- Что же тут сложного? - удивился Вилга.
- Дело в том, что один я не смогу ввести этот корабль в экзометрию и
там эффективно им управлять. То есть, конечно, смогу, но боюсь, что
желаемого выигрыша во времени такая авантюра не даст. Чтобы сразу достичь
Земли, кораблю подобного класса нужен полный экипаж. Я в состоянии поднять
его с планеты, а дальше мне потребуется взаимодействие с базой.
- Но вас, драйверов, тут двое! - настаивал Вилга.
Кратов стыдливо отвернулся и вперил взгляд в обрыдлый пейзаж на
ближайшем экране.
- Корабль поведу я один, - твердо сказал Татор. - И не буду слишком
удаляться от планеты. Кон-стан-тин и один из вас останутся здесь. Потому
что Дилайт может вернуться в любую минуту. Или же ему внезапно потребуется
помощь. И тогда эта помощь будет ему оказана. По крайней мере до
возвращения корабля.
- Послушай, Эл, - вмешался Кратов. - Пусть улетают вдвоем. Я смогу
помочь Дилайту... без посторонних.
- Нет, Кон-стан-тин, - покачал головой Татор. - Дилайту может
понадобиться поддержка ксенолога. А ты всего лишь звездоход.
Вилга яростно потащил себя за оба уса одновременно.
- Вон как поворачивается, - пробормотал он. - Коли так - нам нужно
обсудить это дело еще раз.
- Да что тут!.. - взъерепенился было Биссонет, но Вилга мигом выволок
его в коридор.
Татор сочувственно поглядел на пасмурного Кратова.
- Я оставлю тебе станцию слежения и два фогратора, - сказал он. - И
вернусь не позднее чем через три часа. Вы будете сидеть в "иглу", пить
кофе и рассказывать анекдоты. Ну что может произойти за три часа?
- Верно, - сказал Кратов. - Ничего особенного. Или все сразу.
Он вспомнил, как четыре года назад он и его прежний напарник Фриц
Радау высадились на дремотно-тихой планете с экзотическим и совершенно ей
неподобающим именем Магма-10. "Управимся за три часа, - уверенно заявил
Радау. - И бегом на плоддер-пост. Что тут рассиживаться?" И они скоренько
проинспектировали здешний Галактический маяк, заменили пару
раскапризничавшихся модулей, прогнали все полагающиеся тесты. Они уже шли
к своему кораблю, когда начался пожар. Не то молния, случайно вывалившаяся
из облаков, ударила в сушняк, не то еще что... Самый жуткий пожар из
пожаров. Тот, что оставил до сих пор неизлеченный рубец на его психике. И
за три часа их корабль успел взорваться в огненном смерче, Радау,
замурованный в четырех стенах аккумуляторного отсека, сгорел заживо, а сам
Кратов обратился в живую мумию в коконе из собственной кожи, черной и
лопающейся от малейшего движения...
- Ты думаешь, я боюсь оставаться на этой планетке? - спросил Кратов.
- Нет, я так не думаю. Я думаю, ты боишься провести это время в
компании одного из ксенологов.
- Ты прозорлив, как никогда... Любопытно, кто из них останется?
- Разумеется, Биссонет, - сказал Татор убежденно. - Он же не
специалист по моделированию!
- Вот и смерть моя пришла, - усмехнулся Кратов.
13
Переговоры с базой, а точнее - с самим Дедекамом, заняли не более
десяти минут, из которых половина была потрачена шеф-пилотом на
сосредоточенное молчание и шевеление пальцами в воздухе. После чего
Дедекам предложил, а Татор одобрил следующий план: корабль миссии доставит
Вилгу по меньшей мере на орбиту естественного спутника Уэркаф, куда
одновременно устремится гигантскими экзометральными скачками резервный
мини-трамп с базы. Там они встретятся, Вилга перейдет на мини-трамп и уже
на нем отправится на матушку-Землю, а Татор сей же час вернется на Уэркаф.
"Не придать ли тебе еще одного драйвера? - с деликатной осторожностью
осведомился Дедекам. - И пару ксенологов в довесок? А то у меня здесь их
развелось как белых мышей". "Нет, благодарю, - ответил Татор. - У нас
хватает прекрасных драйверов. А по поводу ксенологов решать будет Дилайт,
когда вернется." "Вам виднее", - проворчал Дедекам, и план вступил в силу.
