то из этого ничего не выйдет.
- Почему? Если полученные мной сведения правильны, вы вырабатываете не
более тринадцати процентов всей энергии, потребляемой страной.
- Да, это верно, но мы обеспечиваем выработку еще тринадцати процентов
энергии, поставляя наш плутоний атомным электростанциям, и вы, наверное, не
учли, что это значит в общем энергетическом балансе. А наша энергия, которую
мы вырабатываем прямо или косвенно, предназначена для самых важных отраслей
тяжелой индустрии стальной, химической, станкостроительной,
машиностроительной, обрабатывающей. Лишить их тока-все равно что вырезать у
человека сердце.
- Но ведь пищевая промышленность от вас, по существу, не зависит! -
настаивал Ленц.
- Нет. Сельское хозяйство... Хотя мы поставляем определенный процент
энергии обрабатывающим предприятиям. Я вас понимаю и готов признать, что
производство, а также транспорт, то есть распределение пищевых продуктов,
могут обойтись и без нас. Но подумайте, доктор, что будет, если мы лишим
страну атомной энергии. Всеобщая паника! Ведь это же краеугольный камень
всей нашей индустрии!
- В нашей стране и раньше бывали всеобщие паники, но мы справились даже
с нефтяным кризисом, когда нефть начала иссякать.
- Да, справились, потому что на смену нефти пришла солнечная и атомная
энергия. Вы не представляете, что это будет, доктор. Это почище войны. В
нашей системе все взаимосвязано. Если вы сразу остановите тяжелую
промышленность, все остальное полетит кувырком.
- Не важно. Все равно вы должны остановить реактор!
Кинг невольно взглянул на застекленное реле в стене кабинета. Он, как и
каждый дежурный инженер, мог бы укротить реактор.
Уран в реакторе находился в расплавленном состоянии при температуре
выше двух тысяч четырехсот градусов по Цельсию, и, чтобы остановить реактор,
достаточно было разлить уран по небольшим контейнерам. Масса урана в каждом
таком контейнере была недостаточна для поддержания цепной реакции.
- Нет, я не могу этого сделать, - сказал Кинг. - Вернее, могу, но
реактор недолго будет стоять. Совет директоров просто пришлет другого
человека, который меня заменит.
- Да, вы правы.
Некоторое время Ленц молча обдумывал положение, потом сказал:
- Прошу вас, закажите мне место, я хочу вернуться в Чикаго.
- Вы нас покидаете?
- Да.
Ленц вынул изо рта мундштук, и лицо его, впервые утратив благодушное
выражение олимпийского божества, стало серьезным, почти трагичным.
- Если нельзя остановить реактор, мне здесь нечего делать. Иного
решения проблемы я не вижу, да его и не может быть!
Я должен объясниться до конца, - продолжал он. - Вы имеете здесь дело с
локально обусловленными неврозами. Грубо говоря, симптомы их проявляются как
нервная неустойчивость, или своего рода истерия. Частичное выпадение памяти
у вашего секретаря Штейнке - хороший пример этому. Штейнке можно вылечить
шоковой терапией, но это вряд ли будет гуманно, поскольку сейчас он избавлен
от постоянного напряжения, которого он не смог бы вынести. Другой ваш юнец,
этот Харпер, из-за которого вы послали за мной, - пример неустойчивости
из-за повышенного чувства ответственности. Как только его избавили от этой
ответственности, он моментально стал вполне нормальным человеком. Но вот его
друг Эриксон - за ним нужен глаз да глаз...
Но главное - это причина всех подобных неврозов, и мы говорим о том,
как их устранить, а не о том, в какой форме они выражаются. Так рот, такого
рода неврозы возникают всегда, когда обстоятельства сильнее человека, когда
он не в силах вынести постоянной тревоги и страха. В конце концов он так или
иначе сходит с ума. А здесь обстоятельства именно таковы. Вы набираете
интеллигентных, чутких молодых людей, втолковываете им, что малейшая их
ошибка или даже случайное, неподвластное их контролю изменение в реакторе
приведет к гибели бог знает скольких тысяч человек, и после этого хотите,
чтобы они не сходили с ума! Это же просто нелогично, немыслимо!
