этаж, буквально взлетел по обеим лестницам наверх. На двух
нижних этажах языки, нет, полотнища пламени вырывались - я не
преувеличиваю - из каждого окна и яростно вытягивались,
подпрыгивали, словно всеми силами стремились вскарабкаться
вверх по стене. Вместе с огнем из окон клубами валил густой
жирный дым. Колючий ветер нес по улице вихри снега, и с каждым
его порывом языки пламени на несколько долгих мгновений
ложились плашмя, вздрагивая и развеваясь, но при первой же
возможности выпрямлялись и старались лизнуть стену еще выше,
чем раньше.
По сей день, стоит мне закрыть глаза, я вспоминаю эти
страшные краски: темный, прокопченный фасад старого здания,
дикое оранжево-черно-красное буйство огня и дыма, красные
паутинки пожарных лестниц и люди на окнах, по большей части в
черно-белых костюмах, но одна девушка в длинном ярко-зеленом
платье. И все это сквозь белую завесу крутящегося снега -
невероятное, кошмарное сновидение...
С третьего этажа людей сняли довольно быстро, хотя окна над
вывеской "Обсервер" уже закрывала сплошная стена пламени.
Кое-где лестницы могли бы достать и до четвертого этажа, но
как только их верхушки вытягивались выше третьего ряда окон,
середина упиралась в переплетения протянувшихся над улицей
телеграфных проводов. Пятеро или шестеро пожарных подняли одну
из лестниц и, орудуя ею как тараном, попытались силой
пропихнуть сквозь провода. Тонкие черные нити натягивались,
лопались, опадали на землю и в конце концов уступили напору.
Таким же манером удалось протолкнуть еще две лестницы, и по
ним, временами полностью исчезая в клубах черного дыма,
поспешно соскользнули вниз несколько человек. Однако другие
лестницы не прошли сквозь провода, и на наших глазах мужчина,
а следом за ним женщина повисли на подоконнике на руках,
болтая ногами в воздухе, и по команде пожарника, оседлавшего
самую верхнюю перекладину, упали в его объятия.
Тут Джулия принялась дергать меня за пальто.
- Джейк! - закричала она прямо мне в ухо. - А если Джейк
тоже на подоконнике?.. Со стороны Нассау-стрит...
Я совершенно забыл про Джейка и про Кармоди - происходящее
начисто вытеснило их у меня из головы. Но Джулия уже спешила
прочь, и я последовал за ней, с трудом продираясь через толпу.
Наконец мы выбрались на свободу и по парку пробежали к
почтамту. Отсюда нам был виден не только охваченный огнем
фасад, выходящий на Парк-роу, но и южный фасад, по
Бикмен-стрит.
"На Бикмен-стрит, - сообщала газета "Нью-Йорк таймс" в
среду 1 февраля 1882 года (мы с Джулией тоже наблюдали это,
стоя в примолкшей толпе), - вцепившись в подоконник четвертого
этажа, висел седовласый мужчина, и пожарные уже налаживали
лестницу, чтобы подняться к нему. Он держался мертвой хваткой,
но пламя оказалось сильнее его. Видно было, как оно вырвалось
из окна, под которым он висел. Пожарные уже почти достигли
цели, когда единодушный стон вылетел из тысячи уст: руки
старика разжались, и тело его рухнуло вниз, на каменную
мостовую. Пострадавший оказался Ричардом С. Дейли, наборщиком
из "Скоттиш Америкэн". В бессознательном состоянии его
доставили в больницу на Чэмберс-стрит, где вскоре смерть
избавила беднягу от дальнейших мучений".
- Мы могли предотвратить это, - прошептала Джулия. Затем
вцепилась в меня обеими руками и тряхнула так сильно, что я
пошатнулся. - Мы могли, мы могли! - яростно бросила она мне в
лицо. Секунду-другую еще смотрела на меня в упор, потом
отвернулась, пробормотав: - Никогда себе не прощу...
Возразить ей я не мог. Мне хотелось умереть со стыда, но
надо, необходимо было что-то делать, как-то действовать. Мы
начали пробираться к Нассау-стрит, и тут мне наконец
представилась такая возможность.
