буду и пытаться описать ее фигуру. Думаю, секрет наполовину
объяснялся движениями девушки.
- Сибелита, я полагаю...- удалось мне выдавить.
- А ты суть Стивен,- узкая изящная рука упала на мою
руку и осталась там.- Ах, добро пожаловать!
Я облизал губы:
- Э-э... Ваш брат дома?
Она подвинулась ко мне:
- Какое это имеет значение?
- Я... э-э...- идиотская мысль: невежливо объяснять
женщине, какое у тебя дело к ее брату, если хочешь убить
его.- Послушайте,- выпалил я,- вы и он... вы должны оставить
нас в покое.
Сибелита мягко улыбнулась:
- Ах, твоя печаль - это моя печаль, Стивен. И кроме
того,. неужели в душе не отыщется жалости к нам? Известно
ли тебе, в чем на самом деле заключаются вечные муки? Быть
созданием, в котором существуют, не смешиваясь, первичные
стихии - Огонь Вожделения, Воздух Порыва, Вода Изменчивости
и Темное могущество земли... И, имея такое естество, быть
обреченной красться подобно крысе, в этих руинах, и выть в
пустое небо... И голод, голод в течение трех лет. Если ты
погибаешь от истощения, а двое прохожих рядом разостлали те
малые крохи, которые они без труда могут тебе уделить?
Я пробормотал что-то насчет ложности аналогий.
- В этом нет зла,- молила она, и пододвинулась еще
ближе. Ее руки легки мне на плечи, грудь легко коснулась
моей груди.- И нет в этом злого умысла. Это -
необходимость, Стивен. Вы, смертные, тоже не безупречны. Ни
один демон не осмелиться приблизиться к вам, будь вы
святыми, у которых не бывает нечистых мыслей. Нас влечет к
тем, кто схож с нами самими.
- А... это... да...- мне нечем было дышать.- Тут две
стороны вопроса... Я хотел сказать, одна сторона, да...
Сибелита рассмеялась снова.
- Не надо, прекрасный юноша! Вот я стою в лунном свете,
обнимая обнаженного, самого прекрасного в миру мужчину...
- О, Господи! - я вспомнил, что все мое обмундирование
- лишь нижнее белье. Поскольку она не отпрянула,
восклицание, должно быть, не было воспринято, как молитва. -
...способного рассуждать на материалистические темы!
Нет, вы переполненны любовью и щедры! - Сибелита порхнула в
сторону. У меня не должно быть перед тобой преимущества. В
подлинной дружбе не должно быть преимущества. пусть мы
будем в одинаковом состоянии...
Она щелкнула пальцами и платье исчезло. Не то, чтобы
это что-т о изменило, разве что морально. Но мораль тогда
как-то казалась не относящейся к делу.
- А теперь иди ко мне, дорогой мой. Мой волк, мой
первый в жизни "лоупгароу"... Не надо бы тратить так много
времени на женщину, но я предчувствую так много нового,
такое счастье. Иди ко мне!
Она снова бросилась мне на грудь.
Не могу сказать точно, что заставило меня ответить на
ее поцелуй, Это было так, будто вокруг закружил, окрашенный
розовым, вихрь,
Каким-то образом мне удалось собрать остатки своей
воли:
- Нет! У меня есть жена!
В смехе Сибелиты послышались неприятные нотки:
- Ха-ха! как полагаешь, чем изволит быть занятым
Амарис с того момента, как ты оставил свою девку одну?
Я издал какой-то короткий, полувизгливый звук.
- Это уже произошло,- мурлыкала Сибелита,- и что
сделано, то сделано. Не порицай жену. Она всего лишь
смертная. Можешь ли ты возвыситься над своим состоянием
смертного?
Передо мной на минуту мелькнуло виденье Ада. Затем,
едва сознавая, что происходит, я резко привлек Сибелиту к
себе. Целуя, я легонько укусил ее губу и почувствовал вкус
демонской крови.
- Пойдем...- напевала она.- Мой любимый, отнеси меня в
башню.
Я поднял ее и пошел через двор.
- Стив! крик Джинни воткнулся в меня, словно нож.
