отделаться при всем желании. Конечно, для первой крупной оркестровой
композиции можно было бы особенно не напрягаться и сочинить что-нибудь
простенькое и хорошо знакомое. Сюиту, основанную на народной музыке. Можно
было бы активнейше задействовать мелодии и ритмы, среди которых он вырос в
своем приходе. Несложная оркестровка - и пожалуйста! - можно записывать и
можно играть.
Но этот убогий замысел не имел ничего общего с тем, что
кристаллизовалось в его сознании в течение последних пятнадцати лет. Нет,
разумеется, он будет использовать каюнские мелодии, без этого не обойтись.
Но только в качестве фрагментов, крохотных частичек, от которых можно
будет оттолкнуться и въехать в настоящее произведение.
Да, его замыслы и стремления были гораздо величественнее, чем
фолк-мьюзик. Он жаждал соединить каюнские народные мотивы с современной
симфонической традицией. Собственно, такова структура всей современной
музыки и особенно американской. Конечно, есть свои идиотские исключения,
но в целом американская музыка традиционна от Гансона до Гласса. Возьмите
великолепную, восхитительную симфонию Винсента, написанную целиком по
велению магического вдохновения. А почему у него вышла именно эта музыка,
а не другая? Потому что он родом из Алабамы, а не из Лос-Анджелеса или
Нью-Йорка!
Уилл полагал, что поездка на катамаране на несколько недель поможет
ему совершить свой музыкальный прорыв, и тогда он выберется из той
трясины, в которой сидел уже довольно долго без всяких шансов на спасение.
В городе трудно, невозможно работать. Слишком многие отвлекает внимание.
Не только в городе, но и на озере, и в заливе. Он знал, что должен
забраться гораздо дальше всех этих мест. Подальше от случайных знакомств в
букинистических лавках, подальше от университетской болтовни, от
ресторанов и лекций. Слишком соблазнительно отставить компьютер в сторону
и направиться в "Кафе дю Монд", выпить чашечку кофе с молоком и с
пирожными. Слишком соблазнительно выдернуть штепсель из розетки и
отправиться на ночь погулять по кварталу, где туристы таращатся на местных
жителей, а местные жители на туристов.
В какой-то момент он понял, что, если хочет добиться действительного
прогресса в работе, если он на самом деле решил закончить этого
музыкального монстра, ему необходимо отправиться в такое место, где бы не
было никаких развлечений и интеллектуального общения. Поскольку у него
было не так уж много денег, пришлось остановиться на катамаране.
Его сильно подстегивало и то обстоятельство, что в его проекте был
заинтересован Дорбачевский. Руководитель оркестра на полном серьезе
пообещал устроить его пьесе премьеру, как только композитор представит ее
в напечатанном виде. Уилл с замиранием сердца осознавал, что исполнение
его вещи филармоническим оркестром - это не просто признание его как
большого композитора, но и мощный прорыв вверх по сравнению с тем уровнем,
который мог обеспечить университетский оркестр.
Уже не однажды Диборн - декан факультета - предлагал Уиллу
профессорскую должность. К удивлению его и своих коллег, Дьюлак до сих пор
решительно отклонял предложение. Свою независимость он ценил больше всего,
поэтому появлялся в университете в качестве вольного охотника, частью
читая лекции, частью занимаясь с учениками. Зарабатывал на жизнь он
нечастыми, но хорошо оплачиваемыми работами в качестве дирижера по
приглашению, а также халтурой на телевидении. Это не только поддерживало
его на плаву, но и позволяло в любой момент начать коллекционировать яйца
Фаберже. И дело было не в том, что ему очень нравилась вольная, нештатная
жизнь. Просто он очень хотел иметь время для сочинения музыки.
Конечно, если он поймет вдруг, что "Аркадии" ему не закончить, он
серьезно задумается о том, чтобы позвонить Диборну.
