Трибуле повесил через плечо шпагу и сумку, взял пузырь,
съел часть яблок и выпил все вино.
Панург все это время не сводил с него глаз.
-- Никогда еще не видел я такого дурака, -- а повидал я
их более чем на десять тысяч франков, -- который пил бы
неохотно и не до дна, -- сказал он наконец.
Засим он изложил ему суть своего дела в выражениях
изысканных и пышных.
Не успел он, однако ж, договорить, как Трибуле вместо
ответа со всего размаху огрел его между лопаток, сунул ему в
руку флягу, хлопнул по носу пузырем и, покрутив головой,
пробормотал:
-- Чур меня, чур, дурак помешанный! Берегись монашка,
волынка ты бюзансейская с рожками!
Сказавши это, Трибуле отбежал в сторону и стал махать
пузырем, увеселяя свой слух приятным звоном горошин. Больше из
него нельзя было вытянуть ни единого слова; Панург хотел было
задать ему еще несколько вопросов, но тот угрожающе взмахнул
своей деревянной шпагой.
-- Поздравляю вас! -- воскликнул Панург. -- Нечего
сказать, умно мы придумали! Что он дурак, это никакому сомнению
не подлежит, но кто его сюда привел, тот еще дурее, а уж я всем
дуракам дурак, коли пустился с ним в откровенности.
-- Камешек в мой огород, -- заметил Карпалим.
-- Давайте хладнокровно обсудим его телодвижения и слова,
-- предложил Пантагрюэль. -- Мне открылись в них глубокие
тайны, и теперь меня уже не удивляет, что турки чтут дурачков
наравне с мусафи и пророками. Вы обратили внимание, как он,
прежде чем заговорить, мотал и тряс головой? Учение древних
философов, обряды магов и наблюдения юристов доказывают нам,
что движение это вызывается наитием и внушением пророческого
духа, каковой, внезапно войдя в слабую и малую субстанцию, -- а
вы знаете, что большой мозг в маленькой голове не вмещается, --
столь сильно ее сотрясает, что, по словам медиков, все члены
человеческого тела начинают дрожать, и происходит это как
вследствие тяжести бремени и той бурной стремительности, с
какою оно упадает, так и вследствие неспособности органа носить
это бремя. Вот вам наглядный пример: когда нам приходится
натощак поднимать кубок с вином, то руки у многих трясутся.
Прообраз этого мы находим еще в глубокой древности, у
прорицательницы Пифии: прежде чем начать предсказывать, она
всякий раз трясла свой лавр.
Еще пример: Лампридий утверждает, что император Элагабал,
дабы заслужить славу пророка, на празднествах в честь главного
своего идола, окруженный фанатиками-скопцами, у всех на виду
тряс головой.
Еще пример: Плавт в своих Ослах сообщает, что Саврий,
когда шел, мотал головой, как сумасшедшей, как невменяемый,
наводя страх на прохожих, а в другом месте Плавт, говоря о том,
почему тряс головой Хармид, объяснял это состоянием экстаза.
Еще пример: у Катулла в Берекинтии и Аттисе менады,
вакханки, Вакховы жрицы, с ветками плюща в руках, трясут в
пророческом исступлении головами; так же точно трясли головами
и оскопленные жрецы Кибелы, когда совершали свои обряды,
откуда, как уверяют древние богословы, и происходит ее имя, ибо
оно означает вертеть, крутить, трясти головой, свертывать шею.
Еще пример: Тит Ливий пишет, что в Риме во время
вакханалий, глядя на мужчин и женщин, можно было подумать, что
они обрели пророческий дар, ибо все тело у них сотрясалось и
корчилось, а ведь таков общий голос философов и таково мнение
народа, что пророческий дар, ниспосылаемый небом, неизбежно
вызывает исступление и сотрясение всего тела, которое
сотрясается и вздрагивает не только тогда, когда оно этот дар
приемлет, но и тогда, когда оно его выказывает и обнаруживает.
Вот почему Вивиан, выдающийся законовед, утвердительно отвечал
на вопрос, считать ли здоровым раба, который, находясь среди
исступленных фанатиков, вдруг заговорил бы и, тряся головой,
стал бы прорицать.
