек. Не может
быть! Однако вскоре ему пришлось поверить. На экране снова появился крупный
план -- на этот раз тихая улица какого-то американского города. Камера
показала, как подразделение паназиатских солдат врывается в комнату, где
перед телевизором сидит семья, потрясенная только что увиденным: мать
прижимает к груди рыдающую маленькую девочку. Появление солдат вызывает у
них не испуг, а лишь тупое оцепенение. Отец безропотно предъявляет свою
регистрационную карточку, офицер, командующий подразделением, сверяет ее с
каким-то списком, и солдаты приступают к делу.
Видимо , им было приказано убивать как можно более жестоко.
Ардмор выключил приемник.
-- Вылазка отменяется, -- Объявил он. -- Всем ложиться спать. И перед
сном каждому принять снотворное. Это приказ.
Через минуту в зале уже никого не было. Выходя, никто не произнес ни
слова. Оставшись один, Ардмор снова включил приемник и досмотрел все до
конца. Потом он долго сидел в одиночестве, тщетно пытаясь привести в порядок
свои мысли. Тому, кто отдает приказ принять снотворное, приходится
обходиться без него.
Глава 4
Большую часть следующих двух дней Ардмор провел в одиночестве и даже
обедал в своей комнате, за все время он ни с кем не сказал и двух слов.
Теперь ему было ясно, в чем он ошибся, и хотя резня произошла не по его
вине, легче от этого не становилось -- он все равно чувствовал себя к ней
причастным.
Но проблема оставалась нерешенной. Он убедился, что был прав, когда
принял решение создать "шестую колонну". "Шестая колонна" -- вот что сейчас
нужно; организация, которая внешне не нарушала бы порядков, установленных
завоевателями, но со временем могла бы стать средством их свержения. На это,
может быть, уйдут годы, но открытое выступление было страшной ошибкой, и
повторять ее нельзя.
Он по-прежнему чувствовал, что в рассказе Томаса промелькнула мысль,
которая могла бы оказаться полезной. Он снова и снова прослушивал запись, но
хотя к этому времени уже выучил ее наизусть, никак не мог уловить того, что
искал.
" -- Они систематически вытравливают все, что составляет американскую
культуру, -- говорил Томас. -- Закрыты школы, не выходят газеты. Напечатать
что бы то ни было по-английски считается тяжким преступлением. Они объявили,
что вскоре всякую деловую переписку нужно будет вести на их языке, а до тех
пор все письма должны проходить цензуру. Запрещены любые собрания, кроме
религиозных.
-- Я думаю, этому они научились в Индии. -- В записи его собственный
голос звучал как-то непривычно. -- Так легче держать рабов в повиновении.
-- Наверное, вы правы, сэр. По-моему, это исторический факт:
процветающие империи всегда мирились с местными религиями, хотя искореняли
все остальное.
-- Похоже на то. Продолжайте.
-- Главное их орудие, мне кажется, -- система регистрации. Они ввели ее
с самого начала и ничему другому не уделяли столько внимания. В результате
Соединенные Штаты теперь превращены в один большой концлагерь, где почти
никто не может свободно перемещаться и общаться с другими без разрешения
надзирателей".
Слова, слова, слова! Ардмор столько раз их прослушивал, что уже почти
не улавливал смысла. Может быть, в рассказе Томаса ничего такого и не было,
и все это ему только померещилось?
В дверь постучали. Это был Томас.
-- Меня попросили вам кое-что сказать, сэр, -- начал он осторожно.
-- Что же?
-- Видите ли, все собрались в зале. Они хотят с вами поговорить.
Еще одно совещание, на этот раз не по его инициативе. Что ж, придется
идти.
-- Скажи, что я сейчас буду.
-- Слушаюсь, сэр.
После того как Томас вышел, он несколько секунд сидел неподвижно, потом
подошел к письменному столу и достал из ящика свой пистолет. Запахло бунтом
-- об этом можно было догадаться по тому, что кто-то решился созвать общее
совещание без его разрешения. Он проверил обойму, передернул затвор, надел
портупею, но, подумав, снял ее и положил пистолет обратно в ящик. Это сейчас
не поможет.
Он вошел в зал, занял свое место во главе стола и сказал:
-- Я вас слушаю.
Брукс окинул взглядом стол, убедился, что больше никто говорить не
собирается, откашлялся и начал:
-- Мы хотели бы спросить, есть ли у вас какой-нибудь план действии.
-- Нет. Пока нет.
-- Тогда у нас есть! -- вмешался Кэлхун.
-- Да, полковник?
-- Нет никакого смысла сидеть тут сложа руки. В нашем распоряжении --
самое могучее оружие, какое только есть в мире, но чтобы применить его,
нужны люди.
-- Дальше?
-- Мы намерены ликвидировать базу и отправиться в Южную Америку! Там мы
сможем найти правительство, которому понадобится подобное оружие.
-- Какую пользу это принесет Соединенным Штатам?
-- Но это совершенно ясно! Империя, вне всякого сомнения, собирается
распространить свое влияние на все наше полушарие. Мы можем уговорить это
правительство начать превентивную войну. Или, возможно, организовать армию
из беженцев.
-- Нет!
-- Боюсь, что вам придется с этим смириться, майор, -- злорадно
произнес полковник. Ардмор повернулся к Томасу.
-- Вы согласны с ними?
-- Я надеялся, что у вас есть план получше, сэр, -- нехотя ответил тот.
-- А вы, доктор Брукс?
-- Ну, это, по-моему, более или менее реально. Я того же мнения, что и
Томас.
-- Грэхем?
Ответом ему было молчание. Уилки на мгновение поднял глаза, но тут же
отвел их в сторону.
-- Митсуи?
-- Я вернусь наверх, сэр. У меня тут еще остались дела.
-- Шир?
На скулах у Шира вздулись желваки.
-- Я согласен, если вы не будете возражать, сэр.
-- Благодарю вас.
Ардмор повернулся к остальным.
-- Я сказал: "Нет!" -- и это остается в силе. Тот из вас, кто покинет
базу, будет считаться нарушителем присяги. И вы тоже, Томас! Это не мой
каприз. То, что вы предлагаете, ничем не отличается от вылазки, которую я
отменил. Пока народ Соединенных Штатов остается заложником в руках
паназиатов, мы не можем начать военные действия! Неважно, откуда будет
исходить инициатива, изнутри или извне, -- тысячи, а может быть, миллионы
невинных жертв заплатят за это своей жизнью!
Преодолев волнение, он окинул взглядом сидящих за столом -- как они
восприняли его слова? Кажется, согласны -- иди готовы согласиться. Все,
кроме Кэлхуна. Но в то же время они недовольны.
-- Предположим что вы правы, сэр, -- медленно произнес Брукс.
--Допустим, что так оно и есть. Но неужели мы ничего не можем сделать?
-- Я об этом уже говорил. Мы должны создать то, что я назвал "шестой
колонной". Мы должны скрываться, нащупывать слабые места противника и
использовать их.
-- Я понимаю. Может быть, вы и правы. Может быть, это неизбежно. Но
сколько же для этого понадобится терпения! Мы ведь не боги, а люди.
Ардмор почувствовал, что вот-вот вспомнит то, чего ему не хватало. Но
что именно?
-- Значит, нам обещают журавля в небе, -- вмешался Кэлхун. -- Вам бы в
проповедники пойти, майор Ардмор. А мы предпочитаем действовать.
"Вот оно! Вспомнил!"
-- Вы почти правы, -- ответил Ардмор. -- Вы слышали рассказ Томаса?
