Что же касается Бронвен, то, когда она подурнеет, ее определят на
работу. Не обученная никакому ремеслу - такому, например, как ткачество, -
она, скорее всего, закончит свои дни посудомойкой или где-нибудь на
мукомольне.
Все эти горькие подробности Эверарду пришлось выуживать из нее одну
за другой. Она не жаловалась и не просила о помощи. Такая уж у нее судьба,
ничего тут не поделаешь. Ему вспомнилась строчка, которую через несколько
столетий напишет Фукидид [древнегреческий историк, автор знаменитого
труда, посвященного событиям Пелопонесской войны] о гибельной афинской
военной экспедиции, последние участники которой провели остаток своих дней
в копях Сицилии: "Свершив, что мужчины могли, они терпеливо переносили то,
что положено перенести".
Это же можно сказать и о женщинах. Эверард невольно задался вопросом,
найдется ли у него столько же стойкости, сколько у Бронвен. Едва ли. О
себе он рассказывал немного. Едва он уклонился от встречи с одним кельтом,
ему тут же навязали другого, и он чувствовал, что лучше будет попридержать
язык.
В конце концов Бронвен немного повеселела, раскраснелась и, подняв на
него взгляд, произнесла слегка заплетающимся языком:
- О, Эборикс... - Дальше он ничего не разобрал.
- Боюсь, мой диалект слишком сильно отличается от твоего, милая, -
сказал он.
Она вновь перешла на пунический:
- Эборикс, как великодушно со стороны Ашерат, что она привела меня к
тебе, сколько бы времени она мне ни даровала. Как чудесно... А теперь, мой
милый повелитель, приди ко мне и позволь твоей служанке также доставить
тебе немного удовольствия... - Она поднялась, обошла вокруг стола и
устроилась, мягкая, теплая, у него на коленях.
Эверард уже успел посоветоваться со своей совестью. Если он не
сделает того, чего от него ожидают, слух об этом непременно дойдет до
царских ушей. Хирам может обидеться - или заинтересоваться, что там не так
с его гостем. Бронвен тоже обидится, и, возможно, у нее будут из-за него
неприятности. Кроме того, она красива, привлекательна, а он так давно не
был с женщиной. Бедняжка Сараи здесь не в счет...
И он привлек Бронвен к себе.
Умная, внимательная, чувственная, она прекрасно знала, как доставить
мужчине удовольствие. Поначалу он рассчитывал только на один раз, но она
заставила его изменить свои намерения - и неоднократно. Ее собственная
страсть также оказалась не фальшивой. Что ж, возможно, он был первым, кто
когда-либо пытался доставить удовольствие ей. Когда они отдыхали после
второго раза, она судорожно прошептала ему на ухо:
- Я... я не рожала... вот уже три года. О, как я молю, чтобы богиня
открыла мое лоно для тебя, Эборикс...
Он не стал напоминать ей, что все ее дети будут рабами.
А перед тем, как они уснули, она пробормотала нечто такое, о чем,
подумал Эверард, она вполне могла и не проговориться, если бы не вино и не
усталость:
- Мы были сегодня одной плотью, мой повелитель, и еще не раз сможем
снова слиться воедино. Но знай: мне известно, что мы не принадлежим к
одному народу.
- Что? - Его пронзил холод. Он сел рывком, но она сразу прижалась к
нему и обняла.
- Ложись, сердце мое. Никогда, никогда я тебя не выдам. Но... я
довольно хорошо помню свой дом, помню множество мелочей, и я не верю, что
горные гэлы так уж отличаются от гэлов, которые живут у моря... Успокойся,
успокойся, твоей тайне ничто не угрожает. Почему Бронвен, дочь Браннока,
должна выдать единственного человека, который за долгие годы здесь проявил
о ней заботу? Спи, моя безымянная любовь, крепко спи в моих объятьях.
На рассвете, рассыпаясь в извинениях и лести, Эверарда разбудил слуга
и увел его в горячую баню. Мыла пока еще не придумали, однако губка и
пемза оттерли кожу патрульного от грязи, а затем слуга сделал ему массаж с
втиранием ароматного масла и побрил его. После чего Эверард присоединился
к начальникам охраны - для скромного завтрака и оживленной беседы.
