день, он продолжал дымить, как труба, и каждый вечер
добирался до кровати изрядно перебрав.
А правда заключалась в том, что Декстер Смит подошел к
той грани, за которой начинает просматриваться стремление
умереть. Причин для такого состояния духа хватало, и они не
являлись слишком сложными. Он крепко привязался к Ямайке, и
тропическая праздность разъела его настолько глубоко, что
внешне он напоминал вроде бы прочно стоящее дерево, хотя его
ядро давно превращено в труху термитами лени, излишней
снисходительности к себе, чувства вины за какие-то прошлые
грехи и общего отвращения к собственной личности. С тех
пор, как два года назад умерла Мэри, он никого не полюбил.
Он не был уверен в том, что и ее-то по-настоящему любил, но
чувствовал, что каждый час и день ему не хватало ее любви к
нему и ее веселого, шумного, ворчливого, а зачастую и
раздражающего присутствия. К международным отбросам
общества, в котором Смит вращался на "Северном побережье",
он не испытывал ничего, кроме ненависти, хотя, бывало, и
мартини пил, и закусывал за их счет. Он мог бы подружиться
с более солидными людьми, например фермерами, владельцами
плантаций на побережье, местными интеллектуалами,
политиками, но это означало бы возвращение к тем серьезным
ценностям жизни, против которых восставали его душа и
ленивое тело. Так что вопрос о сокращении выпивок он перед
собой ставить не собирался. Смиту все решительно надоело,
надоело до смерти, и, если бы не один жизненный момент, он
давно бы опустошил бутылку веронала, которую легко достал у
местного врача. Линия жизни, заставлявшая его карабкаться к
краю пропасти, была незамысловатой. Горькие пьяницы весьма
отчетливо проявляют свои темпераменты, и к какому типу из
классической четверки они относятся - сангвиникам,
флегматикам, холерикам или меланхоликам - определить легко.
Пьяница-сангвиник надирается до впадения в истерику и
идиотизм; флегматик погружается в трясину мрачного уныния;
холерик - ожившая пьяная дерущаяся карикатура из
мультфильма, значительную часть времени вынужден проводить в
тюрьме за избиение людей и порчу вещей; наконец, меланхолик
становится жертвой слезливой сентиментальности и жалости к
самому себе. Майор Смит был явно выраженным меланхоликом с
бредовой идеей о содружестве с птицами, насекомыми и рыбами,
населявшими принадлежащую ему территорию виллы "Маленькие
волны" площадью пять акров, включая пляж и коралловый риф
(данное им название вилле весьма симптоматично). Особой
благосклонностью майора пользовались рыбы. Он называл их
"люди", а так как и рыбы, и большинство маленьких птичек
постоянно крутились вокруг рифа, через два года он знал их
всех, нежно любил и верил, что они отвечают ему взаимностью.
И они узнавали его. Как обитатели зоопарков узнают
смотрителей, тем более что он ежедневно снабжал их пищей,
собирая водоросли и тщательно перемешивая песок и камушки
для обитателей дна, разбивая морские яйца и разделывая
морских ежей для небольших хищников, принося падаль и
требуху для крупных. Вот и теперь, когда он медленно и
тяжело проплывал мимо рифа, его "люди" бесстрашно сновали
вокруг, натыкаясь на трезубец, который в их представлении
был лишь ложкой- кормилицей, - заглядывали прямо в стекло
маски, а самые бесстрашные и драчливые даже пощипывали за
ноги. Интуитивно майор Смит узнавал всех этих прекрасно
раскрашенных маленьких "людей" и мысленно приветствовал их.
"Доброе утро, прекрасная Грегори", - это темно-голубой
драгоценной рыбке с яркими крапинками, которая в точности
повторяла картинку в рекламе флакона духов "В ночи".
"Прости, не сегодня, дорогая" - это уже трепещущей
рыбке-бабочке с фальшивыми черными глазами на хвосте.
"Все-таки ты очень толст, мой мальчик", к рыбе-попугаю цвета
индиго, вес которого, должно быть, достигал добрых десяти
фунтов. Однако сегодня предстояла работа, и глаза
высматривали лишь одного из "людей" - его единственного
врага на рифе, единственного, которого он убьет сразу же, -
рыбу- скорпену.
