всесторонне рассмотрен советом, и наше единогласное решение
одобрено в Вашингтоне в самых высоких инстанциях. Сегодня
утром мы без малого час беседовали с Вашингтоном по прямому
проводу...
Эстергази сидел, облокотясь на стол и сомкнув пальцы рук в
самой, казалось бы, непринужденной манере. Но тут он
наклонился ко мне, и я заметил невероятную вещь: руки его были
сжаты так крепко, что кончики пальцев побелели. Он не смог
удержаться и снова перебил Рюба:
- Мы хотим, Сай, чтобы вы отправились в прошлое еще раз.
Вслед за тем, если вы не передумаете, ваше заявление об уходе
будет удовлетворено с присовокуплением самой искренней
благодарности от правительства - я уполномочен обещать вам
это. Настанет день - думаю, не при нашей жизни, но рано или
поздно наша деятельность перестанет быть государственной
тайной, - и тогда вы займете подобающее место в американской
истории. Ваши, Сай, открытия сделали возможным следующий шаг,
и теперь мы хотим, чтобы вы использовали их на благо своей
страны. Вы должны отправиться в прошлое снова и с
одной-единственной целью: разоблачить самозванного Кармоди. Вы
сделаете его секрет достоянием гласности, заявите во
всеуслышание, что он лишь мелкий клерк по фамилии Пикеринг,
что он несет ответственность за гибель настоящего Кармоди и за
пожар в здании "Всего мира". Весомых доказательств у вас,
конечно, не будет. Его не посадят, не отдадут под суд, ему
даже не предъявят никакого обвинения. Но он будет
дискредитирован. Как он того и заслуживает. Вы сумеете
выполнить это задание, Сай?..
Я прямо-таки обалдел, он совершенно сбил меня с толку.
- Но... зачем? Чего ради?..
Эстергази ухмыльнулся, предвкушая удовольствие объяснить
мне все до конца.
- Неужели не понимаете? Это же и есть следующий логический
шаг - небольшой, тщательно контролируемый эксперимент... с
незначительным изменением хода прошлых событий. До сих пор мы,
насколько могли, избегали вмешиваться в историю - и правильно
делали. Теперь мы знаем по опыту, что вероятность случайного
изменения хода событий крайне мала и ею, можно просто
пренебречь. Даже если такое изменение происходит, оно
оказывается несущественным. Теперь настала пора для следующего
осторожного шага, для небольшого, тщательно продуманного
воздействия на события прошлого... на благо настоящего, на
благо нашей страны. Подумайте сами! Мы можем не дать Кармоди -
или Пикерингу, как мы установили теперь, - возможности стать
советником, хотя бы и третьестепенным советником, президента
Кливленда. И у нас есть основания полагать, что это приведет к
изменению хода истории. Если бы в девяностых годах прошлого
века Куба оказалась владением Соединенных Штатов... - Он
усмехнулся. - Думаю, нет нужды распространяться о том, какую
мы извлекли бы пользу. Имя Фиделя Кастро осталось бы навсегда
никому не известным. Таков следующий шаг, Сай, и, если он
удастся, наша страна не только получит прямую выгоду, но и
откроет себе путь к достижению еще более величественных целей.
Бог мой!.. - Голос его понизился до трепетного шепота. -
Исправить ошибки прошлого, имевшие неблагоприятные последствия
для настоящего, - да перед нами открываются поистине безбреж-
ные возможности!..
Последовало долгое молчание. Я был ошеломлен. Всю жизнь я
считал себя маленьким человеком и к тому же много лет хранил в
неприкосновенности детскую уверенность в том, что люди,
которые нами управляют, знают больше нас, видят глубже нас и
вообще умнее и достойнее нас. Только в связи с войной во
Вьетнаме я понял наконец, что важнейшие исторические решения
принимаются подчас людьми, которые на деле нисколько не
осведомленнее и не умнее остальных, что собственные мои
суждения и взгляды могут быть ничуть не хуже, а то и лучше,
чем у деятелей, принимающих самые ответственные решения. Но
какие-то остатки прежнего благоговения, преклонения перед
власть имущими все еще жили во мне - и сейчас, перед столом
Эстергази, в напряженной, выжидательной тишине, я сам не мог
поверить, что некий ничтожный Саймон Морли возьмет да и
поставит под сомнение решение совета. И суждение вашингтонских
инстанций, одобривших это решение.
