чудовищным каменным занавесом, закрывшим от нас весь мир.
- Там, - вымолвила Джулия, - там лежит время, которому я
принадлежу телом и душой. Оно для меня много реальнее, чем то,
в которое я заглянула сегодня. Мой мир... я очень тоскую по
нему, для меня он очень дорог и очень реален. А для тебя?..
Я кивнул ей. Говорить я не мог. Джулия быстро поцеловала
меня, отпустила мою руку и торопливо пошла наискось к углу
исполинской стены. На углу она приостановилась, оглянулась,
будто намереваясь что-то сказать, но так ничего и не сказала,
просто сделала еще шаг и исчезла из виду. Громадное основание
башни скрыло ее и почти сразу же погасило звуки ее шагов.
Тишина. Я медленно двинулся к тому же углу, потом побежал
изо всех сил и достиг его раньше, чем Джулия одолела бы
десяток метров. Но ее уже нигде не было.
22
- Не исключаю, что вам это представится недопустимо
поспешным и неэтичным...
Полковник Эстергази обвел рукой кабинет доктора Данцигера.
Он сидел за письменным столом; мы с Рюбом расположились на
обитых кожей металлических стульях для посетителей.
- Я занял эту комнату, - продолжал Эстергази, -
исключительно потому, что у нас катастрофически не хватает
помещений, а это единственный свободный кабинет. И должен же
кто-то возглавить проект с тех пор, как ушел доктор
Данцигер... - Он пожал плечами; судя по всему, это должно было
обозначать сожаление. - Поверьте, я предпочел бы, чтобы здесь
по-прежнему сидел он, а не я...
Я промолчал. Кабинет - я внимательно оглядел его - был
почти таким же, как при Данцигере, только чуть-чуть опрятнее.
- Как я уже сообщал по телефону, - заявил Рюб, - результаты
перепроверки по всем статьям положительны. Это, безусловно,
весьма отрадно. Ведь на сей раз, - он ухмыльнулся и обернулся
ко мне, - ты не станешь жаловаться на отсутствие острых
ощущений, не правда ли? Спасся с пожара. Удрал от этого... как
его?
- Инспектора Бернса.
- Вот-вот. И от милашки Джулии тоже пришлось дать деру,
ведь так, а?..
Я кротко усмехнулся, и оба они осклабились, не спуская с
меня глаз. Все утро я провел в "отделе перепроверки", диктуя
на пленку длиннющий перечень взятых наобум фактов, составляя
подробный доклад о пережитом в течение последнего
"путешествия", как мы, теперь уже привычно, называли мои
переносы во времени. Единственное, о чем я не упомянул, так
это о том, что Джулия очутилась в двадцатом веке вместе со
мной. Поскольку ложь ни в малейшей степени не влияла на успех
или провал моего задания, я сказал, что посреди ночи, когда мы
прятались в руке статуи Свободы, Джулия вдруг припомнила узор
на каблуках ботинок Джейка. Мы поняли, что отныне нам ничто не
грозит, и на рассвете я отвел ее домой на улицу Грэмерси-парк,
19, забрал свои деньги и на извозчике отправился в "Дакоту". А
весь вчерашний день якобы отсыпался у себя на квартире.
- Уж если после таких приключений перепроверка показывает,
что все в порядке, значит, поток событий прошлого...
- ...именно таков, как мы и подозревали, - докончил за Рюба
Эстергази. - Гипотеза "веточки в реке", - напомнил он мне
походя. - Поток событий прошлого - воистину могучий поток, и
воздействовать на него отнюдь не так просто. Даже если это и
случается - а мы столкнулись с подобным явлением, - то
последствиями можно пренебречь. Во всяком случае,
последствиями в историческом плане. Вместе с тем мы, как и
доктор Данцигер, не сомневаемся, что умышленно повлиять на
поток событий вполне возможно...