- Ради бога, доктор, неужели нет никакого выхода?
Кинг вскочил и забегал по кабинету. Ленце горечью отметил про себя, что
сам генерал-директор стоит на грани того самого нервного состояния, о
котором они говорили.
- Нет, - сказал он медленно. - Выхода нет. Позвольте, я объясню. Вы не
можете доверить управление реактором менее чувствительным, менее
ответственным людям. Это все равно что доверяться безмозглому идиоту, А
ситуационные неврозы лечатся только двумя способами. В первом случае, когда
невроз возникает из-за неправильной оценки ситуации, достаточно помочь
больному правильно оценить обстоятельства. Все его страхи исчезают. Для них
никогда и не было реальных оснований. Больной просто их вообразил. Во втором
случае больной правильно судит об окружающем и справедливо оценивает
ситуацию как угрожающую. Его страх вполне нормален и обоснован, но он не
может преодолевать его до бесконечности - и сходит с ума. В этом случае
единственное лечение - изменение обстановки. Я пробыл у вас достаточно
долго, чтобы убедиться: здесь дело обстоит именно так. Вы, инженеры,
правильно оцениваете страшную опасность вашей Большой Бомбы, и это сознание
неизбежно сведет всех с ума. Единственный выход - остановить реактор.
Кинг продолжал метаться по кабинету, словно стены были клеткой, в
которой он был заперт со своей неразрешимой дилеммой.
- Неужели ничего нельзя сделать?! - воскликнул он, на мгновение
остановившись.
- Вылечить - нельзя. Облегчить болезнь, пожалуй, возможно.
- Каким образом?
- Ситуационные психозы возникают из-за недостатка адреналина. Когда
человек испытывает нервное напряжение, железы, чтобы ему помочь, усиленно
выделяют адреналин. Но если напряжение слишком велико, адреналиновые железы
не справляются со своей задачей и человек заболевает. Это и происходит
здесь. Адреналиновая терапия может отдалить душевное расстройство, но почти
наверняка ускорит физическое расстройство всего организма. С точки зрения
общественной безопасности второе, конечно, предпочтительнее, но... тогда у
вас скоро не останется физиков.
- И больше вы ничего не можете посоветовать?
- Нет. Пусть ваши психиатры займутся профилактикой. Они у вас люди
способные.
Кинг нажал кнопку и коротко приказал что-то Штейнке. Повернувшись снова
к Ленцу, он спросил:
- Вы побудете здесь, пока не подадут машину?
Ленц решил, что Кингу это было бы приятно, и согласился.
Внезапно раздался металлический щелчок, и на стол Кинга - упал
цилиндрик пневматической почты. Вытащив из него белый листок картона,
визитную карточку, генерал-директор с удивлением прочитал ее и протянул
Ленцу:
- Не могу понять, зачем я ему понадобился. Вы, наверное, не хотите,
чтобы он вас здесь видел?
Ленц прочел на карточке: "Томас Р. Харрингтон, доктор математики,
капитан ВМС США, директор Морской обсерватории".
- Нет, почему же, - возразил он. - Мы с ним знакомы, и я буду только
рад...
Харрингтон был явно чем-то озабочен. Он вздохнул с облегчением, когда
Штейнке, пропустив его в кабинет, исчез в соседней комнате, и сразу же
заговорил, обращаясь к Ленцу, который сидел ближе к двери:
- Вы мистер Кинг? Постойте, да это же Ленц! Что вы здесь делаете?
- Я здесь по приглашению, - ответил Ленц совершенно правдиво, но не
полно, здороваясь с Харрингтоном за руку. - Знакомьтесь: генерал-директор
Кинг, капитан Харрингтон.
- Как поживаете, капитан? Рад вас видеть.
- Для меня большая честь познакомиться...
- Садитесь, прошу вас.
- Благодарю. - Харрингтон сел, положив на угол стола свой портфель. -
Вы, конечно, хотите знать, зачем я к вам явился вот так, без приглашения?..
- Я счастлив познакомиться...