И тем не менее я знал - другого пути нет. И не собирался
искать его.
Однако заговорил я путано, невразумительно, да и начал,
видимо, с самого банального из всех мыслимых возражений:
- Вернуться в прошлое, чтобы преднамеренно дискредитировать
Джейка? Разрушить его жизнь? Имею ли я... э-э... имеет ли
кто-нибудь такое право?
- Да ведь он давным-давно умер, Сай, - ответил Эстергази
мягко, будто обращаясь к дурачку, которого грешно обижать. -
Теперь важны наши нынешние интересы.
- Там, где мы с ним встречались, он остается самым что ни
на есть живым.
- Это так, но, Сай, люди нередко идут и на большие жертвы,
чем он. На благо своей родины...
- Его же никто не спросит!..
- И тех не спрашивают: призывают в армию, и весь разговор.
- А может, следовало бы спросить?..
Он искренне не понимал меня.
- Что вы хотите этим сказать?
- Хорошо ли заставлять человека вопреки его воле идти в
армию и убивать других людей?
Они таращились на меня, словно впервые видели. Все, о чем я
говорил, до них попросту не доходило, и я осознал, что начал
спор не оттуда, откуда следовало бы.
- Полковник Эстергази, Рюб, мистер Фессенден, профессор
Мессинджер! Выслушайте меня. Годится ли... Вправе ли мы
переделывать прошлое? То есть кто может знать, надо ли его
переделывать? Кто может быть уверен в этом?..
- Да все мы, вместе взятые, черт вас возьми! - вскипел
Эстергази. - Не станете же вы отрицать, что Куба - территория
в составе Соединенных Штатов - лучше, чем Куба -
коммунистическое государство в ста сорока километрах от наших
берегов?
Я неуверенно пожал плечами.
- Да нет, не стану. В конце концов мое личное мнение не
имеет значения, я вполне могу и ошибаться. Но кто может с
уверенностью утверждать, что Куба в будущем составит для нас
угрозу? Маленькая страна, не сделавшая нам пока ничего
плохого...
- Но ведь они пытались! Пытались или нет?.. - Эстергази
почти кричал.
Подчеркнуто вежливо, с явным намерением усмирить страсти,
Фессенден напомнил:
- Ракетный кризис...
- Ну, допустим, - ответил я. - Хоть Роберт Кеннеди и
утверждал, что это военные пытались навязать его брату мысль
об опасности, а на деле она была не так уж и велика. Но я не
собираюсь встревать в споры о Кубе. Кто бы там ни оказался
прав, я считаю, что ни у кого в целом свете недостанет
божественной мудрости переустроить настоящее, переделывая
прошлое. Это уж слишком! Да вы сами взгляните непредвзято на
то, что происходит. Ученые совершают фантастические открытия,
и на эти открытия немедля накладывает лапы группа, нет,
горстка людей, решающих все за всех. Наука открывает способ
расщепить атом, а они тут же решают, что лучшее применение
новому открытию - испепелить Хиросиму!..
- А вы считаете, что это не так? - холодно спросил
Эстергази. - Или мы должны были обречь сотни тысяч
американских солдат на смерть на берегах Японии?
- Да не знаю я! И никто не знает. И самые ответственные из
решений принимаются людьми, которые тоже не знают. Они только
думают, что знают. Они, видите ли, знают, что допустимо и
необходимо отравить атмосферу радиоактивными осадками. Они
знают, что использовать открытия генетиков надо для того,
чтобы вызвать к жизни новые ужаснейшие болезни. И они не
считают нужным испросить согласия у остальных девяноста девяти
целых и девяносто девяти сотых процента живущих на Земле
людей. А сегодня еще один ученый, доктор Данцигер, сделал еще
одно великое открытие - и вот он сидит дома, вынужденный уйти
в отставку, и ему не позволено решать, что и как с этим
открытием делать. А вам - вам все позволено. Вы опять уже
знаете, что лучшее применение новому открытию - уничтожить
Кубу Фиделя Кастро. А откуда вы это знаете? "Кто дал горстке
людей, которые уже отравили все вокруг, которые имеют реальную
возможность смести с лица земли весь род людской, право
контроля над судьбами и будущим человечества? Ведь мы,
большинство человечества, и имен-то этих людей не слышали, не
говоря уж о том, что мы их не выбирали!..
