досталось. До Кулака, скорее всего, еще не дошло, что у нас, судя по всему,
неограниченный запас американских золотых монет. Но когда-нибудь он об этом
узнает -- вот тут-то бомба и взорвется. Если не удастся подкупить и его --
под каким-нибудь благовидным предлогом, -- он затеет расследование, которое
кончится для нас плохо. И все равно рано или поздно мы наткнемся на такого
чиновника, у которого любопытство пересилит жадность. Когда этот день
настанет, у нас все должно быть готово!
-- Хм-м-м( Наверное, вы правы, Джефф. Что ж, постарайтесь сделать все,
что сможете, и поскорее навербуйте как можно больше "священников". Будь у
нас хоть сотня надежных агентов, которые работали бы с людьми так же
успешно, как вы, -- мы могли бы назначить "день Д" уже через месяц. Но пока
что это может занять не один год, и вы правильно говорите, -- события могут
разыграться раньше, чем мы будем к ним готовы.
-- Я вижу, вы понимаете, почему мне не так просто подыскивать
"священников". Тут нужна не только преданность, они должны уметь морочить
людям голову. Я этому научился, когда был хобо. А Алекс не умеет, он слишком
честный. Но я уже почти завербовал одного, его фамилия Джонсон.
-- Да? А что это за человек?
-- Раньше торговал недвижимостью и хорошо умеет уговаривать людей. Его
бизнес паназиаты, конечно, прикрыли, а в трудовой лагерь он не хочет. Сейчас
я его прощупываю.
-- Если решите, что подходит, присылайте его сюда. А может быть,
сначала я посмотрю на него сам.
-- Что-что?
-- Я слушал вас и думал, -- Джефф, я ведь плохо представляю себе
обстановку. Надо бы приехать к вам и увидеть все своими глазами. Раз уж мне
предстоит командовать парадом, я должен понимать, что к чему. А сидя в этой
норе, я отрываюсь от жизни.
-- Но я думал, что у нас с вами этот вопрос давно решен, сэр.
-- То есть?
-- Кого вы оставите исполнять обязанности командира -- Кэлхуна?
Ардмор несколько секунд помолчал, потом сказал:
-- Идите вы к черту, Джефф!
-- А все-таки?
-- Ну ладно, давайте об этом не будем.
-- Не обижайтесь, командир. Я хотел, чтобы вам все стало ясно, поэтому
и говорил так долго.
-- Вы правильно сделали. Я хочу, чтобы вы все это повторили, и как
можно подробнее. Я посажу Эстеллу и велю ей записать все, что вы скажете. А
потом мы из этой вашей лекции сделаем инструкцию для кандидатов в
"священники".
-- Хорошо, но давайте немного позже, у меня через десять минут служба.
-- Неужели Алекс не может даже провести службу?
-- Да нет, у него не так уж плохо получается. Его проповеди даже лучше
моих. Но это самое удобное время для вербовки, майор: я присматриваюсь к
людям, а потом беседую с каждым по отдельности.
-- Ладно, ладно, отключаюсь.
-- Пока!
На богослужения в храме теперь собиралось множество народу. Томас не
обольщался мыслью, что причина этого -- особая привлекательность учения о
Великом Боге Мотаа: уже во время службы вдоль стен накрывали столы, и на них
появлялась обильная еда, приобретенная на золото Шира. Тем не менее Алекс
справлялся неплохо. На его проповедях Джеффу иногда казалось, что старому
горцу в конце концов удалось примирить свою совесть со столь необычной
работой, и теперь он как будто проповедовал собственную веру -- так
убедительно у него получалось.
"Если он будет продолжать в том же духе, -- сказал себе Джефф, --
женщины того и гляди начнут падать в обморок. Надо бы сказать ему, чтобы не
так нажимал".
Однако обошлось без неожиданностей, и вот уже зазвучал заключительный
гимн. Прихожане пропели его с большим увлечением, после чего дружно
направились к столам. Подобрать подходящие мелодии для гимнов долго не
удавалось, пока Джеффа не осенила идея написать новые слова к самым обычным
патриотическим песням Америки. Теперь стоило прислушаться повнимательнее, и
можно было услышать, как те, кто посмелее, повторяют прежние, подлинные
слова.