На окно четвертого этажа вскарабкалась молодая женщина;
когда я заметил ее, я вначале удивился - где же она пробыла
столько времени? Вероятно, металась из комнаты в комнату, пока
не обнаружила окно, еще не охваченное пламенем. Взобравшись на
подоконник, она тщательно притворила раму у себя за спиной,
потом, подняв руки и вытянув их в стороны, крепко уперлась в
кладку оконного проема. Снизу она казалась поразительно
невозмутимой: не кричала, не плакала, просто смотрела вниз, на
нас, и ждала. Видимо, она понимала, что назад пути отрезаны,
что это окно - ее последний шанс...
Между тем внизу никто не спешил ей на помощь. Похоже,
пожарники решили - и трудно их за это упрекнуть, - что никто
уже, по крайней мере на Бикмен-стрит, не сумеет добраться до
окна. А женщина все стояла и ждала, раскинув руки, в проеме
окна, как в рамке: она была в длинном черном платье, на шее
трепетал белый шарфик. Вдруг стекло позади нее лопнуло, и из
окна выкатился огромный клуб черного дыма, скрывший ее от
наших глаз. Но когда ветер отогнал дым, мы увидели женщину на
том же месте - теперь она одной рукой держалась за раму,
другой плотно прикрывала рот.
Наконец из-за угла Нассау-стрит выскочили два пожарника с
раздвижной лестницей. Лестница оказалась слишком коротка.
Позднее газеты критиковали пожарную охрану за недостаточную
длину лестниц, в то время как многие дома строились высотой в
четыре-шесть, а в последнее время даже в десять этажей. Вот и
тут лестница, растянутая во всю длину, не доставала до
подоконника без малого полтора метра: а из окна опять
неторопливо выплыла туча густого дыма и окутала женщину с
головы до ног. Если бы не ветер, она непременно погибла бы,
потеряла сознание и свалилась назад в горящее здание или вниз
на улицу. Но ветер подхватил дым, разорвал его в клочья,
разбросал лоскутки по фасаду, и мы вновь увидели трепещущий по
ветру белый шарфик и черную юбку.
Я хотел бы пояснить кое-что. С той самой секунды, когда мы
вышли из подъезда "Таймс" и окинули взглядом горящее здание, я
непрестанно разговаривал сам с собой. Я не корил себя за то,
что не вломился в контору Джейка Пикеринга и не затоптал едва
народившийся крохотный огонек: кому пришло бы в голову, что
произойдет потом! Грызло меня другое: что, присутствуя незримо
при этом стародавнем событии, Джулия и я могли повлиять на его
ход именно так, как того и опасался доктор Данцигер. Вдруг,
например, был какой-нибудь невольный шорох, которого Кармоди,
роясь в документах, по существу и не услышал, - и все же этот
слабенький, почти незаметный шорох повлиял, пусть едва-едва,
но повлиял на его последующие поступки. Скажем, горящую спичку
он уронил чуть левее или чуть правее, и спичка упала не на
пол, а на бумагу и подожгла ее. Но, с другой стороны, кто в
состоянии поручиться, что не присутствуй мы там и не издай ни
звука, спичка упала бы на голые доски пола? И что Кармоди
просто стоял бы над ней и равнодушно глядел, как она догорает?
Нет, я положительно должен был что-то предпринять - мною
двигал не героизм, а внутренняя необходимость. Я протиснулся
вперед, нырнул под ограждающие канаты, перебежал улицу и не
вскарабкался - взвился по лестнице, в мгновение ока достигнув
самой верхушки. Накрыл ладонями закругленные концы стояков,
поднялся еще выше, сжался в комок - левая нога на последней
перекладине, правая на предпоследней - и на миг застыл без
движения, обретая равновесие. Потом уловил момент, опустил
стояки, выбросил руки над головой и резко выпрямился; на
секунду как бы повис в воздухе - и упал руками вперед,
ухватившись за подоконник по обе стороны от ботинок женщины.
