находится саламандра.
- Туда! - перекрывая свист воздуха, пронзительно
закричала Джинни.
Свертальф задергал хвостом и зашипел.
Район университета старательно пытался скрыть свою
бедность. Старые, псевдоготического стиля, отделанные
деревом пещеры. Нечто среднее между особняками и
меблированными комнатами. Район уже начал гореть. В темноте
между уличных фонарей вспыхивали многочисленные красные
звезды. Приближаясь, мы заметили, как одна звезда
взорвалась, обратилась в клуб белого пара. Гидра, должно,
быть ударила в патрубок пожарного крана и смылась. У меня
мелькнула еретическая мысль, что саламандра окажет обществу
услугу, уничтожив этот архитектурный нонсенс. Но ведь речь
идет также и о жизни людей и их имущества.
Громадный, ужасный Дух раскачивался над пожираемым
домом. Саламандра уже вдвое увеличилась в размерах, и на
раскаленную добела серцевину ее, невозможно было смотреть.
Вокруг узкой головы взметнулись искры пламени.
свертальф затормозил. Мы отлетели на несколько ярдов и
теперь парили на высоте двадцати футов на одном уровне с
жаждущей пастью. Дико было видеть выгравированное на фоне
ночи, освещенное неярким сиянием лицо Джинни. Она плотнее
вдвинула ступни в стремена и начала читать заклинание:
- О, Индра, Абадонна, Люцифер, Молох, Гефест, Дони...-
ее голос был почти не слышен в грохоте обрывающейся крыши.
Саламандра услышала. Огненные глаза обратились на нас.
Взглянув, она прыгнула.
Свертальф взвигнул, когда от жара скрутило его усы
(возможно, ущерб был причинен лишь его тщеславию), и
развернуло помело. Мы помчались прочь. Саламандра зарычала.
Ее голос был похож на треск сотни одновременно горящих
лесов.
Внезапно, опаляющий наши спины жар, прекратился. Тварь
материализовалась перед нами.
Закрыв лицо Джинни, я свое собственное спрятал за ее
спиной. И мы пролетели сквозь стеклянную стену сооруженного
перед ней "Пивного парка". Вслед нам метнулся огненный язык.
Метнулся и свернулся кольцом. оставшая снаружи саламандра
бушевала.
Мы скатились с метлы, оглядываясь. Пивная была пуста.
Темно, повсюду следы огня. Никого не было. Я увидел стоящий
на прилавке, доверху налитый стакан пива, и выпил его залпом.
- Мог бы предложить и мне выпить,- сказала Джинни.-
Ален бы предложил...
И прежде, чем я опомнился достаточно, чтобы решить,
язвит ли она или просто шутит, Джинни продолжала быстрым
шепотом:
- Она пытается удрать. Собирается с силами. Она уверена
в себе. Она надумала убить нас!
Даже в эту минуту мне хотелось сказать, что рыжие и
спутанные волосы и пятна сажи на аристократическом ее носу,
выглядят, как ни странно, даже очаровательно. Но случай не
казался подходящим.
- Она вернется сюда,- выпалил я.- Все, что она может
сделать - это с помощью теплового излучения подпалить
здание, а на это ей понадобится время. пока что мы в
безопасности.
- Но... а, ну да, конечно, пни горят плохо. Мне
говорили, что все пивные бары университета построенны из
пней, армированных железом.
- Да.
Я выглянул в разбитое окно. Саламандра сунулась мне
навстречу, и цветные пятная заплясали у меня перед глазами.
- Наша гостья показывает характер,- сказал я.- Ну,
говори быстро свое заклинание.
Джинни покачала головой:
- Она просто отлетит за пределы слышимости. Но, может
быть, удастся поговорить с ней. Понять, как...
Она подошла к окну. Корчащаяся вдоль улицы тварь
вытянула шею и зашипела. Я стоял за спиной своей девочки и
чувствовал себя беспомощным и бесполезным.
Свертальф, облизывающийся с прилавка пролитое пиво,
поглядел на нас и насмешливо фыркнул.
- Эй, Дочь Огня! - крикнула девушка.