- Я сегодня освобожден от службы, - сказал один из них. - Не хотите
ли, чтобы я свозил вас в Усу, друг Эборикс? Я мог бы показать вам город. А
затем, если будет еще светло, мы прокатимся по окрестностям. - Эверард так
и не понял, имелась ли в виду ослиная спина или более быстрая, хотя и
менее удобная боевая колесница. Лошади в ту эпоху, как правило, слишком
ценились, чтобы использовать их для чего-либо, кроме сражений и парадных
выездов.
- Благодарю вас, - ответил патрульный. - Однако сначала мне нужно
повидаться с женщиной по имени Сараи. Она работает где-то на кухне.
Офицер поднял брови.
- Ну-ну, - ухмыльнулся тириец. - Северяне, что, предпочитают царским
избранницам простых служанок?
"Боже, что за деревенские сплетники обитают в этом дворце, - подумал
Эверард. - Мне лучше будет, если я побыстрей восстановлю свою репутацию".
Он выпрямился, бросил на своего собеседника холодный взгляд и
проговорил:
- По повелению царя я провожу дознание, но суть его никого не
касается. Ясно это?
- О да, безусловно. Я просто пошутил, благородный господин.
Подождите, я разыщу кого-нибудь, кто знает, где она. - Стражник поднялся
со скамьи.
Эверарда провели в другую комнату, и на несколько минут он остался
один. Он провел их, анализируя охватившее его ощущение, что надо спешить.
Теоретически у него было столько времени, сколько нужно: в случае
необходимости он всегда мог вернуться назад. Главное - позаботиться, чтобы
его никогда не увидели рядом с самим собой. На практике, однако, это
предполагало огромный риск, приемлемый только в самом крайнем случае.
Помимо того, что создавалась временная петля, которая могла выйти из-под
контроля, существовала и возможность иного развития земных событий. И чем
дольше длилась операция, тем выше становилась вероятность изменений. Кроме
того, ему не давало покоя естественное желание поскорей разделаться с этой
работой, довести ее до конца и закрепить существование породившего его
мира.
Приземистая фигура раздвинула входные занавеси. Сараи опустилась
перед ним на колени.
- Ваша обожательница ожидает приказаний повелителя, - сказала она
дрожащим голосом.
- Поднимись, - произнес Эверард. - И успокойся. Я всего лишь хочу
задать тебе два-три вопроса.
Она заморгала и покраснела до кончика своего длинного носа.
- Что бы ни приказал мой повелитель, та, кто перед ним в таком долгу,
постарается исполнить его волю.
Он понял, что она не пресмыкается и не кокетничает. Не подталкивает
его к чему-либо и ничего не ждет. Принесшая свою девственность в жертву
богине финикийка по-прежнему считалась целомудренной. Сараи просто
испытывала к нему робкую благодарность. Эверарда это тронуло.
- Успокойся, - повторил он. - Мне нужно, чтобы мысли твои ничто не
сковывало. По поручению царя я ищу сведения о людях, которые когда-то
гостили у его отца, в конце правления достославного Абибаала.
Ее глаза расширились.
- Но, хозяин, я тогда, наверное, только родилась.
- Знаю. А как насчет остальных слуг? Ты наверняка знаешь их всех.
Кто-нибудь из тех, кто служил тогда, могут до сих пор работать во дворце.
Не могла бы ты порасспросить их?
Она коснулась рукой бровей, губ и груди - в знак повиновения.
- Раз мой повелитель желает этого...
Эверард рассказал ей то немногое, что знал сам. Сараи задумалась.
- Боюсь... боюсь, из этого ничего не получится, - сказала она. - Мой
повелитель, конечно же, понимает, что приезд чужестранцев для нас большое
событие. И если бы дворец посетили столь необычные гости, как описывает
мой повелитель, слуги говорили бы об этом до конца своих дней. - Она
грустно улыбнулась. - В конце концов, у нас не так уж много новостей - у
тех, кто работает во дворце. Мы пережевываем старые сплетни снова и снова,
и, если бы кто-то помнил чужеземцев, я давно бы уже знала эту историю.