Она поняла меня без слов - быстро повернулась к улице
спиной и сползла по мне к лестнице. На уровне моих ног
появились голова и плечи пожарника, он подхватил спасенную за
ноги и поставил на перекладину. А потом эта замечательная
женщина сообразила, как помочь мне; поддерживаемая пожарником,
она уперлась руками мне в пояс и навалилась изо всех сил, так
что я смог опустить оконный выступ, перегнуться и снова
ухватиться за стояки. Мы быстро цепочкой стали спускаться
вниз, но не одолели еще и половины расстояния, как черный дым,
валивший из окна, где только что стояла женщина, внезапно
сменился ревущим оранжевым пламенем. У подножия лестницы я
спросил, как ее зовут; она ответила: Айда Смолл...
И вдруг пожару пришел конец: с чудовищным грохотом крыша
рухнула на изрядно уже прогоревшее перекрытие верхнего этажа и
вслед за тем все нутро здания провалилось в подвал, взметнув
гигантский сноп искр, облака дыма и фейерверк пылающих щепок
метров на пятнадцать выше стен и издав оглушительный тяжкий
вздох, слышный, наверное, на много кварталов вокруг. От здания
остался один скелет, огонь сник, сквозь оконные проемы
проглядывала лишь пустота неба. В подвале еще догорало то, что
не сгорело на этажах, но уже не яростно, а почти лениво, и на
пожарище падал снег, красиво кружа между голых стен. Над
каждым слепым оконным проемом на кирпичах отпечатался широкий
веер копоти, и уже не верилось, что этот огромный мертвый
остров еще недавно был полон жизни, густо населен людьми.
Казалось совершенно немыслимым - я вытащил часы и не мог
поверить собственным глазам, - что с момента, когда мы сидели
за заколоченной дверью, наблюдая за Джейком Пикерингом и Эндрю
Кармоди, прошел всего-навсего час.
Грандиозный спектакль окончился, в толпе вокруг нас начали
обмениваться мнениями, голоса слились в возбужденный гомон, и
тут я нечаянно уловил чью-то реплику:
- Счастье, что газета успела выехать...
- О чем это он? - спросил я Джулию.
- О газете "Весь мир", - ответила она безразлично. -
Три-четыре месяца назад этот дом называли зданием "Всего
мира". Многие не отвыкли от прежнего названия и до сих пор.
Редакция занимала весь пятый этаж, и, оставайся она там,
сегодня прибавились бы десятки жертв...
- Здание "Всего мира", - повторил я, как бы пробуя
словосочетание на слух, и тут до меня дошло. Что там
говорилось в записке из длинного голубого конверта, которую я
впервые видел в квартирке Кейт? "Поистине невероятно, чтобы
отправка сего могла иметь следствием гибель... здания, -
здания, вот оно, недостающее слово, а дальше Кармоди
просто-напросто не поставил кавычек, - "Всего мира" в пламени
пожара. Но это так..." И до конца жизни воспоминания об этом
пожаре тяжким грузом лежали на совести Кармоди. Я физически
ощутил, как огромный камень свалился с моей собственной
совести, теперь я знал, что ни я, ни Джулия никак не повинны в
том, что случилось.
Домой мы возвращались надземкой. Джулия смотрела в окно
невидящими глазами, а я время от времени обращался к ней,
старался как-то утешить, но как можно было ее утешить? Я-то
знал, что мы ни в коей мере не способствовали возникновению
пожара. Мы выступили в ролях невидимых наблюдателей, никак и
нисколько не повлиявших на ход событий. И хотя я не мог
объяснить Джулии, откуда я это знаю. в голосе моем звучала
такая уверенность, что, кажется, я все же убедил ее.
Разумеется, она хотела бы, чтобы мы вмешались в события, -
ведь я силой выволок ее из конторы Джейка, и теперь она
поневоле раздумывала: а не помогли бы мы ему, если бы
остались? Я задавал себе тот же вопрос, но не жалел ни о чем -
иначе мы скорее всего погибли бы и сами.
Когда мы добрались до дому, Джулия, совершенно разбитая,
сразу же поднялась к себе. Внизу никого не было, в доме царила
тишина. Я тоже поднялся в свою комнату, снял пиджак и прилег
на кровать. После всего пережитого я страшно устал, хоть и
думал, что уснуть не смогу - слишком много накопилось
впечатлений. Но, конечно, уснул почти сразу, как коснулся