Рябь прошла сверху вниз по спине саламандры. Ее хвост
безостановочно хлестал из стороны в сторону, поджигая
растущие вдоль дороги деревья. Я не в силах описать
ответивший Джинни голос. В нем было и треск, и рев, и
свистящее шипение. Голос, порожденный огненным мозгом и
глоткой.
- Дочь Евы, что ты можешь сказать такой, как я?
- Именем Высочайшего, я приказываю тебе смириться,
вернуться к своему подлинному состоянию и перестать вредить
этому миру!
- Хо!.. О-хо-хо-хо! - тварь уселась на свой зад
(асфальт пошел пузырями) и прерывисто захохотала прямо в
небо.- Ты, созданная из горючего материала, приказываешь
мне?!
- Я располагаю силами такими могущественными, что они
затушат тебя, маленькая искра. Эти силы вернут тебя в ничто,
из которого ты пришла. Смирись и повинуйся, так будет лучше
для тебя же.
Мне подумалось, что саламандра на мгновение
действительно была поражена.
- Сильнее, чем я? - Заревела так, что пивная
затряслась.- Ты смеешь утверждать, что существуют силы
могущественнее Огня?! Чем я, которая явилась пожрать всю
Землю!
- Более могущественные и более прекрасные. сама
подумай, о Мать Пепла. Ты не можешь даже войти в этот дом.
Вода гасит тебя. Земля уничтожает тебя. И лишь воздух
способен поддерживать твое существование. Лучше сдайся, не
медли...
Я вспомнил ночь охоты на ифрита. Джинни, наверняка,
пытается выкинуть тот же фокус - разобраться в психологии
бушующей и ярящейся за стенами твари. Но на что она может
надеяться?
- Более прекрасные? - хвост саламандры забился,
оставляя на мостовой глубокие борозды.
Из тела саламандры вылетали огненные шары, посыпая
дождь красных, голубых и желтых искр. Прямо, как Четвертого
Июля. мелькнула сумасшедшая мысль: так бьется об пол ребенок
в припадке истерики.
- Более прекрасные! Более могущественные! Ты посмела
сказать это... А-а-! - в метнувшемся языке пламени сверкнули
раскаленные добела зубы.- Посмотрим, какой ты станешь, когда
я сожгу тебя! Ты умрешь от удушья!
Голова саламандры метнулась к разбитому окну фасада.
Она не смогла проникнуть сквозь железную преграду, но начала
высасывать воздух. Вдыхать его и выдыхать. Волна пышущего,
как из топки, жара, отбросила меня назад. Я задыхался.
- боже мой... Она хочет сожрать кислород! Оставайся
здесь!
Я прыгнул к двери. Джинни пронзительно закричала.
Выскочив наружу, я услышал ее слабое:
- Нет!..
На меня лился слабый свет. Прохладный, от которого я
затрепетал. Вокруг беспокойно плескались огни пожаров. Я
припал к горячей обочине, и содрогнулся, когда мое тело
начало изменяться.
Я был волком. Волком, которого не сможет убить враг. По
крайней мере, я на это надеялся. Укороченный хвост ткнулся
изнутри в брюки, и я вспомнил, что некоторые раны не
поддаются излечению, даже когда я принимал звериный облик.
Брюки! ЧЯерт, будь они прокляты! В горячке я забыл о
них. А вы когда-нибудь пробовали стать волком, если на вас
напялена рубашка, штаны, нижнее белье - и все рассчитано на
человека?
Я изо всех сил заработал своим влажным носом. Подтяжки
соскользнули и обмотались вокруг задних лап. Передние лапы
запутались в галстуке, а пиджак радостно превратился во
что-то напоминающее узел.
Обезумев, я катался и рвал одежду клыками. Осознав, что
передо мной выросла саламандра, ее хвост хлестнул меня по
спине. Мгновенная опаляющая боль, и вместе с одеждой
вспыхнули шерсть и кожа. Но тряпье сгорело, и я оказался
свободен. Лабильные молекулы моего тела самовосстановились в
считанные секунды. Полагая, что я выведен из строя,
саламандра уже не обращала на меня внимания. Едва понимая,
что я делаю, я подхватил зубами свалившийся с уменьшенной
ступни туфлю, приставил к ближайшему, раскаленному добела,
пальцу ноги саламандры, и обеими лапами стал изо всех сил
натягивать.