Я выронил свою ношу. Сибелита шлепнулась на землю
своим прекрасным задом и выпалила несколько весьма
неприличных слов. Я изумленно уставился на Джинни. Она
лежала, свесившись, на парившем над разрушенными воротами
персидском ковре. Рыжие волосы ниспадали в беспорядке на
голые колени. И хотя я знал, что она для меня потеряна (ибо
ее отнял Амарис и прежнего между нами уже никогда не будет)
мне стало ясно: кроме Джинни мне никого не нужно.
Сибелита поднялась. Она была совсем белая в лунном
свете. Я более не желал ее. Пошла она к черту!
Она презрительно усмехнулась Джинни, повернулась ко мне
спиной, и раскрыла м не свои объятия, сказав:
- Защищайся!
Я превратился в волка.
Сибелита уклонилась от моего выпада. Я снова услышал
доносившийся, будто из другого мира, крик Джинни. Все мое
внимание было привлечено к инкубу. Тело Сибелиты задрожало,
посерело, и она внезапно тоже превратилась в волка. Она
бесстыдно улыбалась мне. Аромат самки ударил меня, словно
дубиной.
Я не дал ей времени на попытку и вцепился ей в глотку.
Мы покатились, сплелись в драке. Она была сильна, подвижна,
упорна, но не тренирована в тонкостях рукопашного боя
оборотней. Я, превращаясь в зверя, все равно владею
приемами дзю-до. Я поднырнул под ее челюсти и сомкнул зубы
там, где намеревался.
Кровь дьявола была сладка и отвратительна на вкус.
Теперь она уже не могла возбудить мои желания. Слишком
сильна была овладевшая мною любовь к жене. И ненависть к
существу, с которым я сражался. И если бы вы предпочли
современную терминологию, в моих железах накопилось
достаточно темтостерона и адреалина, чтобы подавить все
остальное, содержащие в ней гормоны.
Я убил ее.
В последний миг я услышал, но не с помощью слуха,
пронзительный вопль демона.
Грязный дух! Я почувствовал, не нервами, как
взвихрилось пространство, когда демон пытался
сопротивляться изменению предингеровской математической
формулы и формы и функции, вылетая в породивший его нижний
континуум, и оставляя в этом мире лишь массу обмена.
быстро и безжалостно действовали мои клыки. тело
погибло, и, не обладающий душой демон, исчез.
Я лег возле трупа волчицы. Я задыхался. тело страшно
корчилось. Менялась последовательность. Волчица, женщина,
мужчина, хвостатый и рогатый сатаноид.
Когда исчезли последние связующие силы, она задымилась
и превратились в клуб пара.
Медленно, шаг за шагом, возвращался мой, изодранный в
клочья, разум. Я лежал на коленях моей дорогой Джинни.
Наверху дружелюбно мерцали звезды, и лился на нас
прохладный лунный свет, и замок был ничем иным, как грудой
камней.
Я снова превратился в человека и обнял ее.
- Все хорошо, любимая,- выдохнул я.- Все хорошо. Я
прикончил ее. Теперь я убью Амариса.
- Что?! - ее мокрое лицо оторвалось от моей груди,
коснулось моих губ.- Разве т-ты не знаешь? Ты же убил!
- А?
- Ну да. Мои познания частично вернулись ко мне...
после твоего ухода,- она прерывисто вздохнула.- Инкубы и
сукубы - это одно и тоже. Они меняют свой пол, когда это
требуется. Амарис и эта шлюха - одно и то же!
- Ты хочешь сказать, она не... он не...- я испустил
вопль, который наверняка зарегистрировал сейсмограф в Байа-
Калифорнии.
Этот вопль - самая благодарственная молитва, которую я
когда-либо возносил к Богу.
Не то, чтобы я не был готов простить мою. Я ведь на
себе испытал мощь демона. Но, когда я узнал, что прощать-то
ее не за что, у меня словно гора с плеч свалилась.
- Стив! - воскликнула Джинни.- Я тоже люблю тебя, но у
меня не железные ребра...
Я вскочил на ноги.
- Мы прошли через это,- сам себе не веря, шептал я.-
Мы действительно прошли через это. Мы действительно
выиграли.
- О чем ты? - спросила она.* Спросила по-прежнему
робко, но глаза ее уже сияли солнечным светом.