Но сейчас об этом думать рано. Лучше подумать об обещании
Дорбачевского представить зал "Симфони Холла", в котором звучит сонорная
рапсодия, а под величественную концовку его окатывает мощная волна
аплодисментов со стороны ценителей искусства, которые встают со своих мест
и отчаянно вытягивают шеи, стремясь увидеть на сцене его, Уилла Дьюлака!
Только бы не капризничали эти паршивые флейты!
До сих пор его претензия на славу слабо материализовалась лишь в
сорока пяти секундах музыки, которую он написал для отдела новостей
местною филиала Эн-Би-Си и композиции для документального фильма о жизни
птиц в Луизиане, заказанной "Батон Руж" станции Пи-Би-Эс. Если бы эта
картина была о бурении нефтяных скважин или хотя бы об открытии
какого-нибудь нового химического соединения, он имел бы хорошие шансы
серьезно подработать, но... Увы, увы...
"Аркадия" обещала стать его прорывом: симфоническая поэма с
использованием каюнской темы, богатая на звук, силу восприятия и надежду!
Многообещающая вещь! Он выкопал все полезное из своих детских воспоминаний
и с помощью обретенной техники создал произведение! Он мужественно
отказывался уклоняться от главной темы и соблазняться на минимализм и
шокирующую атональность. Поэма будет современной, но с четкими корнями.
Впрочем, ничего не будет, если он не справится с взбрыкнувшей
оркестровкой. Как будто кто-то перемешал у него в голове мозги так, что,
на какую кнопку ни нажми - теперь все плохо!
Так что он вытащил из ангара свой катамаран, повозился немного с
лебедкой, укрепил нужные канаты, проверил машину и поднял паруса на юг.
Нет, он не поддался на мишурные соблазны Коцумела и Канкуна, ибо они
слишком напоминали его родной город. Он хотел... Ему было необходимо найти
место, где ничто не будет его отвлекать от работы.
И только достигнув Лайтхауз-Риф, он выбрал подходящее местечко в
лагуне и бросил якорь. Похоже, это было то, что нужно. Никто не потревожит
его здесь в течение нескольких недель. И только проходящие боты порой
навещали эту тихую гавань в шестидесяти милях от погибающей в духоте,
непривлекательной Белиз. Удивительно, все население этой страны
насчитывало сто шестьдесят тысяч человек. Половина из них говорила
по-английски, так что он не испытывал особых проблем, совершая время от
времени налеты на лавки Белиз-сити или Манки-Тауна.
Иногда он позволял себе на несколько часов сбросить с себя тяжкое
бремя музыкального сочинительства и поплескаться в теплых водах обширной
лагуны. Слава Богу, близлежащие островки были избавлены от москитов, хотя
кусающиеся мухи все же доставляли массу хлопот, заняв освободившуюся после
своих хитрых кузенов экологическую нишу.
Погода была чудесная.
Как он и рассчитывал, в первые дни удалось сделать значительный
скачок вперед в замороженной было работе. И вот на тебе! Застрял в скерцо,
как в болоте. А он-то раньше думал, что это одна из самых легких частей
композиции.
Он подавил в себе упрямое желание перепрыгнуть сразу на аллегро.
Подавил и соблазн рассеять свою неуверенность включением полного набора
литавр. Несколько раз ему приходила в голову мысль вообще выбросить
десятистраничный кусок за борт, но ему удалось отделаться и от этой
назойливо свербящей в мозгу альтернативы. Ну, почему он не Штраус и не
Моцарт?! Ведь вот люди! Без всяких усилий кропали шедевр за шедевром,
полностью проделав в уме оркестровку и потом только быстро записывая ее в
нотах! Почему этот чертов контрапункт сам по себе не является к нему?!
Почему его нужно вытягивать из головы, ценой страшного нервного напряжения
и катастрофического упадка душевного настроения?!
Ничего! Он рассчитывал на то, что придут лучшие времена и он сможет
создать что-нибудь поистине крупное! Он уже был занесен в музыкальный
справочник, - как раз между Дюкельским и Дюлкеном, - это его очень
радовало. Но он ждал большего от составителей. Он ждал от них выражения
восхищения. Он ждал от них подробного комментария... Сносок!
