менем, подчинение сил природы, исполнение желаний тысячелетней давности
не увеличили наслаждения от жизни и не сделали их счастливее. Из этого
следовало бы удовлетвориться выводом, что власть над природой не являет-
ся единственным условием человеческого счастья, а не выводить отсюда
бесполезность технического прогресса для экономии счастья,
Можно было бы возразить: разве это не положительное достижение, не
несомненный прирост счастья, когда я могу сколь угодно часто слышать го-
лос моего ребенка, живущего за сотни километров; если я в кратчайший
срок по прибытии моего друга узнаю, что ему легко далось долгое и утоми-
тельное путешествие? Разве медицина не уменьшила детскую смертность,
опасность инфекций при родах, разве средняя продолжительность жизни
культурного человека не стала дольше на немалое число лет? К этим благо-
деяниям научно-технического века (столь часто порицаемого) мы могли бы
еще многое добавить, но уже раздается голос критика-пессимиста, напоми-
нающий нам, что все это, по большей части, образцы одешевого удо-
вольствияп, расхваливаемые в известном анекдоте, Такое удовольствие мож-
но легко себе доставить, оголив зимою ногу, а затем спрятав ее обратно
под одеяло. Не будь железной дороги, преодолевающей расстояния, то и ре-
бенок никогда не покидал бы родного города, и не потребовался бы теле-
фон, чтобы услышать его голос. Не будь пароходов, пересекающих океан, и
мой друг не отправился бы в морское плавание, а мне не было бы нужды в
телеграфе для успокоения моей тревоги. Какая польза от уменьшения детс-
кой смертности, если она принуждает нас к крайнему ограничению деторож-
дения - и мы взращиваем в итоге не больше детей, чем во времена до гос-
подства гигиены, да еще ставим нашу супружескую жизнь в столь тяжелые
условия и, вероятно, отменяем благотворное действие естественного отбо-
ра? Наконец, зачем нам долгая жизнь, если она так тяжела, так бедна ра-
достями и полна страданиями, что мы готовы приветствовать смерть как ос-
вободительницу?
Кажется несомненным, что в нашей нынешней культуре мы скверно себя
чувствуем, но весьма непросто выяснить.- чувствовали ли себя счастливее
(и если да, то насколько) люди прежних времен? Каково было участие в
этом их культурных условий? Мы склонны рассматривать счастье объективно,
перенося самих себя в те давние условия с нашими притязаниями и с нашей
восприимчивостью. Мы хотим проверить, какие поводы могли бы там обнару-
житься для ощущения счастья или несчастья. Такой подход кажется объек-
тивным, поскольку отвлекается от изменчивости субъективных ощущений. Но
он является по существу самым субъективным, ибо на место неизвестной ду-
шевной конституции ставится своя собственная. Впрочем, и само счастье
есть нечто целиком субъективное. Можно сколько угодно ужасаться положе-
нием рабов на античных галерах, крестьян во время Тридцатилетней войны,
жертв святой инквизиции, евреев, ожидающих погрома. Но мы не в состоянии
сопереживать этим людям, мы лишь гадаем о тех переменах, которые прои-
зошли в восприимчивости к ощущениям счастья и несчастья (вследствие
врожденной тупости или постепенного отупения, безнадежности, грубых или
утонченных наркотиков). Предельные страдания запускают в ход определен-
ные защитные механизмы. Дальнейшее исследование этой стороны счастья ка-
жется мне бесплодным.
Теперь пришло время обратиться к сущности той культуры, чья ценность
для обеспечения счастья была поставлена под сомнение. Мы не будем искать
формулу, которая еще до исследования выразила бы в нескольких словах эту
сущность. Удовлетворимся повторением11 того, что слово окультурап обоз-
начает всю сумму достижений и учреждений, отличающих нашу жизнь от жизни
наших животных предков и служащих двум целям: защите людей от природы и
урегулированию отношений между людьми. Чтобы лучше понять это, рассмот-
рим по отдельности характерные черты культуры, проявляющиеся во всех че-
ловеческих обществах. При этом мы без опасений можем довериться обычному
языку (или, как говорят, чувству языка), поскольку таким образом улавли-
вается нечто, по-прежнему противящееся выражению посредством абстрактных
терминов.
