излечили меня, и я вновь живу. Нет, я не боюсь реактора, мы с ним
хорошие друзья.
- А что, если он взорвется?
- Господь Бог призовет меня, когда я ему понадоблюсь, - ответил
он и быстро перекрестился.
Когда они уже уходили, Эриксон тихо сказал Харперу:
- Ты слышал? Вот тебе и ответ. Если бы все инженеры могли так же
верить, наша работа была бы куда легче.
Но Харпер не был в этом убежден.
- Не думаю, - проворчал он. - Не думаю, чтобы это была вера.
Просто недостаток воображения. И знаний.
Ленц не оправдал самоуверенности Кинга и прибыл только на
следующий день. Его внешность невольно поразила генерал-директора: он
представлял себе выдающегося психолога эдаким длинноволосым старцем с
черными- пронизывающими глазами и в рединготе. Но перед ним предстал
крепко сколоченный, почти толстый мужчина хорошего роста, который с тем
же успехом мог бы сойти за мясника. Маленькие поросячьи глазки блекло-
голубого цвета добродушно посматривали из-под кустистых белесых бровей.
Больше на его огромной голове не было ни волоска, даже круглый, как
яблоко, подбородок был гладким и розовым. Одет он был в мятый костюм из
небеленого полотна. Длинный мундштук постоянно торчал из угла его
широкого рта, казавшегося еще шире от неизменной улыбки, выражавшей
бесхитростное удивление перед всем злом, которое творят люди. В Ленце
определенно был свой смак.
Оказалось, что договориться с ним не составляет труда. По просьбе
Ленца Кинг начал с истории вопроса.
Был только один способ экономически выгодного производства
плутония - с помощью высокого напряжения в реакторе с неустойчивой
реакцией природного, слегка обогащенного урана. При энергиях в миллион
с лишним электронвольт уран-238 начинал расщепляться. При
незначительном уменьшении напряжения он превращался в плутоний. Такой
реактор сам поддерживал в себе "огонь" и вырабатывал больше "топлива",
чем сжигал. Он мог поставлять "топливо" для множества обычных
энергетических реакторов с устойчивой реакцией.
Но реактор с неустойчивой реакцией представлял собой, по сути
дела, атомную бомбу. Что может произойти в таком реакторе - этого никто
не знал. Он будет вырабатывать большое количество плутония, ну а если
он взорвется?
Инженерам-атомщикам пришлось пережить мучительный период
неуверенности. Может быть, неуправляемая реакция все-таки управляема?
Или в крайнем случае пря взрыве будет уничтожен только сам реактор и
этим все кончится? Может быть, он даже взорвется, как несколько атомных
бомб, но не причинит особого ущерба? Но могло быть - и эта возможность
оставалась, - что вся многотонная масса урана взорвется одновременно.
- Выход из тупика подсказала дестреевская механика бесконечно
малых величин, - продолжал Кинг. - Ее уравнения доказывали, что если бы
такой атомный взрыв произошел, он начал бы разрушать окружающую массу
молекул с такой скоростью, что утечка нейтронов из частиц тотчас
замедлила бы цепную реакцию и взрыва всей массы все равно бы не
произошло. Такие вещи действительно случаются даже в атомных бомбах.
Для нашего реактора уравнение предсказывает силу возможного взрыва,
равную одной седьмой процента взрыва всей массы урана. Однако этого,
разумеется, больше чем достаточно - такой взрыв опустошит половину
штата. Но я лично никогда не был уверен, что дело ограничится только
этим.
- Наверное, потому вы и согласились здесь работать? - спросил
Ленц.
Прежде чем ответить, Кинг долго возился с бумагами на столе.
- Да, - сказал он наконец. - Я не мог от этого отказаться,
доктор, понимаете - не мог! Если бы я отказался, они бы нашли кого-
нибудь другого, а такая возможность выпадает один раз в жизни.
Ленц кивнул:
- И к тому же они могли найти кого-нибудь менее компетентного.
