- Думаю, что да, - ответил Торби. - Если вас интересуют рабы, то
я один из них.
- Вы были?...
- Теперь я свободный человек. Я должен был сказать вам об этом,
- неловко добавил он, опасаясь, что его новобретенный друг,
узнав из какого он класса, отнесется к нему с презрением.
- Это неважно, но я прямо вне себя от счастья, что вы сказали об
этом. Торби, да вы прямо кладезь сокровищ! Послушайте, дорогой
мой, я должна бежать, а то я и так припозднилась. Но могу ли я
забежать к вам снова?
- А как же, конечно, Маргарет. - И он честно добавил: - Ведь мне
так и так больше нечего делать.
В эту ночь Торби спал в своей чудесной новой постели. Все утро
он провел в одиночестве, но больше не тосковал, так как у него
появилось много новых игрушек, с которыми он мог забавляться. Он
извлекал предметы и заставлял их прятаться снова, восхищаясь,
как продуманно, с минимальной затратой места все устроено. Он
уже в шестой разоткрывал кровать, когда чуть не выскочил из
сандалий от пронзительного воя. Это была общесудовая сирена,
сзывавшая всех по своим местам, просто сирена, но Торби не знал
этого. Когда сердце вернулось на место, он открыл двери и
выглянул наружу. Люди неслись по коридору с головокружительной
скоростью.
Вскоре коридор полностью опустел. Вернувшись в свою каюту, он
стал ждать, пытаясь понять, что происходит. Внезапно его острый
слух уловил отсутствие мягкого шуршания вентиляционной системы.
Но ему ничего не оставалось больше, как ждать. Может быть, он
должен был оказаться в каком-нибудь лтдаленном помещении вместе
с детьми и другими, кто не принимал участия в боевой тревоге, но
он не знал, как это сделать.
Поэтому просто ждал.
Снова раздался сигнал тревоги, к которому прибавился на этот раз
и звук рога, и снова коридор наполнился топотом бегущих людей. И
снова сигнал повторился; команда отрабатывали Поражение Ходовой
Рубки, Пролом Борта, Отказ Энергосистемы, Воздушную Опасность,
Радиационную Опасность и так далее - судно тщательно проверяло
свою боевую готовность. А когда исчезло освещение, Торби испытал
ужасное мгновенное ощущение свободного падения, словно
отключилось поле искусстаенного тяготения корабля.
Эта непонятная кутерьма длилась довольно долго, наконец он
услышал успокаивающий звук отбоя и возвращающийся шорох
вентиляции. Никто не позаботился зайти взглянуть на него; та
старая женщина, которая опекала всех незанятых по боевой
тревоге, не заметила отсутствия фраки, хотя она считала по
головам даже домашних животных на борту.
И сразу же после окончания тревоги Торби вызвали к старшему
Офицеру.
Челрвек, открывший двери, схватил его за плечо и выволок наружу.
Торби сделал в таком положении несколько шагов и воспротивился
- подобным обращением он был сыт по горло.
Приемы грязного боя, которым он был вынужден обучиться, чтобы
выжить в Джаббулпорте, не знали правил. А этот человек изучал в
школе боевое искусство, построенное на хладнокровии и знании
научных основ. Торби нанес ему сильный удар, а затем оказался
прижатым к палубе с едва не сломанной левой кистью.
- Прекрати эти глупости!
- А ты не тащи меня за шиворот!
- Я сказал - прекрати эти глупости. Ты должен предстать пред
Старшим Офицером. Не доставляй мне хлопот, фраки, иначе я засуну
твою же голове тебе в рот.
- Я хочу видеть Капитана Краусу!
Человек ослабил зажим и сказал:
- Ты увидишь его. Но Старший Офицер сказала доставить тебя, и
она не может ждать. Ты успокоишься? Или мне придется доставить
тебя по частям?
Торби решил успокоиться. Выкрученная кисть, да еще в комбинации
с давлением на нерв между косточек ладони, обладала своей
грубоватой логикой.
- Вот этот фраки, Старший Офицер.
- Спасибо, Третий Палубный Мастер. Вы можете идти.
Торби понял только "фраки".
Взяв себя в руки, он осмотрелся и выяснил, что находится в
комнате намного больше, чем его собственная. Самой внушительной
из обстановки в ней была величественная кровать, но покоящаяся
на ней маленькая фигурка господствовала над всем окружающим. И
только после того, как увидел ее, Торби заметил, что Капитан
Крауса молча стоит рядом с кроватью, а по другую сторону ее -
женщина примерно его же лет.