Начало не представляет затруднений: к культуре мы относим все формы
деятельности и все ценности, которые приносят человеку пользу, подчиняют
ему землю, защищают его от сил природы и т. п. Эта сторона культуры вы-
зывает меньше всего сомнений. Обращаясь к далекому прошлому, мы находим
первые культурные деяния - применение орудий, покорение огня12, построй-
ку жилищ. Среди них выделяется как нечто исключительное покорение огня.
Что касается других достижений, то с ними человек вступил на путь, по
которому он в дальнейшем шел все время,- нетрудно догадаться о мотивах,
побудивших к их изобретению. Всеми своими орудиями человек усовер-
шенствует свои органы - как моторные, так и сенсорные - или же раздвига-
ет рамки их применения. Моторы предоставляют в его распоряжение ги-
гантские силы, употребимые, подобно его мускулам, в различных целях; па-
роход и самолет делают беспрепятственными передвижение по воде и по воз-
духу; очки корректируют недостатки хрусталика глаза; телескоп дает воз-
можность видеть на огромные расстояния; с помощью микроскопа преодолева-
ется граница видимости, положенная строением нашей сетчатки. Человек
создал фотокамеру - инструмент запечатления текучих зрительных впечатле-
ний; граммофонная пластинка делает то же самое со звуковыми впечатления-
ми. И то и другое суть материализации его способности запоминания, памя-
ти. С помощью телефона он слышит на таком расстоянии, которое считалось
невероятным даже в сказках; письменность с самого начала представляла
собой речь отсутствующих; жилище - эрзац материнского лона, первого и,
может быть, доныне желанного обиталища, в котором мы пребываем в безо-
пасности и так хорошо себя чувствуем.
Это звучит не просто как в сказке, это прямое исполнение всех - нет,
большинства - сказочных пожеланий: все это человек создал посредством
науки и техники на земле, появившись на ней поначалу как слабое живот-
ное, на земле, где и ныне каждый индивид должен являться на свет как
беспомощный младенец - оoh inch of nature!п. Все это он должен рассмат-
ривать как достижение культуры. С давних времен человек создавал себе
идеальное представление о всемогуществе и всезнании, воплощением которых
были его боги. Им он приписывал все то, что было ему запрещено. Можно
даже сказать, что боги были его культурными идеалами. Теперь он очень
близко подошел к достижению этих идеалов, он сам сделался чуть ли не бо-
гом, Правда, лишь настолько, насколько человеческий здравый смысл вообще
признает эти идеалы достижимыми. В одних случаях они совершенно неиспол-
нимы, в других - наполовину. Человек стал, так сказать, богом на проте-
зах, величественным, когда употребляет все свои вспомогательные органы,
но они с ним не срослись и доставляют ему порой еще немало хлопот. Впро-
чем, у него есть право утешаться тем, что это развитие не завершается
1930 г. нашей эры. Грядущие времена принесут новые, непредставимые се-
годня плоды прогресса в этой области культуры, они сделают еще большим
его богоподобие. Однако в интересах нашего исследования мы не должны за-
бывать, что при всем своем богоподобии современный человек не чувствует
себя счастливым.