И еще: мы знаем, что в наше время наставники и педагоги,
дергая и деря своих учеников за уши, трясут их головы, словно
горшок за ручки, -- ведь, согласно учению египетских мудрецов,
уши есть орган памяти, -- с целью вновь вперить их разум,
который случайно был отвлечен посторонними мыслями и как бы
ошеломлен не идущими к делу треволнениями, в благую науку --
философию, чему пример мы находим еще у Вергилия, сообщающего о
том, что Аполлон Кинфий ущипнул его за ухо.
ГЛАВА XLVI
О том, как Пантагрюэль и Панург по-разному толкуют слова
Трибуле
-- Трибуле говорит, что вы дурак. Но какой дурак? Дурак
помешанный, который на старости лет хочет связать и поработить
себя брачными узами. Он говорит вам: "Берегись монашка!" Честью
клянусь, что вам приделает рога именно кто-нибудь из монахов.
Вы видите: я ставлю на карту свою честь, а я не больше бы
дорожил ею, будь я единодержавным и миролюбивым владыкой Азии,
Африки и Европы.
Наш морософ Трибуле внушает мне глубокое уважение, уверяю
вас. Все прочие оракулы и советчики вполне примирились с тем,
что вам суждено быть рогоносцем, однако ж ни один из них точно
не указал, кто соблазнит вашу жену и наставит вам рога.
Доблестный же Трибуле это вам открыл. Позорные то будут рога,
постыдные в высшей степени! Вам нужно, чтобы какой-нибудь
клобук осквернил и опоганил ваше брачное ложе?
Еще он сказал, что вы станете похожи на бюзансейскую
волынку с рожками, а это значит, что из вас выйдет славный
рогач, роговид, рогобраз. И, подобно тому как он сам,
намереваясь выпросить у короля Людовика Двенадцатого соляные
откупа в Бюзансе для своего брата, выпросил волынку, вы,
собираясь жениться на женщине порядочной и честной, непременно
женитесь на распутной, сварливой и крикливой бабе, докучной,
как звук волынки.
Вспомните также, что он хлопнул вас пузырем по носу и
хватил кулаком по загорбку. Это знак того, что жена будет вас
бить, водить за нос и обирать так же точно, как вы ограбили
вобретонскую детвору, отняв у нее свиной пузырь.
-- Как раз наоборот, -- возразил Панург. -- У меня не
хватит совести отрицать, что я веду свое происхождение от
глупцов, -- я признаю, что я и сам дурак и родом так. Все люди
глупцы, и все на свете глупо. Соломон сказал, что число глупцов
бесконечно, а от бесконечности, как то доказал Аристотель,
ничего не отбавишь и ничего к ней не прибавишь, помешанным же
дураком я был бы как раз в том случае, если бы, будучи дураком,
я бы себя за такового не признавал. Число маньяков и помешанных
в самом деле бесконечно. Авиценна утверждает, что виды мании
бесконечно разнообразны. Что же касается всех прочих изречений
и телодвижений Трибуле, то все они имеют смысл, для меня
благоприятный.
Он сказал не "берегись монашка", а "береги малышку", и это
он имел в виду мою жену: пусть, мол, она лелеет свое дитя.
Далее он сказал, что я женюсь на поселянке, такой же
прелестной, как звук сольейской или бюзансейской волынки.
Правдивый Трибуле знает мою натуру и тайные мои склонности.
Смею вас уверить, что мне больше нравятся веселые простоволосые
пастушки, от которых пахнет богородицыной травой, нежели
разряженные придворные дамы, от которых воняет этим несносным,
то бишь росным ладаном, звуки же деревенской волынки доставляют
мне больше удовольствия, нежели музыка, принятая во дворцах, --
все эти лютни, ребеки и придворные скрипки.
Он хватил меня кулаком по бедному моему хребту. Это только
показывает, что он человек богобоязненный: этим он уменьшил
муки, которые мне предстоят в чистилище. Право, это он не со
зла, -- он принял меня за пажа. Нет, он добрый дурак,
простодушный, можете мне поверить, -- грех думать о нем дурно.
Я прощаю ему от всего сердца.
Он шлепнул меня по носу, но это же прообраз тех милых
шуток, которые мы с моей женой будем себе позволять после
свадьбы, -- таков обычай у всех молодоженов.