Понимаю. У вас, доктор Кинг, типичный комплекс "поиска истины",
свойственный ученым. Вы должны находиться там, где эту истину можно
найти, даже если она вас убьет. А что касается этого Дестрея, то мне
его выкладки никогда не нравились: он слишком много предполагает.
- В том-то и беда! - согласился Кинг. - Его работа блистательна,
но я не уверен, стоят ли все его предсказания хотя бы бумаги, на
которой они написаны. И мои инженеры, видимо, думают так же, -
признался он с горечью.
Кинг рассказал Ленцу о трудностях работы и о том, как самые
проверенные люди в конце концов не выдерживают постоянного напряжения.
- Вначале я думал, что на них угнетающе влияет какая-нибудь
нейтронная радиация, проникающая сквозь щиты. Мы установили
дополнительную экранировку, ввели индивидуальные защитные панцири, но
это не помогло - Один юноша, который пришел к нам уже после установки
экранов, однажды вечером за обедом вдруг сошел с ума: он кричал, что
свиной окорок сейчас взорвется. Я боюсь думать, что было бы, если бы он
взбесился во время дежурства!
Система постоянного психиатрического контроля намного снизила
опасность внезапных помешательств у дежурных инженеров, но Кинг
вынужден был признать, что эта система была неудачна: количество
неврозов даже увеличилось.
- Вот так обстоят дела, доктор Ленц, - закончил он. - И с каждым
днем они идут хуже. Вы можете нам помочь?
Но Ленц не имел готовых рецептов.
- Не так быстро! - предупредил он. - Вы нарисовали мне общую
картину, но у меня пока нет точных данных, нет фактов. Мне надо
осмотреться, самому разобраться в ситуации, поговорить с вашими
инженерами, может быть, даже выпить с ними, чтобы познакомиться.
Надеюсь, это возможно? Тогда через несколько дней мы, может быть,
сообразим, что делать.
Кингу оставалось только согласиться.
- И очень хорошо, что ваши инженеры не знают, кто я такой.
Предположим, для них я ваш старый друг, такой же физик, который приехал
вас навестить, - вы не возражаете?
- Конечно, почему бы и нет! Я сам им так скажу.
- Так мы ничего не добьемся, Густав!
Харпер отложил логарифмическую линейку и нахмурился.
- Похоже на то, - мрачно согласился Эриксон. - Но, черт возьми,
должен же быть какой-то путь к решению этой проблемы! Что нам нужно?
Концентрированная и управляемая энергия ракетного горючего. Что мы
имеем? Энергию атомного распада. Должен отыскаться способ, как:
удержать эту энергию и использовать по мере надобности. И ответ надо
искать где-то в одной из серий радиоактивных изотопов. Я уверен!
Он сердито оглядел лабораторию, словно надеялся увидеть ответ на
одной из обшитых свинцовыми листами стен.
- Только не вешай носа! - сказал Харпер. - Ты убедил? меня, что
ответ должен быть. Давай подумаем, как его найти. Прежде всего - три
серии естественных изотопов уже проверены, так?
- Так. Во всяком случае, мы исходили из того, что в этом
направлении все уже проверено-перепроверено.
- Прекрасно. Остается предположить, что другие исследователи
испробовали все, что зафиксировано в их записях, - иначе ни во что
нельзя верить и надо все проверять самим, начиная с Архимеда и до наших
дней. Может быть, так оно и следовало бы сделать, но с такой задачей не
справился бы даже Мафусаил. Значит, что нам остается?
- Искусственные изотопы.
- Совершенно верно. Давай составим список изотопов, которые уже
получены, и тех, которые возможно получить. Назовем это нашей группой
или нашим полем исследования, если ты за точные определения. С каждым
элементом этой группы и с каждой из их комбинаций можно произвести
определенное количество опытов. Запишем и это.
Эриксон записал, пользуясь странными символами исчисления
состояния. Харпер одобрительно кивнул:
- Хорошо, теперь расшифруй.