- Что ж,- сказал я,- думаю, что мы получили хороший
урок смирения. Теперь мы знаем собственное подсознание куда
лучше, чем знает его обычный человек.
Мгновенный озноб пронзил меня. Я подумал, что никогда
обычный человек не оказался бы так близко к гибели, как мы.
На вторую ночь свадьбы! Но и сами по себе, мы могли
оказаться на краю гибели. Нам противостояло нечто большее,
чем притязание мелкого демона. Не случайно мы оказались в
его логовище. Кто-то хотел нас уничтожить.
Теперь я полагаю, что Сила, желающая погубить нас,
тогда еще лишь наблюдала. Она немогла сама нанести удар.
Никого, кто бы смог попытаться совратить нас, поблизости не
было. И во всяком случае мы были здорово настроены против
таких целей. Враг не мог вновь использовать кроющихся в нас
глубоко ревность и подозрение. И не мог натравить нас друг
на друга. И от подозрений и от ревности - мы были свободны,
как никто никогда из смертных. Мы очистились от них.
Но Враг был терпелив и хитер, он выволок наружу все
еще оставшееся в нас зло... И освободимся ли мы теперь от
тоски и боли? Или он оставит нас в покое?
Не знаю. Но знаю, что внезапно мне открылись
великолепные ночи, и что меня захлестнула, не оставившая
места ни для чего другого, волна любви к Джинни. А когда
много дней спустя мне вспомнилось то, что произошло на
высившемся над морем утесе, это воспоминание было таким же
смутным, как и все предыдущее, и я отделался от него, я
решив небрежно и в шутку: забавно, что получив по башке, я
всегда вижу одну и ту же галлюцинацию.
- В итоге, любимая, я узнал, как велика твоя тревога
за меня. Ты последовала за мной, не зная, что может
произойти... Когда я сказал, чтобы ты спасалась.
Она потерлась взъерошенной головой о мое плечо:
- И я узнала то же самое, Стив. Я рада.
Мы ступили на ковер.
- Домой, Джеймс,- сказал я.
И когда Джеймс взмыл в воздух, помолчав добавил:
- Подозревая, что ты смертельно устала.
- Ну, не особенно. Я еще слишком взвинчена... Нет,
черт возьми, слишком счастлива...
Она сжала мне руку:
- Но ты, любимый мой, бедный мой...
- Я чувствую себя прекрасно,- ухмыльнулся я.- Завтра
можем встать поздно. Выспимся.
- Мистер Матучек, о чем вы думаете?
- О том же, о чем вы, миссис Матучек.
Догадываюсь (в лучах луны плохо было видно), она
залилась румянцем.
- Понимаю, очень хорошо, сэр. Все вышло так, как мы и
предвидели...
18.
Мы вернулись домой. На лето устроились на работу. И
уволились, когда осенью вновь начались занятия. Ничего
особенно серьезного, но, например, когда Джинни
забеременела, нам пришлось продать ковер. С другой стороны,
за эти два года семейной жизни, с нами не происходило ничего
захватывающего, когда мы оставались наедине.
А потом сиделка подвела меня к кровати, на которой
лежала моя любимая. Ее всегда, великолепного цвета лицо,
было сейчас белым от вынесенных страданий. Но огненным
пламенем разбросанные по подушке волосы, и хотя на глаза не
опускались веки, никогда они еще не сияли таким ярким
зеленым светом.
Я наклонился, поцеловал ее так нежно, как только мог.
- Эй, ты...- прошептала она. - Как ты себя чувствуешь?
- единственное, что пришло мне в голову, так этот дурацкий
вопрос.
- Прекрасно,- она рассмеялась, а потом принялась меня
рассматривать.- Но ты выглядишь так, будто вся эта чушь
имеет под собой основания.
Действительно, многие акушеры, когда рождается
ребенок, укладывают отца в постель. Но наш врач следовал
наиболее распространенному заявлению, что максимум
симпатической помощи жене я оказываю, когда потею в
приемной. за последние месяцы я с таким остервенением учил
все, относящееся к этому вопросу, что стал чуть ли не
специалистом. Первые роды для такой высокой и тонкой
женщины, как Джинни, должны быть трудными. Она восприняла