Тихонько напевая, Кратов выкатил из ангара чистенькую белую луковицу
эмбриона. Он содрал прозрачную упаковку и в нескольких местах уколол
активатором нежные лепестки. Эмбрион ожил, заиграл радугой, набух,
выбросил ростки и прямо на глазах обернулся в "иглу" - просторную, в меру
удобную и неплохо защищенную станцию слежения, с окошками, бытовыми
удобствами, небольшим тамбуром и ярко-красной эмблемой Корпуса Астронавтов
на крутом боку.
Надутый, пятнистый от злости Биссонет, даже не простившись с
коллегой, ушел в "иглу" и там затих. Татор же раздобыл где-то огромные
песочные часы, перевернул их и вручил Кратову.
- Когда упадет последняя песчинка, - торжественно произнес он, -
выгляни в окно и увидишь меня стоящим возле моего корабля.
- Вот уж не думал, что ты охотник до театральных эффектов! -
поразился Кратов, но часы принял.
Татор, в смущении потемнев смуглым ликом, крепко сжал его руку и
почти бегом скрылся в тамбуре. Перепонка люка схлопнулась, поверх нее
легла броневая плита... Кратов отошел к "иглу".
Земля дрогнула, словно освобождаясь от непосильного гнета, ландшафт
заструился, затрепетал. Корабль медленно всплывал над планетой. Теперь он
походил уже не на рыбу, а на кашалота, возвращающегося с удачной охоты из
океанских глубин.
Вместо того, чтобы залезть в "иглу", Кратов побрел на посадочную
площадку, где придушенная бурая трава еще хранила очертания корпуса
корабля. Ощутив на себе привычный тусклый свет "пепельного дня", она
понемногу - сначала неуверенно, а потом все скорее - распрямлялась, будто
спешила позабыть о так досаждавшей все это время темной громаде. Вокруг
разносился смутный шорох от трущихся друг о друга жестких стеблей и
листьев...
На душе у Кратова было тревожно. Не так часто в жизни он оставался на
планете без корабля. Его вдруг покинуло ощущение спасительного борта,
клочка родного, привычного мира, в котором можно укрыться от опасностей -
хотя на деле ох как не всегда такая защита по-настоящему защищала!
Звездоход без корабля все равно что голый среди льдов... "Тоже мне,
сравнил, - подумал Кратов. - Ну что сделается звездоходу на морозе, даже
если он нагишом? Напряг воображение, сочинил себе знойный южный берег, и
вот уже пар от тебя валит, и от босых пяток проталины. Здесь что-то иное.
Нагота души..."
Он на минуту отрешился от собственных переживаний и представил,
каково сейчас Биссонету. Это вынудило его повернуть с полпути и поспешить
в "иглу".
Ксенолог, нахохленный, как петух на насесте, сидел в углу и смотрел
застывшим взглядом на панель приемника. Казалось, он и не видел ничего,
погруженный в свои обиды. Впрочем, лицо его, слегка осунувшееся и
благодаря демонической бородке заострившееся, выглядело успокоенным. Он
покосился на вошедшего, но ничего не сказал. Кратов тоже проглотил
заготовленный было вопрос по поводу того, не было ли вестей от Дилайта, и
молча угнездился в противоположном углу.
- Нельзя ли сопеть потише? - нервно осведомился Биссонет.
Кратов стиснул зубы.
- Можно, - сказал он.
- И перестаньте шуршать. Совершенно нельзя сосредоточиться...
- Это не я, - проговорил Кратов.
Пошарив на груди, он извлек и поставил перед собой песочные часы.
Горка в нижнем полушарии почти не прибыла. Биссонет брезгливо следил за
его движениями.
- При чем здесь часы? - спросил он. - Их я не слышу. Это вы возитесь
и шуршите своим рубищем. Будто вас кусают... насекомые.
- Потерпите, - сказал Кратов. - Только три часа, даже меньше. Потом
будете похваляться перед знакомыми, что провели пол-суток в клетке с
ужасным, кровожадным убийцей-плоддером и вышли победителем. В
нравственном, разумеется, смысле.