Эверард мысленно обругал себя на нескольких языках. "Похоже, мне
придется отправиться на поиски в Усу самому, на двадцать с лишним лет
назад. Хотя риск велик: они могут засечь мою машину или даже убить меня".
- Но ты все-таки порасспрашивай слуг, хорошо? - сказал он
расстроенно. - Если никто ничего не помнит, тебе не в чем будет себя
винить.
- Да, но это меня очень огорчит, великодушный господин, - тихо
ответила она и, прежде чем уйти, вновь преклонила колени.
Эверард направился к своему новому знакомому. Он не рассчитывал
всерьез, что за один день найдет на материке ключ к разгадке, но по
крайней мере прогулка развеет его, снимет напряжение.
Когда они вернулись на остров, солнце клонилось к горизонту. Над
морем стелилась туманная дымка, рассеивавшая свет и превращавшая высокие
стены Тира в золотой волшебный замок, который может в любой момент
раствориться в воздухе. Сойдя на берег, Эверард обнаружил, что большинство
горожан уже разошлись по домам. Начальник стражи, который вместе со своей
семьей жил в городе, простился с ним, и патрульный поспешил во дворец по
пустынным и словно призрачным после дневной суматохи улицам.
Неподалеку от дворцовых ворот он заметил на фоне стены темный женский
силуэт, но стражники не обращали на женщину никакого внимания. Зато когда
Эверард приблизился, они вскочили на ноги, направив на него копья, и один
из них строгим голосом потребовал, чтобы он назвался. Никакого уважения к
почтенному гостю. Женщина поспешила ему навстречу. Она опустилась на
колени, и он узнал Сараи.
Сердце Эверарда подпрыгнуло от волнения.
- Что случилось? - вырвалось у него.
- Повелитель, я прождала вашего возвращения почти весь день, потому
что мне показалось, вам будет интересно, что я узнаю.
Видимо, она перепоручила кому-то свои обязанности и час за часом
ждала его на раскаленной улице...
- Ты... что-то нашла?
- Мне трудно судить. Может быть, это лишь ничтожная крупица...
- Так говори же, не тяни, ради Мелкарта!
- Ради вас, повелитель, только ради вас, поскольку вы просили об этом
вашу служанку. - Сараи вздохнула, заглянула ему в глаза. Голос ее окреп, и
она заговорила деловым тоном: - Как я и опасалась, те немногие старые
слуги, что еще остались во дворце, не видели людей, которые вас
интересуют. В ту пору они еще не поступили на службу, а если и поступили,
то работали не во дворце, а в других местах - на полях, в летнем имении
или еще где. Двое или трое, правда, сказали, что когда-то они вроде бы
слышали какие-то сплетни, но все, что они могли припомнить, мой повелитель
уже и так знает. Я была в отчаянии, пока мне не пришло в голову вознести
молитву Ашерат. Я попросила ее проявить милосердие к моему повелителю,
который служил ей вместе со мной, тогда как ни один другой мужчина не
хотел сделать этого долгие годы. И она откликнулась. Да восхвалят ее все
живущие! Мне вспомнилось, что отец помощника конюха по имени Джантин-хаму
работал раньше в дворцовом хозяйстве и что он до сих пор жив. Я разыскала
Джантина-хаму, тот отвел меня к Бомилкару - и точно: Бомилкар может
рассказать о тех чужеземцах.
- Да ведь это... это замечательно! - воскликнул Эверард. - Без тебя я
никогда бы этого не узнал!
- Я молю сейчас лишь об одном - чтобы Бомилкар действительно
пригодился моему повелителю, - прошептала она, - тому, кто был так добр к
некрасивой женщине с холмов. Пойдемте, я провожу вас...
Как и подобало почтительному сыну, Джантин-хаму выделил для своего
отца место в комнате, которую делил со своей женой и двумя младшими
детьми, которые пока жили в родительском доме. Единственный светильник
