заскрипел искривляющий пространство барьер.
Из ноздрей его с треском вылетели молнии. Сказанное
Вирджинией не приходило ему в голову. Особым умом его раса
не отличается. Но, разумеется, грамотный психолог способен
понять, к чему приведет параноика его логика.
- Разве ты не ощущал вокруг себя враждебности на
протяжении всей своей долгой жизни? - быстро продолжала
Вирджиния.- Вспомни, Рашид, вспомни. Чем встретил тебя этот
злобный, завистливый мир - это была жестокость, разве не так?
- Айе... Так и было,- похожая на человеческую, голова
склонилась, голос упал до еле слышного шепота.- Меня
ненавидели с самого детства... Айе, моя собственная мать
ударила меня крылом так, что сбила с ног!
- Возможно, это получилось нечаянно,- сказала
Вирджиния.
- Нет. Она всегда предпочитала моего старшего брата...
Деревенщину!
Вирджиния села, закинув ногу на ногу.
- расскажи мне об этом,- попросила она и в ее голосе
звучало сочувствие.
Я почувствовал, как ослабела страшная сила, изнутри
распиравшая барьер. Ифрит опустился на свои окорока, глаза
полузакрыты. Он вновь разворачивал в памяти происшедшее за
миллионолетие. А вела его туда, направляя, Вирджиния. Я не
понимал, что она задумала. Она наверняка не смогла бы
провести психоанализ всего лишь за ночь. Но...
- Айе... мне было всего лишь три сотни лет, когда я
упал в яму... наверное, ее вырыли враги!
- Конечно, ты вылетел из нее? - мурлыкала Вирджиния.
Ифрит завращал глазами. Физиономия его вздернулась и,
покрывшись морщинами, стала уродливой.
- Я сказал, что это была яма!
- Но, во всяком случае, не озеро? - сочувственно
справилась Вирджиния.
- Нет! - с его крыльев посыпались молнии, грохнул
гром.- Но хоть и не эта распроклятая мерзость..., но, нечто
темное, мокрое... нет, даже не мокрое. Это был какой-то
обжигающий холод.
Я смутно понял, что девушка ухватила путеводную нить.
Она опустила длинные ресницы, чтобы скрыть внезапный блеск
глаз. Я мог угадать, каким потрясением было случившееся для
эфирного демона. Как шипели его огни и превращались в пар,
пока он тонул. И как после этого он, должно быть, внушал
себе, что ничего подобного не было. Но как сможет это
Вирджиния?
Молнией влетел Свертальф. И затормозил, упершись всеми
четырьмя лапами о пол. Шерсть на нем, до последнего волоска
стояла дыбом, мучинические глаза уставились на меня. Он
прошипел что-то и снова вылетел из двери. Отмечу, что я там
оказался раньше него.
Из вестибюля снизу доносились голоса. Я выглянул и
увидел, что там носятся солдаты. Вероятно, они пришли
выяснить, что за шум, и увидели убитых стражников. Должно
быть, поскольку их было немного, они уже послали за
подкреплением.
Что бы там ни пыталась сделать Джинни, но на это ей
нужно было время...
Одним прыжком я выскочил и вцепился в сарацинов.
Образовалась вопящая и бурно шевелящая масса. Они меня чуть
не расплющили своей массой, но челюсти оставались
свободными, и я пользовался ими вовсю. А затем с тыла на них
набросился, оседлавший метлу, Свертальф.
Кое-что из оружия сарацин мы затащили в вестибюль (
челюсти пригодны и на это) и уселись ждать. Я решил, что
останусь волком. иметь руки хорошо, но еще лучше быть
неуязвимым для большинства тех штучек, которыми располагают
сарацины. Свертальф задумчиво обследовал пистолет-пулемет,
приладил его его на подпорке возле стены и согнулся над ним.
Я не спешил. каждая минута, которую проводили мы с ним
вот так, каждая минута, которую мы продержимся, отражая
приближающуюся атаку - это минута, выигранная Джинни. Я
положил голову на передние лапы и замер. Скоро - слишком
скоро я услышал грохот мчащихся по тротуару солдатских сапог.