Мы оцениваем культурный уровень страны по тому, как в ней все обухо-
жено, насколько целесообразно используется: как обрабатываются земли,
как служат человеку силы природы и каковы средства защиты от них. Короче
говоря, имеется в виду полезность для человека. В такой стране укрощены
реки, угрожающие наводнениями, их воды отведены в каналы и по ним дос-
тавляются туда, где они необходимы. Почва тут тщательно возделана и за-
сеяна теми злаками, для коих она наиболее пригодна. Минеральные бо-
гатства старательно добываются и перерабатываются в потребные орудия
труда и приспособления. Быстры и надежны имеющиеся в достатке средства
сообщения; дикие и опасные животные изведены, зато процветает разведение
домашних животных. Но мы предъявляем культуре и другие требования, мы
желаем, чтобы они были осуществлены в тех же странах. Как бы отказавшись
от первоначально заявленного критерия полезности, мы говорим о культур-
ности, видя озабоченность человека вещами, которые вовсе не являются по-
лезными. Они кажутся, скорее, бесполезными, когда, например, парковые
насаждения, полезные городу как игровые площадки и резервуары чистого
воздуха, имеют к тому же цветочные клумбы. Либо, когда квартирные окна
украшены цветочными горшками, Легко заметить, что бесполезным, высокую
оценку которого мы ожидаем от культуры, является прекрасное. Мы требуем
от культурного человека почитания красоты - как встречаемой им в приро-
де, так и созданной его собственными руками. Этим наши критерии культур-
ности не исчерпываются, нам хочется видеть также признаки чистоты и по-
рядка. Наше мнение о культуре провинциального английского города времен
Шекспира падает, когда мы читаем, что перед дверями его родительского
дома в Стратфорде лежала огромная навозная куча. Мы возмущаемся и поми-
наем оварварствоп, т.е. противоположность культуре, видя разбросанные по
дорожкам Венского леса бумажки. Всякая нечистоплотность кажется нам не-
совместимой с культурой. Это требование мы распространяем и на челове-
ческое тело, а потому с удивлением слышим, сколь дурно пахло от особы
Короля-Солнца, и только качаем головой, когда на Isola bella нам показы-
вают крошечный тазик, коим пользовался Наполеон для утреннего туалета.
Нас не удивляет, что употребление мыла кому-то кажется прямо-таки мери-
лом культуры. То же самое и с порядком, который, подобно чистоплотности,
является творением человека. Но если от природы не стоит ждать особой
чистоты, то порядок был, скорее, в ней преднайден. Наблюдения за велики-
ми астрономическими циклами дали человеку не только прообраз, но и ис-
ходный пункт для привнесения порядка в свою жизнь. Порядок является при-
нудительным повторением единожды установленного. Он определяет, когда,
где и как нечто должно делаться, дабы избегнуть промедлений и колебаний
во всяком сходном случае, Неоспоримы благодеяния порядка, он обеспечива-
ет человеку лучшее использование пространства и времени, сберегает его
психические силы. Можно было бы ожидать, что порядок с самого начала и
без принуждения установится в человеческой деятельности; удивительно,
что этого не произошло - небрежность, ненадежность, беспорядок в повсед-
невной работе таковы, что их можно считать природной склонностью челове-
ка. Он трудно воспитуем для следования небесным образцам.
Красота, чистоплотность и порядок занимают особое место среди требо-
ваний культуры. Никто не станет утверждать, что они столь же важны для
жизни, как покорение сил природы и некоторые другие моменты, о которых
нам еще придется вести речь. Но их и не отодвинешь в сторону, как нечто
второстепенное. культура предполагает не одну лишь пользу - это видно
уже на примере красоты, которую нам никак не хочется исключать из инте-
ресов культуры. Польза от порядка очевидна, чистоплотность включает в
себя гигиенические требования. Мы можем предположить, что польза от чис-
тоты не ускользала от внимания людей даже в те времена, когда еще не бы-
ло научно обоснованного предупреждения болезней. Но полезность и в дан-
ном случае не дает полного объяснения этого стремления, тут должно при-
сутствовать и нечто иное.
Ни одна другая черта культуры, однако, не характеризует ее лучше, чем
уважение и попечение о высших формах психической деятельности, об интел-
лектуальных, научных и художественных достижениях, о ведущей роли идей в
жизни человека. Во главе этих идей стоят религиозные системы, сложное