- Ваш юмор оставьте при себе. Меня он не очаровывает.
- Ваше презрение меня тоже не обжигает...
- А как же пирофобия? - сощурился Биссонет. - Или это тоже одна из
ваших фантазий, вроде дольмена или сигнал-пульсатора?
Кратов прикрыл глаза. "Как же он боится меня! При этом он помнит, что
я звездоход, а значит - чувствую его страх, знаю об этой его слабине. И он
злостью изгоняет из себя этот страх. Аксютин тоже боялся, но воевал с
самим собой совсем иначе... Ну что я им всем сделал?"
- Что я вам сделал? - спросил он вслух.
Несколько мгновений Биссонет молча и с некоторым удивлением
разглядывал его.
- Выкиньте эту игрушку, - вдруг произнес он. - Для меня рядом с вами
все едино - что три часа, что три года.
Кратов пожал плечами, взял часы и вылез в тесный, едва вмещавший его
тамбур. Задернул перегородку за собой, раздернул перед собой... И замер.
"Слышу, - подумал он. - Совсем рядом. Рукой подать".
В горле пересохло. Забытые часы выскользнули из разжавшихся пальцев в
траву.
- Биссонет, - позвал он шепотом.
ИНТЕРЛЮДИЯ. ЗЕМЛЯ
...И был пир, и стол ломился от яств, которые были приготовлены
руками хозяйки дома из всего, что еще утром росло в огороде, било крыльями
или блеяло во дворе. И подняты были из погреба кувшины с лучшим вином. И
безутешен был хозяин, требуя, чтобы все было съедено и выпито без остатка
еще до захода солнца.
Хозяин, ублаженный происходящим сверх всякой меры, сидел в позе Зевса
Олимпийского во главе стола. Хозяйка, субнавигатор Звездного Патруля в
отставке Джемма Ким, в длинном домотканом платье с причудливым узором,
пристроилась с краю, время от времени отлучаясь затем, чтобы обновить
стол. Она ничуть не изменилась за эти двенадцать лет, разве что стала
немногословной и приобрела едва заметную улыбку материнского снисхождения,
с которой глядела как на детей, так и на взрослых, отнюдь не исключая
мужа.
Кратов как почетный гость устроен был на дубовой скамье по правую
руку от хозяина, а на плече у него висла слегка захмелевшая Марси, которая
вполне освоилась с новым окружением. Магнус Мессершмидт, грузный и лысый,
похожий на известные портреты Черчилля, восседал напротив них в кресле,
каковое лично притащил для себя из дома. При знакомстве, осторожно пожав
руку Кратова, а затем приложившись губами к ладошке Марси, он деликатно
осведомился: "Ваша дочь? Изумительно прелестное дитя!" Марси хихикнула,
Грант захохотал. Кратов же совершенно потерялся, и пока он сконфуженно
искал слова, чтобы объяснить Мессершмидту всю степень его заблуждения, на
помощь поспешила Джемма. "Не следуйте традициям, Магнус, - сказала она,
мягко улыбаясь, - а судите-ка по себе..." Подруга толстяка, темнокожая
Авене, в изысканной прическе из миллиона тончайших косичек, с большими,
чуть звероватыми глазами и пухлыми лиловыми губами, туго затянутая в
тончайшую белую ткань, выглядела ненамного старше Марси. Не прошло и пяти
минут, как девицы сделались подругами на всю жизнь, в один голос хохотали,
синхронно налегали на чудесное грантовское вино и несколько раз срывались
из-за стола - обменяться нарядами.
Сорванцы-погодки Софокл, Спартак и Константин, пользуясь всеобщим
попустительством взрослых, присоединялись к трапезе набегами. Компанию им
составляли толстая белобрысая Кристина, дочь Магнуса от первой подруги и
кудлатый, похожий на обезьянку мулат Зигфрид, трех лет от роду, дитя
любовного союза с Авене.
В круговорот застольных бесед течением свободной мысли заносило самые
разнообразные темы.
Весьма поверхностно обсуждена была концепция пангалактической
культуры.
- Да, я фашист! - кричал Магнус, размахивая куриной ногой. - И я не
желаю, чтобы мои дети смешивали свою чистую алую кровь с той сомнительной