Рыба-скорпена обитает в большинстве южных морей мира,
причем ее вест-индская разновидность достигает в длину лишь
около двенадцати дюймов, с весом один фунт. Это,
несомненно, самая уродливая морская рыба, как если бы сама
природа предупреждала о грозящей опасности при встрече с
таким крапчатым серо-коричневым существом с клинообразной
щетинистой головой и мясистыми "бровями", нависающими над
злыми красными глазами. Окраска и силуэт рыбы обеспечивают
ей прекрасный камуфляж на рифе. Хотя сама рыба-скорпена и
маленькая, ее набитый зубами рот настолько широк, что может
заглотить большинство из обитающих у рифа рыб. Ее
сверхоружие размещается в шипах спинных плавников, которые,
действуя при контакте как иглы для подкожного впрыскивания,
соединены с ядовитыми железами, содержащими достаточное
количество дотоксина для убийства человека. При этом
достаточно быть лишь слегка оцарапанным в уязвимом месте.
Для пловца у рифов рыба-скорпена представляет значительно
большую опасность, чем барракуда или акула, потому что,
уверенная в своем камуфляже и своем оружии, она сдвигается с
места лишь при приближении или даже прикосновении к ней. Но
и в этом случае скорпена отплывает только на несколько
ярдов. Покачивая широкими странной расцветки грудными
плавниками, скорпена обычно устраивается на песке, где
напоминает выступ разросшегося коралла, или же прячется
среди камней и водорослей, где фактически исчезает из вида.
Майор Смит был полон решимости найти скорпену, пронзить
ее гарпуном, принести Осьминожке и понаблюдать, съест она ее
или выплюнет, распознает ли ядовитость рыбки. Съест
осьминог только тело и оставит плавники? Съест все? А если
так, подействует ли на него яд? Вот вопросы, на которые
ждет ответа профессор Бенгри в институте. Поэтому, зная,
что на вилле "Маленькие волны" ему больше не жить, Смит
сегодня ответит на них. Пусть даже ценой гибели миленькой
Осьминожки, но он оставит в память о своей нынешней пустой
жизни хотя бы небольшой след в каких- нибудь пыльных морских
биологических архивах института. И все потому, что за
последние два часа и без того постылая жизнь майора Смита
повернулась к нему еще более худшей стороной. Настолько
худшей, что ему просто посчастливится, если через несколько
недель он отделается приговором суда о пожизненном
заключении. Эти недели - время, необходимое для обмена
телеграммами между Домом правительства на Ямайке и
Министерством по делам колоний в метрополии, далее секретной
службой, и затем - со Скотланд-Ярдом и государственным
прокурором. А вся заваруха началась с появлением на вилле
человека по имени Джеймс Бонд, который примчался на такси в
десять тридцать утра из Кингстона.
Вообще-то день начался как обычно. Проснувшись, майор
Смит проглотил две таблетки панадола, аспирин ему нельзя
было принимать из-за сердца, постоял под душем, позавтракал
в тени зонтиков миндальных деревьев и целый час кормил
остатками еды птичек. Затем принял предписанную врачом дозу
антикоагулянта и таблетки от давления, просмотрел местную
газету "Дейли Глинер" - просто чтобы убить время до легкого
завтрака (вот уже несколько месяцев, как он с обычных
одиннадцати утра перенес его на десять тридцать). И только
налил себе первую порцию крепкого бренди с имбирным элем,
так называемого пойла пьяницы", как услышал мотор
подъезжающего автомобиля.
Луна, содержательница дома, из местных цветных женщин,
вышла к нему в сад и объявила на корявом английском:
- Джентльмен хочет видеть вас, майор.
- Как его имя?
- Он не сказал, майор. Он просил передать вам, что
приехал из Дома правительства.
Кроме шорт цвета хаки и сандалий, на майоре ничего не
было.
- Хорошо, Луна. Проводи его в жилую комнату и скажи, что
буду через минуту.
Через задний вход он прошел в спальню, надел рубашку и
брюки, пригладил волосы. "Дом правительства! Какого
черта?" Но только майор Смит появился в жилой комнате и
увидел стоящего у окна и смотрящего на море высокого мужчину
в темно-голубом тропическом костюме, сразу же учуял дурные
вести. А когда мужчина медленно повернулся и взглянул
внимательными и серьезными серо-голубыми глазами, понял, что
визит официальный. Не получив ответа на дружелюбную улыбку,
убедился - да, официальный визит. По спине пробежала дрожь.