Пока прихожане были заняты едой, Джефф расхаживал среди них, гладя по
головке детей, благословляя всех налево и направо и слушая, о чем они
говорят. Когда он проходил мимо одного из столов, какой-то человек встал и
остановил его. Это был Джонсон, бывший торговец недвижимостью.
-- Можно вас на два слова, святой отец?
-- Я слушаю, сын мой.
Джонсон дал понять, что хотел бы поговорить наедине. Они выбрались из
толпы и остановились у алтаря.
-- Святой отец, я сегодня не могу вернуться домой.
-- Почему, сын мой?
-- Я так и не смог перерегистрировать свою карточку. Сегодня мой
последний льготный день. Если я покажусь дома, мне не миновать лагеря.
Джефф строго посмотрел на него.
-- Ты ведь знаешь, что слуги Мотаа не подстрекают к неповиновению
светским властям.
-- Но вы же не дадите им меня арестовать!
-- Мы не отказываем в убежище. Может быть, дело не так плохо, как тебе
кажется, сын мой. Если сегодня ты переночуешь здесь, завтра кто-нибудь может
взять тебя на работу и перерегистрировать твою карточку.
-- Значит, я могу остаться?
-- Можешь.
Томас решил, что Джонсона уже можно оставить навсегда. Если подойдет,
поедет в Цитадель для окончательной проверки, а если нет, -- останется
служкой при храме: помощников с каждым днем требовалось все больше, особенно
на кухню. Когда прихожане разошлись, Джефф запер двери и проверил все
помещение -- не остался ли в храме кто-нибудь кроме постоянных помощников и
тех, кому разрешили остаться на ночь. Таких набралось человек шесть; к
некоторым из них Джефф присматривался, надеясь впоследствии их завербовать.
Когда осмотр был закончен, а храм убран, Джефф выпроводил всех на
второй этаж, в спальни, и запер за ними дверь. Он делал так каждый вечер.
Алтарю со всеми спрятанными в нем чудесными приспособлениями непрошенное
любопытство не грозило -- он был защищен отдельным экраном, который
включался из подвала, но на всякий случай Джефф хотел быть уверен. что никто
к нему не подойдет. Ежевечернее запирание дверей, конечно, сопровождалось
священнодействием, смысл которого сводился к тому, что нижний этаж -- место
святое и находиться там никому не дозволено.
Алекс и Джефф спустились в подвал, заперев за собой тяжелую, окованную
железом дверь. Там в большой комнате стояли силовая установка алтаря,
аппарат связи с базой и те самые две койки, которые Малыш Дженкинс раздобыл
в их первый день в Денвере. Алекс разделся, принял душ и улегся в постель.
Джефф тоже скинул мантию и тюрбан, оставив только бороду -- теперь она была
у него собственная, -- надел комбинезон. сунул в зубы сигару и вызвал базу.
Следующие три часа он диктовал под храп Алекса, а потом тоже лег спать.
Проснулся Джефф с каким-то тревожным чувством. Свет не горел, значит,
разбудила его не утренняя побудка. Несколько минут он лежал неподвижно,
потом протянул руку и взял с пола посох.
Кроме него и Алекса, мирно храпевшего на своей койке, в комнате кто-то
был. Джефф был в этом убежден, хотя не слышал ни одного подозрительного
звука. Он на ощупь отрегулировал посох, чтобы обе койки оказались внутри
защитного экрана, и включил свет.
У аппарата связи стоял Джонсон в каких-то необычных очках сложной
конструкции и с инфракрасным фонарем в руке.
-- Стой и не двигайся, -- тихо сказал Джефф. Джонсон резко повернулся,
сдвинул очки на лоб и несколько секунд стоял, щурясь от яркого света.
Внезапно у него в руке появился вихревой пистолет.
-- Лежи спокойно, дед, -- огрызнулся он. -- Имей в виду, это не
игрушка.
-- Алекс! -- позвал Джефф. -- Алекс! Проснись! Алекс сел на койке,
готовый действовать, и схватил свой посох.
-- Мы оба под экраном, -- быстро сказал Джефф. -- Возьми его, но не
убивай.
-- Только шевельнитесь, плохо будет, -- предостерег их Джонсон.