Я неопределенно кивнул:
- Ну, и хорошо. Значит, джентльмены, миссия моя,
по-видимому, закончена. Целесообразно ли изучать события
прошлого, учитывая риск, которому неизбежно подвергается ваш
посланец, вовлеченный в эти события, - решать уже вам, а не
мне. А у меня накопилась куча собственных дел, мне надо в них
разобраться, так что, если я вам больше не нужен, я хотел бы,
- тут я усмехнулся снова, - уволиться по собственному желанию.
С минуту по крайней мере я ждал, пока кто-нибудь из них
ответит мне. Но они лишь смотрели на меня, а затем друг на
друга. Наконец Эстергази сказал:
- Вот что, Сай. Прежде чем мы примем решение, я должен
кое-что вам рассказать. Вы, конечно, вправе уволиться, если
хотите. Вы отлично выполнили задание, сделали все, на что мы
надеялись, и даже больше. Однако я уверен - вас заинтересует
то, что вы сейчас услышите. И тогда вы, может статься,
повремените с увольнением...
В дверь заглянула девушка, которой я раньше здесь не видел.
- Остальные прибыли, полковник.
- Прекрасно. Пусть войдут.
Эстергази поднялся за столом и воззрился на дверь с
вежливой улыбкой. Вошли двое, и я их сразу узнал. Один был
молодой профессор истории - тот, с крупным носом и гривой
редеющих темных волос, который всегда напоминал мне комика из
варьете; фамилия его была Мессинджер. За ним появился
Фессенден, личный представитель президента, человек лет
пятидесяти, зачесывающий каштановые с сединой волосы наискосок
через блестящую плешь. Оба поздоровались со мной, а профессор
Мессинджер пересек всю комнату, чтобы пожать мне руку.
- С возвращением! - воскликнул он и поднял над головой
пачку отпечатанных на ротаторе и скрепленных вместе листков -
мой отчет о последнем "путешествии". - Феноменально, - добавил
он, потрясая бумагами, - просто феноменально...
Голос у него оказался под стать внешности - актерский,
хорошо поставленный голос.
Фессенден сперва сухо кивнул мне, затем, подражая
Мессинджеру, решил улыбнуться и помахать своим экземпляром
отчета. Это была ошибка - радушие и сердечность явно не
входили в его привычки. Рюб ногой пододвинул ему свой стул, а
себе и Мессинджеру взял от стенки два складных. Когда все
уселись полукругом перед столом, Эстергази тоже сел со
словами:
- Таков теперь совет, Сай, в полном своем составе. Плюс еще
сенатор - он сегодня проталкивает в конгрессе какой-то
законопроект и потому прийти не смог. И еще профессор Баттс,
которого вы, возможно, помните: профессор биологии из
Чикагского университета. Но у Баттса совещательный статус без
права голоса, и он присутствует, только когда нам требуется
его суждение как специалиста. Старый совет был слишком
многолюден - так гораздо практичнее. Джек, вы не могли бы
ввести Сая в курс дела?
Мессинджер повернулся ко мне, улыбаясь легко и
непринужденно; Фессенден неотрывно следил за ним, и мне
показалось, что личный представитель президента завидует
Мессинджеру.
- Ну что ж, мистер Морли. Или вы разрешите называть вас по
имени?
- Конечно.
- Договорились. А вы зовите меня Джек. Так вот, Сай, мы тут
тоже не сидели сложа руки. Пока вас не было, мы занимались тем
же, что и вы: изучали персону мистера Эндрю Кармоди, хоть и не
в такой непосредственной близости. Я сидел в Вашингтоне с
прикомандированной секретаршей. Очень толковой, хотя вы, -
ухмылка в сторону Эстергази, - могли бы выбрать и
поинтереснее. Нам было так уютно вдвоем в подвалах
Национального архива - мы рылись там в документах, относящихся
к обоим срокам правления президента Кливленда. А остальные,
кто входил в мою группу, основательно покопались в других
отделах архива. И выяснили, что Кармоди действительно стал
советником Кливленда, одним из многих, несколько лет спустя
после вашего, Сай, "путешествия". К политике Кармоди обратился
весной 1882 года, когда Кливленд был губернатором штата
Нью-Йорк. Из некоторых записок, из протоколов совещаний и
упоминаний о Кармоди в двух письмах Кливленда я узнал, что в
период первого его президентства они уже были в дружеских
отношениях.
