того, хочется ли ему это делать. Я вот сейчас делаю как раз то,
что мне хочется.
- Чего же еще желать от жизни? - согласился Макинтайр.
- Как продвигается работа, парни?
- У меня почти полный порядок, - ответил Чарли. - Сегодня мы
закончили повторные испытания новых баков и топливопровода. Все
наземные проверки проведены, осталось только откалибровать
датчики. Это быстро - всего часа на четыре, если ничего не
случится. А ты как. Мак?
Макинтайр принялся загибать пальцы.
- Продукты и вода уже на борту. Три скафандра, плюс один
запасной и аварийные наборы. Медицинские припасы. Все, что
необходимо для стратосферного полета, входило в комплектацию с
самого начала. Пока не прибыло только навигационное оборудование
для сближения с Луной.
- Когда ты его ожидаешь?
- В любую минуту: его должны доставить сегодня. Хотя в
принципе мы можем обойтись и без него. Все эти разговоры о том,
как трудно проложить трассу отсюда до Луны, просто болтовня, чтобы
произвести впечатление на публику. Здесь, в конце концов, цель
путешествия видна - не то что в океане. С секстантом и хорошим
радаром я посажу вас в любой точке Луны, даже не раскрывая
звездного атласа - мне достаточно знать только относительные
скорости.
- Будет тебе хвастаться, Колумб! - сказал Чарли. - Так уж и
быть, поверим, что шляпой в стену ты не промахнешься. Надо
понимать, ты готов отправиться прямо сейчас, так?
- Точно.
- Ну раз так, то я вполне могу провести калибровку и сегодня.
Что-то я немного нервничаю - уж слишком гладко все шло до сих пор.
Если ты мне поможешь, мы управимся еще до полуночи.
- Ладно, только сигару докурю.
Некоторое время они курили в молчании. Каждый думал о
приближающемся полете и о том, что с ним связано. Харриман
старался унять возбуждение, охватившее его при мысли о том, что
мечта всей его жизни вот-вот осуществится.
- Мистер Харриман?
- А? Что такое, Чарли?
- Как люди становятся богатыми - вот как вы хотя бы?
- Богатыми? Трудно сказать. Я никогда не старался
разбогатеть. Никогда не хотел ни богатства, ни известности, ни
чего-либо еще в таком духе.
- Как это?
- Просто я хотел жить долго и все увидеть своими глазами.
Впрочем, парней вроде меня было тогда много: мы сами мастерили
радиоприемники, делали телескопы и строили аэропланы. У нас были
научные клубы, подвальные лаборатории, научно-фантастические лиги
- для таких парней в одном номере "Электрического
экспериментатора" больше романтики, чем во всех книгах Дюма. Нам
не хотелось разбогатеть, нет - мы просто мечтали строить
космические корабли. И некоторым из нас мечта покорилась.
- Да, судя по вашим словам, вы нескучно жили.
- Так оно и было, Чарли. Двадцатый век - век романтики и
надежд, несмотря на все его трагедии. И с каждым годом жить
становилось интереснее. Нет, я не хотел быть богатым, мне просто
хотелось дожить до того времени, когда человек отправится к
звездам, и, бог даст, полететь на Луну самому. - Харриман
осторожно стряхнул пепел в блюдце. - Я прожил хорошую жизнь. Мне
не на что жаловаться.
Макинтайр оттолкнул кресло назад.
- Ладно, Чарли, если ты готов, то давай займемся делом.
- О'кей.
Харриман тоже поднялся. Он хотел что-то сказать, но вдруг
схватился за грудь, и лицо его стало смертельно-бледным.
- Держи его. Мак!
- Где у него лекарство?
- В нагрудном кармане.
Они уложили его на диван. Макинтайр отломил головку ампулы,
обмотав ее платком, и сунул ампулу под нос Харриману. Летучее
лекарство, похоже, помогло, и щеки старика немного порозовели. Они
сделали, что было в их силах, и теперь просто ждали, когда
Харриман придет в себя. Первым нарушил молчание Чарли:
- Мак, а может, бросить нам все это дело, а?
- Почему?