"Дьюлак Уильям Л. Родился в Слайделле, Луизиана, в 19... (не так
давно)... Семейное положение - холост (пока, разумеется). Основные труды -
два струнных квартета, смешанные композиции, песни, музыка для
телевидения, увертюра "Джамбалайя"..."
Вспомнив о своем первом успехе, он грустно улыбнулся. У кого, кроме
каюна, хватило бы наглости создать музыку на двенадцать минут для целого
симфонического оркестра, вдохновленную... супом?!
Он вспомнил окончание записи: "...значительное количество мелких
работ".
"Аркадия" все изменит. В настоящем виде симфоническая поэма уже
рассчитана на пятьдесят минут исполнения. Пусть только попробуют
игнорировать его после премьеры "Аркадии"! Если он, конечно, когда-нибудь
ее закончит...
Поджав губы, он следил за своими пальцами, которые проворно забегали
по клавиатуре. Фагот исчез, и его заменил саксофон.
Черт с ними, с правилами!
Он вспомнил слова своих учителей, которые всегда ему советовали
полагаться на свои инстинкты и плевать на академические музыкальные
правила. Главное, чтоб душа запела; "Вот так! Вот так! Вот это то самое!"
Он снова откинулся на спинку стула и на минуту задумался.
Постой-ка... А так действительно лучше выглядит. По крайней мере на экране
компьютера. Ну его к дьяволу, этот фагот... Он быстро набрал команду:
"Ввод". Прослушал дорожку с цифрового лазерного диска, затем отмотал
назад. Закрыв глаза, он прислушался к звукам синтезированного оркестра,
которые полились из колонок.
Да, да, именно! Чувствительно... Печально... Словно утренний туман и
солнце, поднимающееся над болотами... Исландский мох мягкими и влажными
прядями свешивается с веток кипариса... Саксофон красиво вступает в трель
флейт. "Гораздо лучше, - сказал он себе. - Гораздо лучше!" Если ему
удастся продраться через скерцо, аллегро выйдет без проблем: духовые, бас
и струнные для создания общего фона.
Удовлетворенно раздвинув губы в улыбке, он крутанулся на своем стуле
и... уставился прямо в глаза чудовищу, которому пришлось согнуться почти
вдвое, чтобы пролезть в дверной проем его салона.
8
Монстр был высок и весь покрыт короткой серой шерстью. Широкие,
темные глаза с вертикальными зрачками уставились на композитора. Они
располагались по разные стороны сильно выдающейся пасти, по бокам которой
густели бакенбарды и на конце которой подергивался чувствительный нос.
Руки у монстра были мускулистые, но тонкие в кости. На груди висел
небольшой прямоугольный предмет, а в уши было вставлено по золотой кнопке,
на манер наушников. Другое снаряжение было прицеплено к поясу,
державшемуся на бедрах чудовища.
Раскрывший рот от изумления и ужаса Уилл рассмотрел и второе
существо, выглядывавшее из-за плеча первого. Они были похожи, как
близнецы. Еще дальше стояла какая-то большая птица с цветастым хохолком на
голове. Она смотрела на композитора с интеллигентным интересом, как,
впрочем, и остальные.
После мертвой паузы, которая стала что-то уж слишком затягиваться,
второй монстр пробрался в салон мимо первого и направился к композитору,
протягивая вперед лапу в каком-то непонятном жесте. Приближаясь к Уиллу,
он поджал губы, обнажив сероватые десны и два ряда острых клыков. Он
выглядел сказочно сильным и злобным волшебником из мультфильмов. Уилл
инстинктивно ударил по этой когтистой лапе, стараясь отбросить ее от себя
подальше. Он ударил быстро, не думая.
К его изумлению, существо издало на редкость тонкий вопль,
отшатнулось, рефлекторно выпрямилось и изо всех сил треснулось башкой о
