-- Не знаю, командир. Этот старый прохвост умен, как Макиавелли.
Впрочем, нет, никакой он не прохвост, он настоящий государственный деятель.
Должен сказать, что он произвел на меня большое впечатление. Паназиаты вовсе
не такие дураки -- все-таки они завоевали и удерживают полмира, это сотни
миллионов людей. Если они терпят местные религии, значит, считают, что это
правильная политика. И пусть считают, нам только на руку, что у них такие
умные и опытные чиновники.
-- Вы, конечно, правы, мы, безусловно, не должны их недооценивать.
-- Но я еще не кончил. Когда я выходил из дворца, меня опять взяли под
караул два солдата и так от меня и не отходили. Я шел и шел себе, не обращая
на них внимания. Идем мы мимо центрального рынка, а там стоят в очередях
несколько сотен белых -- пытаются купить какой-нибудь еды по своим
продовольственным карточкам. И тут мне пришло в голову: дай-ка проверю, так
ли уж я неприкосновенен. Я остановился, забрался на ящик и принялся говорить
проповедь.
Ардмор присвистнул.
-- Господи, Джефф, вы не должны были так рисковать!
-- Но ведь надо было это выяснить, майор. К тому же я был почти уверен,
что в самом худшем случае они меня только остановят, и все.
-- Ну, пожалуй. Так или иначе, нам все равно приходится рисковать, тут
ничего не поделаешь. Вполне может оказаться, что храбрость -- самая лучшая
политика. Простите, я вас перебил. И что было дальше?
-- Сначала мои конвоиры обалдели от неожиданности и не знали, что
делать. Я продолжал, а сам время от времени на них поглядывал. Скоро к ним
подошел еще один, видимо, старший по званию, они посовещались, и он куда-то
ушел. Минут через пять снова появился, встал и смотрит, как я
разглагольствую. Я решил, что он ходил звонить куда следует и ему велели
меня не трогать.
-- А как реагировали люди?
-- По-моему, больше всего их поразило то, что белый человек у всех на
глазах нарушает установленные правила и это ему сходит с рук. Много говорить
я не стал, а только твердил, что "грядет Учитель", и всячески разукрашивал
эту тему разными красивыми словами. Говорил, что они должны быть паиньками и
не бояться, ибо Учитель грядет, чтобы накормить голодных, исцелить больных и
утешить страждущих.
-- Хм-м-м( Значит, вы надавали обещаний, и нам теперь придется их
выполнять.
-- Я как раз к этому подхожу, командир. Мне кажется, мы должны срочно
открыть в Денвере свой филиал.
-- У нас слишком мало людей, чтобы открывать филиалы.
-- Разве? Не хотел бы с вами спорить, только я не представляю себе, как
мы сможем навербовать себе последователей, если не отправимся к ним сами.
Сейчас они вполне к этому готовы: будьте уверены, что каждый белый человек в
Денвере уже слышал про старика с нимбом -- не забудьте про нимб, командир!
-- который говорил проповедь на рынке, и азиаты его не трогали. Да они будут
сбегаться к нам толпами!
-- Может быть, вы и правы(
-- Думаю, что прав. Согласен, мы не можем послать туда никого из
основного персонала Цитадели. Но вот что можно сделать. Мы с Алексом пойдем
в город. подыщем подходящее здание и начнем службы. На первых порах можно
будет обходиться излучателями, вмонтированными в посохи, а потом Шир
отделает нам интерьер и установит стационарный излучатель в алтаре. Как
только дело наладится, я оставлю там Алекса -- и он станет нашим миссионером
в Денвере.
Пока Ардмор беседовал с Томасом, в кабинете понемногу собрались все
остальные. Ардмор повернулся к Алексу Хау.
-- Что вы на это скажете. Хау? Сможете изображать из себя священника,
говорить проповеди, организовывать благотворительность и все такое?
Горец ответил не сразу.
-- Я думаю, майор, мне бы лучше остаться при прежнем занятии.