"Они" как-то пронюхали.
- Я - Смит. А вы, я полагаю, из Дома правительства? Как
поживает сэр Кеннет?
О том, чтобы поздороваться, вопрос как-то не стоял.
Мужчина ответил:
- Я с ним не встречался. Я приехал всего пару дней назад
и большую часть времени провел в поездках по острову. Меня
зовут Бонд, Джеймс Бонд. Я из Министерства обороны.
Майор припомнил древний эвфемизм для секретной службы и
почтительно произнес:
- О, старая фирма?
Вопрос был проигнорирован.
- Мы можем здесь где-нибудь побеседовать?
- Вполне. Где вы хотите. Можно здесь или в саду?
Хотите выпить? - Майор Смит позвенел льдом в бокале,
который все еще держал в руке. - Ром и имбирь - чистая
местная отрава. Я предпочитаю чистый имбирь.
Ложь выскочила из алкоголика непроизвольно.
- Спасибо, не надо. Здесь вполне можно поговорить.
Мужчина небрежно оперся на подоконник, сработанный
местным краснодеревщиком. Майор Смит уселся в удобное
кресло, развязно перекинул ногу через подлокотник, взял
стоящий с другой стороны от кресла бокал, сделал большой
глоток и поставил на место, стараясь, чтобы не дрожала рука.
- Итак, - бодро произнес он, глядя мужчине прямо в глаза,
- чем могу быть полезен? Что, кто-нибудь на побережье
занялся грязной работенкой и вам нужна помощь? Буду рад
снова впрячься в работу. Хотя и много времени прошло с тех
пор, но кое-что я еще могу сделать, не забыл старые трюки.
- Вы не возражаете, если я закурю?
Мужчина уже вытащил свой портсигар и держал в руке.
Ясно, что он был сделан из старых гильз, и майора Смита
такая слабость оппонента вполне устраивала.
- Ну, конечно же, дружище, - он попытался было
приподняться с зажигалкой наготове.
- Спасибо, не надо. - Джеймс Бонд уже прикурил сигарету.
- Да нет, к местным делам это не относится. Я бы
хотел... Вы знаете, меня направили... Не могли бы вы
припомнить некоторые подробности о вашей работе в службе в
конце войны?
Бонд сделал паузу и внимательно посмотрел на майора
Смита:
- В частности, когда вы работали в Бюро специальных
операций.
У майора Смита вырвался нервный смешок. Ну конечно же,
все это он предвидел, был даже уверен именно в таком исходе.
Но когда вопрос прозвучал из уст только что прибывшего
мужчины, этот смех все-таки больше напоминал вскрик
человека, по которому ударили совершенно неожиданно.
- Боже мой, доброе старое Бюро, - он опять рассмеялся и
внезапно почувствовал застарелую боль в горле и груди.
Быстро вытащил из кармана брюк пузырек с таблетками и сунул
одну под язык. При этом от него не ускользнуло, как
напрягся в этот момент посетитель, как сузились его глаза.
"Ничего, ничего, мой дорогой, это не яд".
- Вас ацидоз никогда не мучил? Нет? А меня он буквально
валит с ног, когда немножко заложу за воротник... Вчера на
вечеринке в отеле "Ямайка"... Знаете, все-таки пора
прекратить вести себя так, будто тебе по-прежнему двадцать
пять лет... Ну, как бы то ни было, давайте вернемся к
нашему разговору о Бюро. Думаю, нас немного уже осталось.
Он чувствовал, как боль постепенно отступала:
- Что-нибудь связанное с историей Бюро?
- Не совсем так.
Бонд уставился на кончик своей сигареты.
- Полагаю, вам известно, что я написал большую часть
главы об этой организации для труда о войне? Пятнадцать
лет, как минуло с тех пор. Вряд ли я сейчас смогу что-либо
добавить.
- Как, ничего даже об операции в Тироле, в местечке под
названием Обераурах, что в миле восточнее Китцбухеля?
Да, одно из этих названий, которое никак было не
выбросить из головы последние пятнадцать лет, опять вызвало
у майора смешок.