В приближающемся на подмогу отряде насчитывалось,
должно быть, целая сотня сарацин. Я увидел, как они
колышутся темной массой, уловил отблеск звезд на стволах их
оружия. На короткое время они сгрудились вокруг
ликвидированных нами охранников. А затем внезапно завопили и
кинулись в атаку, атакуя, вверх по лестнице.
Свертальф уперся, как мог, и застрочил из автомата.
Отдача отбросила его и он с воем прокатился через
вестибюль. Но двоих уложить успел. А остальных в дверном
проеме встретил я.
Ударь клыком, укуси, прыгни туда, обратно... Рви их,
полосуй, рычи и рви их рожи! Они уже не спешили, неуклюже
сгрудившись у входа. Еще короткий вихрь, устроенный моими
зубами, и они отступили, оставив на месте с полдюжины убитых
и раненных.
Я выглянул в дверное окошко и увидел моего приятеля
эмира. Глаз его скрывала повязка, но он тяжеловесно носился
вокруг своих людей, побуждая их к действию. такой энергии я
от него не ожидал. Небольшие группки откалывались от
главного отряда и мчались куда-то в сторону. Не куда-то, к
другим входам и окнам.
Я взвыл, когда понял, что помело мы оставили снаружи.
Теперь никто не сможет спастись, даже Джинни. Негодующий вой
превратился в рычание, я услышал звон стекол и грохот
сбивающих замки выстрелов.
Этот свертальф оказался умной киской. он снова взялся
за свой пистолет-пулемет и ухитрился (ведь лапы его были с
когтями) открыть огонь по вспышкам. затем мы отступили к
лестнице.
Они вслепую наступали на нас в темноте. кишели вокруг,
нащупывали дорогу. Я не мешал им, но первый, кто нащупал
ступени, умер бесшумно и быстро. У второго хватило времени
для визга. И вслед за ним поперла вся банда...
Они не могли стрелять в такой темноте и давке, без
риска уложить кого-нибудь из своих. Обезумев, они атаковали
лишь с помощью своих кривых сабель. И этим саблям я ничего
противопоставить не мог. Свертальф вел продольную пальбу по
ногам, а я рвал их, как мог - вой и крики, укусы, треск,
лязГ... Аллах а акбар, так сверкайте зубы в ночи!
лестница была узкой, это помогало. да и их раненые
мешали им. Но слишком явен был их перевес. На меня
одновременно лезло около сотни храбрых мужчин, и мне
пришлось отступать на шаг, а потом еще и еще. Не отступи - и
они окружили бы меня. Но я успел добавить к тем, что уже
полегли, еще более дюжины. И за каждый фут, что приходилось
отдавать им, мы добавляли еще несколько. И выигрывали время.
У меня не сохранилось четких воспоминаний об этой
битве. О таких вещах редко помнишь. Но, должно быть, минуло
около двадцати минут, прежде чем они, разъяренно воя,
откатились. У подножья лестницы стоял сам эмир. Он хлестал
хвостом по своей ярко раскрашенной шкуре.
Я постарался сбросить с себя усталость, вцепился
когтями в пол, готовясь к последней схватке. вверх по
ступеням медленно надвигался одноглазый тигр. Свертальф
зафыркал. Внезапно он прыгнул через перила за спину
громадной кошке и исчез во мраке. Что ж, он позаботился о
целости своей шкуры.
Мы уже почти сошлись нос к носу, когда эмир занес,
ощетиненную когтями, лапу и ударил.. Я кое-как увернулся и
вцепился ему в глотку. Все, чего я добился - это полная
пасть отвисшей от тела шкуры. Но я повис на ней и постарался
вгрызться глубже.
Он взревел и потряс головой. Я мотался из стороны в
сторону, словно маятник. Тогда я зажмурился и сжал челюсти
еще крепче. Он полоснул меня длинными когтями мои ребра. я
отскочил, но зубы остались на прежнем месте. он сделал выпад
и подмял меня под себя. Челюсти его лязгнули. боль пронзила
мне хвост. Я взвыл и отпустил его.