Как и почему они сдружились, я не знаю. Никаких объяснений
этому мы не нашли, да и что тут можно найти. Насколько я могу
судить, влияния на Кливленда он в то время не имел никакого.
Но Кармоди - а в действительности Пикеринг, как нам теперь
известно, - всячески подогревал эту дружбу, и в девяностые
годы, в период второго президентства Кливленда, она достигла
своей наивысшей точки. Из документов, найденных нами в
архивах, явствует, что Кливленд иногда прислушивался к мнению
Кармоди - естественно, что он повсюду значится как Кармоди,
так что и мы, будем называть его этим именем. Влияние его
никогда не было значительным и не выходило за рамки
второстепенных вопросов, за исключением одного-единственного
случая, зато в отношении этого случая не остается даже тени
сомнения.
Когда Кливленд во второй раз вступил на пост президента,
назревал конфликт с Испанией из-за Кубы, и некоторые
влиятельные газеты, как могли, раздували пожар. Кливленд хотел
избежать войны, и ему предложили неплохой способ разрешения
конфликта без войны, а именно откупить Кубу у Испании. Все это
хорошо известно и недвусмысленно подтверждается документами;
об этом говорится в любом подробном исследовании, посвященном
второму сроку правления Кливленда. Прецеденты такого рода тоже
известны: покупка Луизианы у Франции и Аляски у России. Более
того, Испания с радостью ухватилась бы за возможность избежать
войны - ведь шансов выиграть войну у нее не было. Вот тут-то я
и нашел место Пикеринга - Кармоди в истории: это он уговорил
Кливленда отвергнуть первоначальный план. Уж не знаю, что
точно он сказал президенту: обнаруженные сведения скупы и
отрывочны. Но вместе с тем они, несомненно, точны.
Вот, собственно, и все. Единственный раз он сыграл какую-то
роль в истории - и то чисто негативную, достойную лишь
подстрочного примечания роль, которой он нынче вряд ли стал бы
хвалиться. По окончании второго президентского срока Кливленда
Кармоди совершенно исчез с горизонта, и проследить его
дальнейшую судьбу мне не удалось.
Мессинджер замолчал, а я сидел, обдумывая услышанное; спору
нет, мне это было небезынтересно.
- Ну что ж, - сказал я наконец, - я рад, что внес свой
вклад, выяснив, что Кармоди - в действительности Пикеринг,
хотя, по-моему, сегодня это не играет никакой роли. Лично мне
даже импонирует мысль о том, что старина Джейк Пикеринг
запросто хаживал в Белый дом и давал советы президенту
Кливленду...
- Мы очень довольны вами, Сай, - прервал меня Эстергази. -
Честно говоря, мы втайне надеялись на что-нибудь подобное, и
вот - пожалуйста. Вклад ваш гораздо значительнее, чем вы себе
представляете. Хотите продолжить, Рюб?
Теперь настала очередь Рюба повернуться ко мне; чтобы
удобнее было смотреть на меня, он перекинул ногу через
подлокотник, а главное - улыбнулся той самой, замечательной
своей улыбкой, которая заставляла гордиться тем, что он твой
товарищ, и заранее поддерживать все, что бы он ни предпринял.
- Сай, - заявил он, - ты парень смышленый. Ты понимаешь,
что от нашего проекта ждут практических результатов.
Прекрасное дело - способствовать расширению академических
знаний, но одного этого мало. Нельзя тратить миллионы,
отрывать от работы ценных людей лишь для того, чтобы написать
примечание к учебнику истории о человеке, про которого никто
все равно не слышал. Твой успех поразителен - нет таких слов,
чтобы дать всему заслуженную оценку, - и он сделал возможным
переход нашей деятельности в новую стадию. Действовать на этой
новой стадии надлежит так же осторожно и осмотрительно, как и
раньше. Но потенциальная выгода столь велика...
- Неизмерима, - вставил Эстергази.
Рюб кивнул, соглашаясь:
- Вот именно, неизмерима для Соединенных Штатов. Вопрос был