В действительности же все эти церемонии были уже слишком для натянутых
нервов Кинга.
- Вы очень любезны, но... Кстати, нельзя ли сделать так, чтобы ваш
секретарь, который меня впустил, забыл мое имя? Я понимаю, что это кажется
вам странным, но...
- Совсем нет, я ему скажу!
Кинг был заинтригован и решил не отказывать своему выдающемуся коллеге
в таком пустяке. Он вызвал Штейнке к видеофону и отдал соответствующее
приказание. Ленц встал, показывая, что уже давно собирается уйти. Уловив
взгляд Харрингтона, он пояснил:
- Я полагаю, вы хотите поговорить наедине.
Кинг вопросительно посмотрел на него, потом на Харрингтона, потом опять
на Ленца.
- Я лично ничего не имею против, - запротестовал астроном после
секундной заминки. - Решайте сами, доктор Кинг! Честно говоря, я буду только
рад, если Ленц останется.
- Я не знаю, что вы хотите мне сообщить, - заметил Кинг, - но доктор
Ленц здесь тоже по конфиденциальному поручению.
- Очень хорошо! В таком случае все в порядке. Перейду прямо к делу.
Доктор Кинг, вы знакомы с механикой бесконечно малых величин?
- Разумеется.
Ленц подмигнул Кингу, но тот предпочел этого не заметить.
- Да, да, конечно. Вы помните шестую теорему и переход от тринадцатого
уравнения к четырнадцатому?
- Кажется, помню, но я сейчас взгляну.
Кинг встал и направился к шкафу, но Харрингтон остановил его
нетерпеливым жестом:
- Не беспокойтесь! У меня все здесь.
Он открыл ключом портфель и извлек потрепанный блокнот с выпадающими
листками.
- Вот! А вы, доктор Ленц, знакомы с этими построениями?
Ленц кивнул:
- Я как-то их проглядывав.
- Прекрасно. Итак, я полагаю, что вы со мной согласитесь, что ключ к
решению - всей проблемы именно здесь, в переходе от тринадцатого уравнения к
четырнадцатому. Этот переход кажемся вполне обоснованным и справедлив в
определенных условиях. Но что, если мы расширим его значение и проследим всю
цепь логического построения для всех возможных состояний материи?
Он перевернул страницу и показал те же два уравнения, разбитые на
девять промежуточных. Ткнув пальцем в среднюю группу математических знаков,
Харрингтон спросил, тревожно заглядывая им в глаза:
- Видите? Вы понимаете, что это значит?
Кинг помолчал, шевеля губами, потом ответил:
- Да, кажется, я понимаю... Странно... Да, так оно и есть?
Харрингтон должен был бы обрадоваться, но он только тяжело вздохнул.
- Я надеялся, что хотя бы вы найдете ошибку, - проговорил он, чуть не
плача, - но, боюсь, теперь надеяться не на что. Дестрей сделал допущение,
действительное для молекулярной физики, однако у нас нет ни малейшей
уверенности, что оно действительно для физики атомной. Я полагаю, вы
сознаете, что это значит для вас, доктор Кинг...
Голос Кинга превратился в хриплый шепот.
- Да, сознаю, - сказал он. - Да... Это значит, что, если наша Большая
Бомба взорвется, она взорвется мгновенно и целиком, а не так, как
предполагал Дестрей... И тогда один бог знает, что здесь останется.
Капитан Харрингтон откашлялся.
Но тут заговорил Ленц:
- А что, если мы проверим ваши расчеты и они окажутся непогрешимыми, -
что дальше?
- Харрингтон всплеснул руками:
- Я для того сюда и приехал, чтобы спросить вас: что будет дальше?
- Дальше ничего, - угрюмо сказал генерал-директор. - Ничего сделать
нельзя.
Харрингтон уставился на него с нескрываемым изумлением.
- Но послушайте! - взорвался он наконец. - Разве вы не понимаете? Ваш
реактор необходимо демонтировать, и немедленно!
- Успокойтесь, капитан! - Невозмутимый голос Ленца был словно холодный
душ. - И не надо злиться на бедного Кинга - все это волнует его больше, чем