Я поочередно оглядел всех присутствующих и понизил голос.
- Даже если вдруг вы правы, в чем я лично сомневаюсь,
посмотрите, куда это поведет дальше. Ко все более значительным
переменам в истории, к тому, что кучка генералов примется
переписывать прошлое, настоящее и будущее, подгоняя их под
свои представления о пользе человечества. Нет, джентльмены,
увольте - я отказываюсь.
У Эстергази ноздри напряглись от ярости так, что края их
побелели прямо на глазах. Он стиснул зубы и со свистом втянул
полную грудь воздуха, намереваясь, видимо, разнести меня в пух
и прах. Рюб тоже заметил приближение грозы и, прежде чем
Эстергази открыл рот, проговорил:
- Позвольте мне!..
В голосе его явственно прозвенели нотки приказа, и я не без
удивления понял, что эта и есть приказ - приказ майора Прайена
полковнику Эстергази. Выходит, я и понятия не имел об истинных
взаимоотношениях среди руководящей верхушки проекта.
Эстергази, подчиняясь, с усилием сжал губы. Рюб вновь
повернулся ко мне и начал в спокойной, ровной манере, не
подлаживаясь под меня, не стремясь успокоить, а
просто-напросто разъясняя мне положение вещей - а там уж дело
мое:
- Нам очень жаль, что ты отказываешься. Сегодня ты наш
лучший исполнитель. Разумеется, мы продолжаем поиски новых
кандидатов, и наши требования не стали ни на йоту легче. Тем
не менее подходящие люди есть, и мы их ищем. Да и другие наши
замыслы осуществляются понемногу. Успех сопутствовал не только
тебе, Сай. Человек, который провел несколько секунд в
средневековом Париже, сумел перенестись туда еще раз. Четыре
дня назад мы вновь посетили Денвер 1901 года, правда,
ненадолго. В Северной Дакоте нам не повезло, провалились и
попытки у Вими и в штате Монтана. Еще более серьезная неудача
подстерегала нас в Уинфилде, штат Вермонт. Наш человек добился
полного успеха, перенесся в прошлое раз и другой, но из
второго своего "путешествия" он не вернулся. Почему - этого мы
не знаем, только догадываемся. К чему я клоню? Честно и
откровенно скажу тебе, что мы сталкиваемся с серьезными,
подчас весьма специфическими трудностями. Повторяю, ты, может
статься, лучший работник из всех, какие у нас есть и какие бу-
дут. Не скрою, мы очень надеемся, что ты передумаешь... - Он
сделал передышку, посмотрел на меня без тени улыбки, затем
закончил тихо и бесстрастно:
- Если ты не передумаешь, мы найдем на твое место другого.
И если мы не сможем провести эксперимент с Джейком Пикерингом
в Нью-Йорке в 1882 году, мы проведем его в другое время, в
другом месте, с кем-нибудь другим. Я не заинтересован в том,
чтобы затягивать наш спор. Пойми одно: то, что решено, будет
сделано.
Секунд десять он, не шевелясь, смотрел мне прямо в глаза.
Потом на лице его появилось слабое подобие прежней улыбки.
- Я согласен, - заявил он, - кое с чем из того, что ты
сказал и что думаешь. Чувства твои делают тебе честь. И все
же, Сай, могу лишь повторить: то, что решено, будет сделано.
Со всеми возможными предосторожностями, но будет. А теперь
подумай. Поразмысли не спеша, а потом скажи нам, что ты
надумал. Что бы ты ни решил, мы примем твое решение к