ГЛАВА XLVII
О том, как Пантагрюэль и Панург задумали посетить
оракул Божественной Бутылки
-- Есть еще одно обстоятельство, на которое вы не
обратили внимания, а в нем-то все и дело. Трибуле сунул мне в
руку бутылку. Что бы это значило? Что он хотел этим сказать?
-- Должно полагать, это значит, что жена ваша будет
пьяницей, -- отвечал Пантагрюэль.
-- Ан нет, -- возразил Панург, -- бутылка-то была пустая.
Клянусь спинным хребтом святого Фиакрия Брийского, наш морософ,
многодумный и ничуть не слабоумный Трибуле отсылает меня к
бутылке, и я еще раз повторяю давний мой обет и клянусь в вашем
присутствии Стиксом и Ахеронтом, что буду носить на шляпе очки,
а гульфика на штанах носить не буду, пока не получу ответа
касательно задуманного мною предприятия от Божественной
Бутылки.
Один почтенный человек, мой приятель, знает тот край,
область и местность, где находится ее храм и оракул. Он, вне
всякого сомнения, проведет нас туда. Отправимтесь вместе!
Умоляю вас, не отказывайтесь! Я буду вашим Ахатом, Дамидом,
неизменным вашим спутником. Мне давно известно, что вы
страстный путешественник, жаждущий все видеть и все знать. А мы
увидим много чудесного, -- это уж вы мне поверьте.
-- Добро, -- молвил Пантагрюэль, -- однако ж, прежде чем
пускаться в дальние странствия, полные всяких неожиданностей,
полные явных опасностей...
-- Каких опасностей? -- прервал его Панург. -- Где бы я
ни был, опасности убегают от меня за семь миль, подобно тому
как с появлением государя кончаются полномочия судьи, при
появлении солнца исчезают тени, а прибытие в Канд мощей святого
Мартина разогнало болезни.
-- Только вот что, -- заметил Пантагрюэль, -- трогаться в
путь еще рано, -- у нас есть кое-какие дела. Во-первых, давайте
отправим Трибуле обратно в Блуа (что и было исполнено тотчас
же, причем Пантагрюэль подарил ему златотканую одежду).
Во-вторых, мы должны испросить дозволение и согласие у моего
отца-короля, а затем необходимо найти какую-нибудь сивиллу,
которая исполняла бы обязанности и проводника и толмача.
Панург на это возразил, что для таковой цели вполне
пригоден друг его Ксеноман, а кроме того, он-де намерен
посетить по дороге страну Фонарию и там обзавестись
каким-нибудь ученым и полезным фонарем, который во время
путешествия окажет им такие же услуги, какие Сивилла оказала
Энею, когда тот сошел в Елисейские поля.
-- У меня такое предчувствие, что дорогой мы не
соскучимся, ручаюсь вам, -- объявил Пантагрюэль. -- Жаль
только, что я дурно изъясняюсь на фонарном языке.
-- Я буду говорить за всех, -- молвил Панург. -- Для меня
этот язык -- все равно что родной, я на нем болтаю свободно.
Бриезмарк д'альготбрик нубстзн зос
Исквебфз пруск; альборльз кринке закбак.
Мисб дильбарлькз морп нипп станкз бос.
Стромбтз Панрг вальмап квост груфз бак.
Ну-ка, Эпистемон, что я сказал?
-- Это имена чертей бродячих, чертей ходячих и чертей
ползучих, -- отвечал Эпистемон.
-- Твоя правда, мой милый, -- сказал Панург, -- это
придворный фонарный язык. Дорогой я составлю для тебя словарик,
и он будет служить тебе до тех пор, пока ты не истреплешь новых
башмаков; пользоваться же им ты научишься, прежде чем успеет
взойти солнце. В переводе с фонарного на наш обиходный язык эти
стихи звучат так:
Мне чашу горестей испить
Пришлось, когда я был влюблен,
В том, что женатым лучше быть,
Панург глубоко убежден.
-- Ну что ж, -- молвил Пантагрюэль, -- нам остается лишь
узнать волю моего отца-короля и отпроситься у него.
ГЛАВА XLVIII
О том, как Гаргантюа доказывал, что не должно детям