- Это же чистое убийство. Старик не выдержит стартовой
перегрузки.
- Может, и не выдержит, но он сам этого хочет. Ты же его
слышал.
- Но мы обязаны помешать ему.
- С какой стати? Это его жизнь, и ни ты, ни это вонючее
правительство, которое всюду сует свой нос, не в праве запрещать
человеку рисковать своей жизнью, если он действительно этого
хочет.
- Все равно мне как-то не по себе. Такой отличный старикан.
- Так чего ж ты хочешь? Отправить его обратно в Канзас-Сити к
этим старым гарпиям, которые засунут его в дурдом? Чтобы он умер
там от тоски по своей мечте?
- Боже, нет!
- Ну тогда давай дуй к ракете и готовь приборы к испытаниям.
Я сейчас подойду.
***
На следующее утро в ворота ранчо проехал джип с широкими
колесами и остановился перед домом. Из машины выбрался плечистый,
крепкий мужчина с твердым, но добродушным лицом и обратился к
Макинтайру, который вышел из дома навстречу.
- Джеймс Макинтайр?
- А в чем дело?
- Я - заместитель начальника полиции в здешних местах. У меня
ордер на ваш арест.
- По какому обвинению?
- Действия, имеющие целью нарушить Акт о безопасности
космических полетов. Тут из дома появился Чарли.
- Что за шум. Мак?
- А вы, надо полагать, Чарльз Каммингс? На вас тоже есть
ордер. Плюс на человека по фамилии Харриман и судебное
постановление опечатать ваш космический корабль.
- У нас нет никакого космического корабля.
- А вон в том ангаре что?
- Стратосферная яхта.
- Да? Ну тогда за неимением корабля я опечатаю яхту. Где
Харриман?
- А вон он. - Чарли указал рукой, не обращая внимания на
мрачную гримасу Макинтайра.
Полисмен повернул голову. Чарли врезал ему, должно быть,
точно в солнечное сплетение, потому что тот свалился как
подкошенный.
- Черт бы его побрал, - обиженно пробормотал Чарли, потирая
руку. - Тот самый палец, что я уже сломал один раз, когда играл в
баскетбол. Вечно ему достается...
- Быстро давай старика в кабину, - перебил его Макинтайр, -
пристегни его к противоперегрузочному гамаку.
- Слушаюсь, капитан.
Они прицепили ракету к тягачу, вывезли ее из ангара,
развернули и двинулись подальше от дома. Затем забрались в кабину.
В правый иллюминатор Макинтайр заметил очнувшегося полицейского -
тот беспомощно смотрел им вслед.
Капитан застегнул ремни безопасности и связался с
двигательным отсеком:
- Все в порядке, Чарли?
- Да, капитан. Но мы не можем взлететь, Мак. У корабля нет
названия!
- У нас нет времени на твои суеверия! Тут раздался слабый
голос Харримана:
- Назовите его "Лунатик". Лучше и не придумаешь.
Макинтайр откинул голову на противоперегрузочную подушку,
нажал две клавиши, затем еще три, и "Лунатик" взлетел.
- Ну как ты тут, папаша? Чарли встревожено глядел в лицо
Харримана. Тот облизал губы и с трудом произнес:
- Все в порядке, сынок. В лучшем виде.
- Ускорение закончено. Теперь будет полегче. Я тебя развяжу,
чтобы можно было шевелиться, но пока тебе лучше оставаться в
гамаке.
Он потянул за пряжку ремня, и Харриман коротко простонал.
- Что такое, папаша?
- Ничего. Все нормально. Но полегче с этим боком.
Чарли пробежался по его боку пальцами, легкими, уверенными
прикосновениями опытного механика отыскивая повреждение.
- Тебе меня не перехитрить, папаша. Но тут уж до самой
посадки я ничем не могу помочь.
- Чарли...
- Да?
- Ты можешь передвинуть меня к иллюминатору? Я хочу увидеть
Землю.
- Пока еще смотреть не на что. Она под кораблем. Но как
только мы развернемся, я тебя передвину. А сейчас, пожалуй, дам
тебе снотворного и разбужу, когда мы развернемся.
- Нет!