Одной лапой он пригвоздил меня к месту. занес другую,
готовясь переломить мой хребет. каким-то чудом, обезумев от
боли, я извернулся и высвободился. И ударил снизу вверх. На
меня глядел , ослепительно сверкая, его неповрежденный глаз
- я вышиб этот глаз из глазницы.
Он визжал! Взмахом лапы отшвырнул меня, как котенка, к
перилам. Там я и улегся почти без сознания и уже готовился
испустить дух. А ослепший тигр тем временем метался в
агонии. Зверь возобладал над человеком, и он скатился по
ступеням и учинил страшное побоище своим же собственным
солдатам.
Над свалкой с сопением пронеслась метла. Добрый старый
свертальф! Он удрал только для того, чтобы вернуть нам
средство передвижения. Я видел, как он подлетел к двери, за
которой находился ифрит, и как он поднялся, покачиваясь,
готовый встретить следующую волну сарацин.
Но они все еще пытались совладать со своим боссом.
Я согнулся, обрел дыхание и встал. Смотрел, обонял,
слушал. Мой хвост, казалось, горел в огне. Половины хвоста
как ни бывало.
Пистолет-пулемет завел свою прерывистую песню. Я
услышал, как клокочет кровь в легких эмира. Он был силен и
умирал трудно.
"Вот тебе и конец, Стив Матучек,- подумал сидевший во
мне человек.- Они делают то, с чего должны были начать в
первую очередь. Встанут внизу и начнут поливать тебя огнем.
А каждая десятая пуля - серебрянная..."
Эмир упал, и, разинув пасть, испустил дух. Я ждал,
когда его люди очухаются и вспомнят обо мне.
Над лестницей, на помеле, появилась Джинни. Ее голос
доносился откуда-то очень издалека:
- Стив! Сюда! Скорее!
Я ошелемленно помотал головой. Попытался понять, что
означают эти слова. Я был слишком измотан, был слишком
волком. Она сунула пальцы в рот и свистнула. Это до меня
дошло.
Она, с помощью ремня, втащила меня к себе на колени,
обхватила крепко. Пилотировал Свертальф. Мы вылетели в окно
на втором этаже и устремились в небо.
На нас набросился, оказавшийся поблизости,
ковер-самолет. Свертальф добавил мощности и наш "каддилак"
оставил врага далеко за кормой, и тут я отключился...
7.
Когда я пришел в себя, то лежал ничком на койке в
больничной палате. Снаружи был яркий дневной свет. Земля
была мокрая и дымилась. Когда я застонал, в палату заглянул
медик.
- Привет, герой,- сказал он.- Лучше оставайся пока в
этом положении. Как ты себя чувствуешь?
Я подождал, когда ко мне полностью вернется сознание.
Потом принял от него чашку бульона.
- Что со мной? - прошептал я.
(Меня уже, разумеется, превратили в человека).
- Можно считать, что твои дела не так уж плохи. В твоих
ранах завелась кое-какая инфекция - стафилококки, та
разновидность, что поражает и человека, и собакообразных. Но
мы вычистили этих зверушек с помощью антибиотической
техники. Помимо этого - потеря крови, шок, и явно застарелое
нервное истощение. Через неделю-другую будешь в полном
порядке.
Я лежал, размышляя. Мысли тянулись медленно и лениво. И
в основном касались того, как восхитителен на вкус этот
бульон. Полевой госпиталь не может таскать с собой
оборудование, от которого дохнут бактерии. Зачастую у
госпиталя нет даже добавочных анатомических макетов, на
которых хирург мог бы отрабатывать симпатические операции.
- Какую технику вы имеете в виду? - спросил я.
- У одного из наших парней Злой глаз. Он смотрит на
микроб в микроскоп.
Далее я не спрашивал. Знал, что через несколько месяцев
"Ридер Хайджест" посвятит этому случаю лирическую тянучку.
Меня мучило другое.
- Атака... началась!
- Ата... А, это! Она состоялась два дня назад,
уважаемый Рикки-Тикки-Тави. Тебя в это время хранили под
одеялами. Мы швабрим их по всему фронту. Последнее, что я
слышал, что они уже добрались до линии Васкингтона, и
продолжают драпать.
Я вздохнул и повалился в сон.
Меня не мог разбудить даже шум, с которым врач диктовал