Старая женщина на ложе излучала решительность и величие. Она
была в богатых одеяниях - один только шарф, прикрывавший ее
истончившиеся от возраста волосы, стоил больше денег, чем Торби
видел за всю свою жизнь.
- Вот оно как! Немало беспокойств доставила бы мне эта история,
поверь я в нее, Старший Сын. - Она говорила на финском.
- Мать Моя, послание подлинное.
Она фыркнула.
С упрямой настойчивостью Капитан Крауса стоял на своем.
- Послушайте его сама, Мать Моя. - Он повернулся к Торбии сказал
на Интерлингве: - Повтори писмо своего отца.
Почувствовав облегчение при виде друга Баслима, ничего не
понимая, Торби покорно повторил затверженные наизусть слова.
Старая женщина внимательно прослушала его, а затем повернулась к
Капитану Краусу:
- Что это? Он говорит на нашем языке! Какой-то фраки!
- Нет, Мать Моя, он не понимает ни слова. Это голос Баслима.
Снова повернувшись к Торби, она обрушила на него водопад финских
слов. Он вопросительно взглянул на Капитана Краусу. Она сказала:
- Пусть повторит еще раз.
Капитан отдал приказ. Торби, смутившись, покорно повторил. Она
лежала молча, и остальные, как Тоби понял, ждали ее решения.
Наконец она выдохнула:
- Долги надо платить!
- И я так думаю, Мать Моя.
- Но почему эти помои обрушились на нас? - гневно ответила она.
Капитан промолчал. Она продолжала более спокойно:
- Послание подлинное. Хотя я была уверена, что оно поддельное.
Но, Старший Сын, как бы ни был ты глуп, правда на твоей стороне.
и долги надо платить. - Ее сын продолжал молчать, и она гневно
добавила: - Ну же! Говори! Какой монетой ты собираешься
расплачиваться?
- Я думал об этом, Мать Моя, - медленно сказал Крауса. - Баслим
просит, чтобы мы определенное время заботились о мальчике...
пока не сможем доставить его на военное судно Гегемонии. Как
долго нам придется ждать? Год, два года? И мы сталкиваемся с
проблемами. Кроме того, у нас есть и прецедент - женщина-фраки.
Семья приняла ее - да, не без ворчания, но они привыкли к ней и
даже рады ее присутствию. Если бы Мать Моя таким же образом
вмешалась в судьбу этого юноши...
- Чушь!
- Но, Мать Моя, мы обязаны. ДОлги надо...
- Молчание!
Крауса замолчал.
Она продолжила тихим голосом:
- Разве ты не слышал слова о той ноше, которую Басли возложил на
тебя - "поддержать его в трудную минуту и дать совет, словно это
твой собственный сын". Кем был Баслим для этого фраки?
- Но как же, он говорил о нем, как о приемном сыне. Я думал...
- Тебе не надо думать. Если ты занимаешь место Баслима, кем ты
становишься? И можно ли по-иному понимать эти слова?
Крауса встревожился. Старуха продолжала:
- "Сису" всегда платила свои долги сполна. Не обвешивала и не
обмеривала - сполна! Фраки должен быть усыновлен... тобой.
Крауса побледнел:
- Но, Мать Моя, каково будет решение Семьи...
- Семья - это я! - Внезапно она повернулась к другой
женщине. - Жена Старшего Сына, пришли ко мне всех моих старших
дочерей.
- Да, Мать Мужа, - она поклонилась и вышла.
старший Офицер мрачно смотрела поверх их голов, а затем еле
сдержала улыбку:
- Это не так плохо, Старший Сын. Что будет с Людьми на следующей
Встрече?
- Нас будут благодарить.
- Одним "спасибо" не загрузишься. - Она облизала тонкие
губы. - Люди будут в долгу перед "Сису"... и это может привести
к тому, что статус судна изменится. Мы ничего не потеряем.
Крауса медленно усмехнулся:
- Вы всегда были хитроумной, Мать Моя.
- Хорошо, что у "Сису" есть я. Возьми этого мальчишку-фраки и
подготовь его. Мы должны поторапливаться.