-- Не делай глупостей, сын мой, -- ответил Джефф. -- Великий Бог Мотаа
хранит своих слуг. Положи пистолет на пол.
Алекс, не тратя времени на разговоры, крутил ручки на своем посохе. У
него никак не получалось то, что нужно: до сих пор Джефф провел с ним всего
несколько тренировочных занятий. Джонсон взглянул на него и после недолгого
колебания выстрелил в упор.
Ничего не произошло -- энергию выстрела поглотил защитный экран. На
лице у Джонсона отразилось изумление: оно еще усилилось мгновение спустя,
когда Алекс с помощью силового луча вырвал у него из руки пистолет.
-- Теперь расскажи нам, сын мой. -- сказал Джефф, -- почему ты решился
нарушить святость храма Мотаа?
Джонсон обернулся к нему и сказал с угрюмым вызовом в голосе:
-- Бросьте вы эту муру про своего Мотаа. Меня на это не возьмешь.
-- Не подобает глумиться над Богом Мотаа.
-- Да бросьте, я вам говорю. Лучше объясните, что это такое?
Он показал на посох.
-- Бог Мотаа ничего никому не объясняет. Сядь, мой сын, и моли его и
прощении.
-- Еще бы, так я и сел. Нет, я сейчас отсюда уйду. И если не хотите,
чтобы сюда нагрянули косоглазые, не вздумайте мне мешать. Я белого человека
не выдам, но кто меня тронет, пусть пеняет на себя.
-- Ты хочешь сказать, что ты просто вор?
-- Лучше придержи язык. Вы тут швыряетесь золотом направо и налево --
конечно, всякому это интересно.
--Сядь.
-- Я ухожу.
Он повернулся к двери.
-- Придержи его, Алекс, -- сказал Джефф. -- только не причини боли.
Задача была непростая, и Алекс замешкался. Джонсон был уже на середине
лестницы, когда ноги у него подкосились, и он тяжело упал, ударившись
головой об угол. Джефф не спеша встал и надел мантию.
-- Присмотри за ним, Алекс, -- сказал он. -- Я пойду на разведку.
Он поднялся наверх и через несколько минут вернулся. Джонсон лежал без
сознания на койке Алекса.
-- Ничего страшного, -- сообщил Джефф. -- Замок в верней двери был
отперт отмычкой, я его снова запер. Там никто не проснулся. Нижний замок
придется менять, в нем все чем-то расплавлено. Надо бы защитить эту дверь
экраном, я скажу Бобу. -- Он взглянул на тело, распростертое на койке. --
Еще не пришел в себя?
-- Начал было, я вколол ему пентотал натрия.
-- Хорошо. Я хочу его допросить.
-- Я так и думал.
-- Наркоз полный?
-- Да нет, доза мала. Ровно столько, чтобы разговорился.
Томас изо всех сил стиснул пальцами мочку уха Джонсона, но тот лишь
чуть шевельнулся.
-- Почти полный. Должно быть, сильно ударился головой. Джонсон! Ты меня
слышишь?
-- М-м-м( Да.
Допрос длился долго. В конце концов Алекс сказал:
-- Послушай, Джефф, а нужно нам все это выслушивать? У меня такое
чувство, как будто я копаюсь в помойной яме.
-- Мне тоже противно, но мы должны знать все, -- ответил Джефф и
продолжал допрос.
От кого Джонсон получал деньги? Что интересует паназиатов? Как он
передавал сведения? Когда следующая связь? Кто еще на них работает? Что
паназиаты думают о храме? Знает ли его начальник, что он здесь?
И наконец, -- что заставило его пойти против своего народа?
Действие укола кончалось. Джонсон уже начинал понимать, где находится,
но сдерживающие центры у него были еще отключены, и он выкладывал все
начистоту, не заботясь о том, что о нем подумают:
-- Должен же человек о себе заботиться, верно? Если ты не дурак, нигде
не пропадешь.
-- Мы с тобой, наверное, дураки, Алекс, -- заметил Томас. Помолчав
несколько минут, он сказал: -- Кажется, он выложил все, что знает. Теперь
надо решить, как с ним поступить.
-- Если сделать еще укол, он может рассказать что-нибудь еще.