-- Да тут нет ничего трудного, -- настаивал Ардмор. -- Проповеди для
вас можем писать мы с Томасом. Все, что от вас потребуется. -- это не
болтать лишнего, глядеть в оба и всех подходящих людей заманивать сюда для
вербовки.
-- Дело не в проповедях, майор. Проповедь я сказать могу, когда-то в
молодости сам был проповедником. Но только мне совесть не позволит
распространять эту липовую религию. Я знаю, цель у вас благородная, и я
согласился быть с вами. но лучше уж я останусь при кухне.
Ардмор задумался, а потом очень серьезно ответил.
-- Алекс, я, кажется, вас понимаю. Я никого не хочу заставлять
действовать против совести. Мы бы не пошли на то, чтобы создавать видимость
церкви, если бы могли сражаться за Соединенные Штаты как-нибудь иначе.
Неужели ваша вера запрещает вам сражаться за свою страну?
-- Нет, не запрещает.
-- Главной вашей обязанностью в качестве священника будет помогать
беспомощным людям. Неужели это не соответствует вашей вере?
-- Конечно, соответствует. Потому-то я и не могу это делать во имя
ложного бога.
-- Но разве это ложный бог? Или вы считаете, что Господу не все равно,
каким именем вы его называете, если вы делаете то, что ему угодно? Имейте в
виду, -- добавил он поспешно, -- я не говорю, что этот так называемый храм,
который мы тут построили, можно считать храмом истинного Бога. Но разве то,
что вы чувствуете в своем сердце, когда поклоняетесь Богу, не важнее, чем
слова и обряды, которыми вы при этом пользуетесь?
-- Все это верно, майор, то, что вы говорите, -- святая правда, только
мне это что-то не по душе.
Ардмор видел, что Кэлхун прислушивается к их спору с плохо скрытым
раздражением, и решил его прекратить.
-- Алекс, я хотел бы. чтобы вы сейчас пошли и как следует подумали.
Зайдите ко мне завтра, и, если вы не сможете примирить это задание со своей
совестью, я дам вам освобождение от воинской службы по причине религиозных
убеждений. Вам даже не придется работать на кухне.
-- Это уж вовсе ни к чему, майор. Мне кажется(
-- Нет, нет. Если вам нельзя одно, то нельзя и другое. Я не хочу никого
заставлять действовать вразрез с его верой. Так что идите и подумайте.
И, не дожидаясь ответа, Ардмор поспешно выпроводил его.
Кэлхун больше не мог сдерживаться.
-- Ну, знаете, майор! В этом и состоит ваш план -- под видом военной
хитрости насаждать суеверие?
-- Нет, полковник, не в этом. Но в данном случае то, что вы называете
суеверием, -- уже существующий факт. Хау -- первый пример того. с чем нам
придется столкнуться, -- того, как отнесутся общепринятые религии к этой,
которую изобрели мы.
-- Может быть, нам следовало подражать какой-нибудь из них? -- заметил
Уилки.
-- Может быть. Очень может быть. Я об этом думал. но ничего подходящего
не придумал. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из нас начал
изображать из себя, скажем, пастора обычной протестантской церкви. Я человек
не слишком религиозный, но и я бы этого переварить не смог. Возможно, что в
конечном счете меня беспокоит то же самое, что и Хау. Но у нас нет другого
выхода. Мы вынуждены считаться со взглядами других церквей и по возможности
не вступать с ними в конфликт.
-- Можно вот что сделать, -- предложил Томас. -- Один из догматов нашей
церкви мог бы состоять в том, чтобы допускать и даже поощрять поклонение
любым другим богам. Кроме того. всякая церковь нуждается в деньгах, особенно
сейчас. Мы могли бы предложить им финансовую поддержку без всяких
предварительных условий.
-- Да, и то и другое будет полезно, -- согласился Ардмор. -- Но это
штука деликатная. Мы должны использовать любую возможность, чтобы
завербовать как можно больше настоящих священников. Будьте уверены. что к
нам примкнет каждый американец, как только поймет, куда мы метим. Задача
будет состоять в том, чтобы отобрать тех, кому можно доверить нашу тайну
Теперь насчет Денвера, -- Джефф, ты готов снова отправиться туда. скажем,
завтра?