Она взревела. развернулась кругом, готовая снова
напасть на меня. Разинула пасть. Она могла перекусить меня
пополам. Я быстро отскочил в сторону. Чудовище остановилось,
оценило разделяющее нас расстояние. Вспыхнуло и исчезло.
Материализовавшись прямо передо мной.
Теперь мне бежать было некуда. я вдыхал огонь,
сжигающий мое отяжелевшее тело. И корчился в агонии. Я весь
превратился в пламя...
11.
Одиночество. Его никак не нарушало глядящее на меня
лицо. У меня нет слов, чтобы описать его. Только одно - лицо
было огромным, и его глаза были глазами трупа. Но тогда я не
видел его. Как и не чувствовал холода, более сильного и
более мучительного, чем все, что я чувствовал прежде.
Жестокий холод...
Я не знал его до сих пор, пока он не настиг меня,
прошедший вне времени и пространства голос. И не потряс до
основания мои чувства и разум, которых у меня не было. И
меня покинула всякая надежда и всякая вера.
- Гордись, Стивен. Я лично потрудился, чтобы тебя и
твоих спутников настигла смерть. Для этого я сам возбудил в
голове дурака мысль о шутке. Зная, что лишь такой путь
обеспечит благополучное завершение проводимой мной в мире
работы. Задача имела свои тонкости, и я не мог доверить ее
никому. И хотя всеобщее уничтожение - это приятно, но
подлинная цель - вовсе не применять материальных бед для
человечества. На самом деле мои действия, по направлению
гибели на вас двоих, могут дорого обойтись, если вызовут
ответную реакцию с Другой стороны. Но опасность, которую вы
представляете, станет ясной для всех, лишь когда настанет
для этого время. Я не знаю, когда это произойдет, не знаю,
как можно будет определить это время. Но я знаю, что ты для
нас опасен уже не будешь...
То, чем был я, съежилось от ужаса. оно было ничтожнее,
чем самая мельчайшая часть ничего.
- И все же,- мерно гремел во мне голос,- тебе не
обязательно умирать, Стивен. Я предчувствую, что эта
женщина, Вирджиния, может оказаться худшим врагом, нежели
ты. Да, я предвижу, что лишившись ее, ты - не угроза Плану.
Но она без тебя будет представлять не меньшую опасность,
если не большую. прими во внимание ее ловкость и сноровку,
ее таланты. Прими во внимание, что в отличие от тебя, дважды
попавшего в ловушку, она не попалась ни разу. Прими во
внимание силу е духа. Желание отомстить за тебя может
победить ее к выяснению истинной подоплеки случившегося.
Или, может быть, она предпримет еще что-нибудь. Не могу
сказать, что именно. Но я вижу, что хотя ты и горишь, она в
ловушке еще не полностью. Хочешь ли ты жить? Хорошо жить,
Стивен?..
Что-то более слабое, чем свет, дошедший от самой
дальней звезды, вспыхнул во мне.
- Что я должен для этого сделать?
- Служить мне. Подчиняться моим чарам. Саламандра
выпустит тебя, не причинив непоправимого вреда. После того,
как раны заживут, тебя ждет одно: долгая счастливая жизнь.
Это гарантируют мои чары. Показав, что ты свободен, вызови
ее из дома. Будешь усыплять ее бдительность - до тех пор,
пока над нею, как над тобой раньше, не материализуется
Саламандра. Если ты не согласишься, то возвращайся обратно и
сгори заживо...
Больше, чем неизмеримая бесконечность, отделяла меня от
Вирджинии. У меня не было тела, которое могло бы чувствовать
"да" или "нет". Но точка, которой я сделался, представила,
что Вирджиния испытывает ту же, познанную мною, муку. И от
этой мысли, откуда-то из иного безвременья, вырвалась
неимоверная ярость, сплавленная с неимоверной ненавистью, и
все, что происходило (или этого не было?), взорвавшись,
кануло в породившую его пустоту...
12.
Думаю, что бешенство настолько пересилило муку, что я