- А?
- Я не буду спать!
- Как скажешь, папаша.
Чарли, словно обезьяна, пробрался в нос корабля и ухватился
за крепление пилотского кресла. Макинтайр посмотрел на него
вопросительным взглядом.
- Жив, - ответил Чарли, - но не в лучшей форме.
- Что с ним?
- Два ребра сломаны точно, а уж что там еще, я не знаю. И не
известно, протянет ли он до конца полета. Мак. Сердце у него
совсем ни к черту.
- Он выдержит, Чарли, не беспокойся. Крепкий старикан.
- Крепкий? Да он как канарейка - еле-еле душа в теле.
- Я о другом. Он в душе крепкий, а это важнее.
- Ладно. Но если ты хочешь, чтобы после посадки команда была
в полном составе, тебе нужно будет садиться о-о-очень мягко.
- Сяду. Я сделаю полный оборот вокруг Луны и пойду по
сужающейся спирали. Горючего у нас, думаю, хватит.
Теперь они двигались без ускорения. Когда Макинтайр развернул
корабль, Чарли вернулся к Харриману, отцепил гамак и перенес его к
боковому иллюминатору. Макинтайр зафиксировал "Лунатика" в
положении дюзами к Солнцу, затем дал короткий тангенционный
импульс двумя расположенными в середине корабля маневровыми
двигателями - корабль начал вращаться вдоль своей оси, создавая
слабое подобие гравитации. Период невесомости, наступивший по
окончании первого этапа полета, вызвал у старика, как это обычно
бывает, тошноту и головокружение, и Макинтайру хотелось избавить
своего пассажира по крайней мере от этих неудобств.
Но сам Харриман почти не замечал собственного состояния.
Ведь вот он, космос - все, как ему представлялось раньше.
Луна, величественно проплывающая в иллюминаторе, только гораздо
больше, чем он когда-либо видел с Земли, и все ее знакомые черты
различимы теперь так ясно, словно они вырезаны на камее... Затем
корабль поворачивался, и в поле зрения появлялась сама Земля - да,
именно так он видел ее в своих мечтах: огромный диск благородного
небесного тела, будто спутник неведомой планеты; во много раз
больше Луны, видимой землянам, и во много раз ярче, и несравненно
красивее. Чарующая, манящая красота... К Атлантическому побережью
Америки приближался закат, граница тени прорезала северную часть
континента, пересекала Кубу и почти целиком, кроме западного
побережья, скрывала Южную Америку. Харриман наслаждался ясной
голубизной Тихого океана, ощупывал взглядом размытую зелень и
мягкие коричневые тона материков, восторженно взирал на холодные
бело-голубые полярные шапки. Канаду и северные штаты закрывали
облака, зона низкого давления расползлась почти на весь континент,
но чистая белизна отраженного от облаков света радовала глаз даже
больше, чем полярные снега.
Затем корабль поворачивался дальше. Земля уплывала из поля
зрения, и в иллюминаторе появлялись звезды - те же, знакомые с
Земли звезды, только яркие, немигающие, на фоне абсолютной, почти
живой черноты. Затем снова появлялась Луна и вновь овладевала
мыслями...
Харриман был безмятежно счастлив; такое счастье редко дается
даже людям, прожившим долгую жизнь. Он чувствовал себя так, словно
в нем соединились сразу все люди, жившие когда-то на Земле,
заглядывавшиеся на звезды и мечтавшие.
Тянулись долгие часы полета, а он все смотрел и смотрел,
иногда впадая в полудрему и видя сны. Один раз он, должно быть, и
в самом деле уснул либо провалился в болезненное забытье, потому
что проснулся, услышав голос Шарлотты, его жены: "Делос! Ну-ка
немедленно иди домой! Ты что, хочешь простудиться и умереть?!"
Бедная Шарлотта! Она была ему хорошей женой, действительно
хорошей. Харриман не сомневался, что, умирая, она жалела только об
одном - о том, что некому будет о нем позаботиться. И не ее вина,
что ей не дано было разделить его мечту, его тягу к звездам.
Когда они пошли над обратной стороной Луны, Чарли приладил