-- А Хау?
-- Мне кажется, он все-таки согласится.
-- Минутку, майор! -- Это был доктор Брукс, который до сих пор, по
своему обыкновению, молча слушал. -- Мне кажется, лучше было бы подождать
день или два, пока Шир не внесет кое-какие изменения в конструкцию посохов.
-- Что за изменения?
-- Помните, мы экспериментально установили, что эффект Ледбеттера можно
использовать для стерилизации?
-- Да, конечно.
-- Благодаря этому мы и можем со спокойной совестью обещать больным
исцеление. Но мы недооценили возможностей этого метода. На этой неделе я
заразил себя сибирской язвой(
-- Сибирской язвой?! Господи, доктор, зачем же так рисковать?
Брукс спокойно взглянул на Ардмора.
-- Но ведь без этого не обойтись, -- начал терпеливо объяснять он. --
Эксперименты на морских свинках дали хороший результат, но разработать
методику можно только в опытах на человеке. Так вот, я заразил себя
сибирской язвой, подождал некоторое время, чтобы дать болезни развиться, а
потом подверг себя ледбеттеровскому облучению на всех диапазонах, кроме тех
частот, которые смертельны для теплокровных позвоночных. Болезнь исчезла.
Меньше чем через час в результате естественного преобладания анаболизма над
катаболизмом от патологических симптомов не осталось и следа. Я выздоровел.
-- Будь я проклят! А как по-вашему, при других болезнях это тоже
поможет так же быстро?
-- Не сомневаюсь. Дело не только в том, что это подтверждают опыты на
животных. Такой же результат дал еще один эксперимент, хоть и
непреднамеренный, -- впрочем, это можно было предвидеть заранее. Может быть,
кто-нибудь из вас заметил, что у меня в последние дни был сильный насморк.
Облучение и его вылечило заодно с сибирской язвой. Известно, что насморк
вызывают несколько десятков патогенных вирусов, а облучение уничтожило их
всех без разбора.
-- Очень рад это слышать, доктор, -- сказал Ардмор. -- В конечном счете
одно это принесет человечеству, может быть, больше пользы, чем любое военное
применение эффекта Ледбеттера. Но какое отношение это имеет к организации
филиала нашей церкви в Денвере?
-- К этому, возможно , и не имеет. Но я позволил себе дать указания
Ширу переделать один портативный излучатель, чтобы любой из наших агентов,
не имея в руках ничего, кроме посоха, мог исцелять больных. Я думаю, стоит
подождать, пока Шир не переделает таким же образом посохи Томаса и Хау.
-- Я думаю, вы правы, если это не займет слишком много времени. А можно
посмотреть, как его переделали?
Шир продемонстрировал посох, над которым работал. Внешне он ничем не
отличался от прочих: это был шест почти двухметровой длины, увенчанный
резным набалдашником в форме куба с ребром сантиметров в десять. Грани куба
были окрашены в те же цвета, что и стены храма. Причудливые золотые
завитушки, арабески и рельефные фигурки на поверхности набалдашника и самого
посоха скрывали рукояти управления излучателем, встроенным в куб. Не изменив
внешний вид посоха, Шир всего лишь добавил в излучатель дополнительную
схему, позволявшую ему генерировать излучение на всех частотах сразу, кроме
тех, что смертельны для позвоночных. Для этого нужно было только нажать на
определенный золотой листок на поверхности посоха. Над конструкцией посоха и
его оформлением Шир и Грэхем бились долго, стремясь к тому, чтобы украшения
и скрытый среди них излучатель составляли единое целое. Они прекрасно
сработались, и неудивительно, ведь способности у них были сродни: художник
всегда на две трети мастер-ремесленник, а ремесленник в душе всегда отчасти
художник.
-- Я бы вот что еще предложил, -- сказал Брукс, после того как все
осмотрели посох и познакомились с его действием. -- Нужно, чтобы этот новый
эффект был посвящен Тамар, Властительнице Милосердия, и чтобы загорался ее