Глава 8
У Торби были на выбор две возможности: или усыновление пройдет
тихо, или с помпой, но и в том и в другом случае он будет
усыновлен. Он выбрал первый вариант, что было благоразумнее,
соответствовало желанию Старшего Офицера, которая держалась по
отношению к нему достаточно недоброжелательно. Кроме того, хотя
он чувствовал себя неустроенным и несчастным, в ожидании
знакомства с новой семьей, он не мог не понимать, что изменение
положения пойдет ему на пользу. Статуса ниже, чем у фраки, не
было.
Но, что было куда важнее, папа наказал ему делать все, что
скажет Капитан Крауса.
Усыновление произошло в обеденном салоне, в тот же день, после
вечерней трапезы. Торби мало понимал из того, что происходит, и
еще меньше из того, что говорилось, так как вся церемония шла на
"тайном языке". Но Капитан подсказывал, чего от него ждут. Вся
команда корабля, исключая тех, кто нес вахту, собралась здесь.
Когда внесли Старшего Офицера, все встали. Она заняла место на
сидении во главе офицерского стола, где ее взяла под своюопеку
невестка, жена Капитана. Устроившись поудобнее, она сделала
жесть рукой, и все сели, причем Капитан занял место справа от
нее. Девушки, которые сегодня несли вахту по кухне, снабдили
всех присутствующих чашами с тонко протертой похлебкой. Никто к
ней не притронулся. Старший Офицер гулко ударила ложкой по чаше
и произнесла несколько слов - кратких и выразительных.
Сын последовал ее примеру. Торби был удивлен, обнаружив, что
часть капитанской речи точно соответствовала посланию, которое
он доставил ему: он мог уловить последовательность звуков.
Старший Инженер, который был постарше Краусы, ответил, а затем
несколько пожилых людей, мужчин и женщин один за другим брали
слово. Старший Офицер задала вопрос и получила ответ
хором - был единодушен. Ей не пришлось спрашивать, кто голосовал
протитв.
Торби сидел в одиночестве на стуле и чувствовал себя не очнь
уютно.
- Иди сюда!
Торби поднял глаза и увидел, что Капитан и его мать смотрят на
него. Он вскочил.
Окунув ложку вего чашу, старая женщина чуть притронулась к ней
кончиком языка. Борясь с одущением, что делает что-то
кощунственное, но повниуясь указаниям, он, коунув совю ложку в
ее чашу, осторожносделал глоток. Нагнувшись вперед, она
притянула к себе его голову и клюнула сухими губами в обе щеки.
Он вернул ей этот символический поцелуйи почувствовал, как по
телу у него пробежала волна гусиной кожи.
Капитан Крауса угостился из чаши Торби,а он - из его. Затем
Капитан Крауса вынул нох и наметив точку между большим и
укмзательным пальцем, шепнул на Интерлингве: "Думаю, ты не
будешь орать". Он уколол его в намеченном месте.
Торби грустно подумал, что Баслим научил его переносить в десять
раз более сильную боль. Кровь потекла струей. Крауса позволил ей
стекать свободнее, чтобы образовалась ясно видная всем лужица,
что-то громко сказал, а затем резко опустил ладонь так, что
капли крови брызнулина палубу. Капитан наступил на них, растер
подошвой, снова что-то громко сказал и обратился к Торби на
Интерлингве:
- Теперь твоя кровь на стали; а наша сталь в твоей крови.
Торби была понятна добрая магия, которой ныне была повязана
егожизнь, он воспринимал ее разумную логику. Он испытал прилив
гордости от мысли, что отныне он - часть корабля.
Жена Капитана залепила ранку пластырем. Затем Торби обменялся
едой и поцелуями с ней, а потом должен был подойти к каждому
столу, и к своим братьям и дядям, сестрам, кузинам и тетям.
Вместо поцелуев мужчины жали ему руку и крест-накрест хлопали по
плечам. Когда он подошел к столу, где сидели незамужние женщины,
то замедлил шаг, но выяснил, что они не собираются его целовать
- они хихикали, повизгивали и, краснея, торопливо притрагивались
указательным пальчиком к его лбу.
Пробегая рядом с ними, девушки, обслуживавшие сегодня
кают-компанию, быстро сменили чаши с похлебкой - это была чисто
ритуальная еда, символизировавшая тот скудный рацион, которым
должны были довольствоваться в случае необходимости Люди,
уходящие в космос, - изысканными блюдами. Торби должен был бы до
ушей нахлебаться варева, не уясни он простой фокус: не есть, а