Эриксон несколько минут вглядывался в свои построения, потом
спросил:
- Ты хотя бы представляешь, сколько величин получится при
расшифровке?
- Не очень. Несколько сот, а может быть, и тысяч.
- Ну, ты слишком скромен! Речь идет о десятках тысяч, не считая
будущих изотопов! С таким количеством опытов ты не справишься и за сто
лет.
Эриксон угрюмо отбросил карандаш. Харпер посмотрел на него
насмешливо, но доброжелательно.
- Густав, - сказал он, - похоже, эта работа и тебя доконала.
- С чего ты взял?
- Ты еще никогда ни от чего так легко не отказывался. Разумеется,
мы с тобой никогда не перепробуем всех комбинаций и в худшем случае
только избавим кого-нибудь другого от повторения наших ошибок. Вспомни
Эдисона - шестьдесят лет бесконечных опытов по двадцать часов в день, а
ведь он так и не нашел того, что искал! Но если он мог это выдержать, я
думаю, мы тоже сможем.
Эриксон немного стряхнул уныние.
- Наверное, сможем, - согласился он. - Может быть даже, нам
удастся придумать какое-нибудь приспособление, чтобы ставить несколько
опытов одновременно.
Хароер хлопнул его по плечу:
- Узнаю старого бойца! А кроме того, нам ведь совсем не
обязательно проверять все комбинации, чтобы отыскать подходящее
горючее. Насколько я понимаю, на наш вопрос должно быть десять, а может
быть, и сто правильных ответов. И мы можем натолкнуться на любой из них
хоть сегодня. Во всяком случае, если ты будешь мне помогать в свободное
время, я не выйду из игры, пока не поймаю черта за хвост!
За несколько дней Ленц облазил весь завод и административные
службы и успел примелькаться. Все привыкли к нему и охотно отвечали на
вопросы. На него смотрели как на безобидного чудака, которого
приходится терпеть, потому что он друг генерал-директора. Ленц сунул
свой нос даже в коммерческий отдел предприятия и выслушал подробнейшие
объяснения о том, как энергия реактора превращается в электричество с
помощью усовершенствованных солнечных батарей. Одного этого было
достаточно, чтобы отвести от него последние подозрения, потому что
психиатры никогда не обращали внимания на прошедших огонь и воду
техников отдела превращения энергии. В этом не было нужды: даже явная
психическая неуравновешенность этих людей ничем не угрожала реактору,
да они и не испытывали убийственного гнета ответственности перед родом
человеческим. Здесь шла обычная работа, конечно, опасная для самих
техников, но к такому люди привыкли еще в каменном веке.
Так, совершая свой обход, Ленц добрался и до лаборатории изотопов
Кальвина Харпера. Он позвонил, подождал. Дверь открыл сам Харпер в
защитном шлеме с откинутым забралом, - казалось, он напялил на себя
какой-то дурацкий колпак.
- В чем дело? - спросил Харпер. - О, это вы, доктор Ленц. Вы
хотели меня видеть?
- Собственно, и да, и нет, - ответил толстяк. - Я просто
осматривал экспериментальные корпуса, и мне захотелось узнать, что вы
здесь делаете. Но может быть, я помешаю?
- Нисколько, заходите. Густав!
Эриксон вышел из-за щита, где он возился с силовыми кабелями
лабораторного триггера - скорее видоизмененного бетатрона, чем
резонансного ускорителя.
- Хэлло! - сказал он.
- Густав, это доктор Ленц. Познакомьтесь - Густав Эриксон.
- Мы уже знакомы, - отозвался Эриксон, стаскивая перчатки, чтобы
поздороваться: он раза два выпивал с Ленцем в городе и считал его
"милейшим стариком". - Вы попали в антракт, но подождите немного, и мы
покажем вам очередной номер. Хотя смотреть, по совести, нечего.
Пока Эриксон готовил опыт, Харпер водил Ленца по лаборатории и
объяснял смысл их исследований с такой гордостью, с какой счастливый
папаша показывает своих близнецов. Психиатр слушал, время от времени
