его доставила живым, а с другой - и это было главным, душеспасительным, -
раздавая удары направо и налево, отогнать душу умершего от людей на
случай, если она замышляла против них злые козни. Принять участие в танце,
продолжавшемся без перерыва целые сутки, должны были все взрослые мужчины
племени.
Когда человек наблюдал эти беснующиеся страшные маски и непрестанное
их самобичевание, а в ушах его, не стихая, стоял ритмичный гул барабанов,
невозможно было не поддаться впечатлению, производимому этим странным
зрелищем. Оно невольно захватывало всех присутствующих, словно какой-то
вихрь, лишало человека воли, приводило в странное состояние духа, и
отделаться от этого не удавалось никакими силами. Человек словно подпадал
под какие-то чары.
Понаблюдав за пляской довольно долго, я спросил у сидевшего рядом
Манаури:
- В мукуари должны участвовать все? Без исключения?
- Да, все ставшие мужчинами. Я танцевал утром, в самом начале.
- А я?
- Ты, Ян? - Он задумался.
Под тольдо сидело еще несколько старейшин: Мабукули - вождь рода
Черепахи, Уаки - глава рода Арара, Конауро - из рода Кайманов. Они тут же
приняли горячее участие в решении вопроса, должен я или не должен
участвовать в обряде, и не пришли ни к какому решению. Душа погибшего
шамана, что и говорить, была могущественной, и он упорно старался меня
уничтожить, но мои чары оказались сильнее его вероломства и его одолели.
Может ли мне теперь чем-либо угрожать его душа?
"Нет!" - считали вожди, уверовавшие в мое могущество, другие же лишь
качали головами.
Ласана, сидевшая чуть сзади меня, с напряженным вниманием
прислушивалась к разговору, не произнося, однако, ни слова. Я повернулся к
ней:
- А ты как думаешь?
- Ты должен танцевать! - ответила она не колеблясь.
- Ты думаешь, его душа может причинить мне вред? - удивился я.
- Нет, не может. Его жалкая душа не может сделать ничего плохого
Белому Ягуару! - заявила она.
- Тогда зачем же мне танцевать?
- Чтобы... - она запнулась, подыскивая подходящие слова, - чтобы все
видели: ты с нами душой и телом.
Среди вождей пронесся шепот одобрения
- Хорошо! - согласился я и велел Ласане принести мне шкуру ягуара.
Когда она вернулась, я накинул на себя шкуру и подпоясался лианой,
чтобы во время танца она не спадала. Голова моя целиком вошла в голову
ягуара, и только спереди оставалось небольшое отверстие для глаз и рта.
Мне подали прочную розгу, но я потребовал еще одну в левую руку.
- Хорошо, возьми две, - согласился Манаури, добавив: - И помни, чем
больнее ты кого-нибудь ударишь, тем для него лучше и почетнее...
Очевидно, танцоры хотели сделать мне как можно "лучше и почетнее",
ибо едва я оказался в их кругу и меня узнали по шкуре ягуара и росту, как
несколько человек сразу набросились на меня. Я отбивался как мог и
кое-кому изрядно всыпал, но досталось и мне. Мое одеяние доходило только
до икр, а ниже ноги остались голыми. Мои партнеры быстро обнаружили это
слабое место и тут же на него обрушились. Пытаясь хоть как-то уклониться
от ударов, я как сумасшедший прыгал во все стороны, не выпадая, однако, из
ритма, навязанного нам барабанами, и тем не менее мне изрядно перепадало.
Танец при всем кажущемся хаосе совершался в определенном порядке,
танцоры двигались вперед по кругу диаметром около тридцати шагов. Для
свершения обряда считалось достаточным обойти один полный круг. Поэтому,
оказавшись наконец снова возле тольдо и раздав с веселым остервенением
последние удары по сторонам, я исполнил тем самым свой долг и в несколько
прыжков вырвался из круга.
Барабаны, словно в благодарность мне, перешли вдруг на оглушающий
грохот и бешеный темп, а потом сразу опять вернулись к прежнему
размеренному ритму. Я же поспешил поскорее занять свое место под тольдо.
Все были довольны, но довольнее других казалась Ласана.
Ноги мои были сплошь исхлестаны, на щеке кровоточили две глубокие
царапины. Рубцы на ногах тут же подсохли, а вот кровь на щеке Ласана
несколько раз слизнула языком, и тогда царапины тоже стали подживать. Сидя
на земле и ощущая нежное дыхание склонившейся сзади Ласаны, я невольно
вспомнил, как несколько недель назад она спасала мне жизнь, высасывая
змеиный яд из моей раны, и меня вдруг охватила такая нежность к этой
преданной женщине, что я едва сдержался, чтобы не заключить ее в объятия.
Вскоре к нашему тольдо приблизилась группа индейцев и обратилась к
старейшинам с вопросом, кто в племени будет шаманом вместо Карапаны.
- Сразу после окончания мукуари, - ответил Манаури, - мы соберем на
совет всех жителей Кумаки и решим, кого хотим избрать шаманом.
- Мы знаем, кого хотим избрать, - твердо заявили воины. - Арасибо.
- Следует спросить мнение и жителей Серимы, - возразил верховный
вождь.
- В Сериме нет никого, кто был бы лучше Арасибо, - не уступали воины.
- Мы хотим Арасибо. Разве ты против него, Манаури?
Индейцы, разгоряченные танцем, проявляли настойчивость. Манаури
вопросительно взглянул на меня.
- Разве нам обязательно нужен новый шаман? - спросил я с притворной
наивностью.
- Обязательно, обязательно! - отвечали они, не представляя, как может
быть племя без шамана.
- Нет, нам, людям из рода Белого Ягуара, мне кажется, шаман не нужен,
- заметил я.
- О-ей, нашему роду не нужен! - Манаури чуть выпятил губы.
Сидевшие вокруг нас вожди других родов встретили его слова хмуро,
усмотрев в них стремление как-то выделиться, а Мабукули, глава рода
Черепахи, хотя и близкий друг Манаури, не выдержав, вспыхнул:
- Ты, значит, считаешь, что другие роды хуже вашего?
- Не хуже, Мабукули, но у нашего больше опыта. Ты ведь знаешь,
сколько пришлось нам пережить испытаний в рабстве...
- Это я знаю, - ворчливо согласился Мабукули.
Манаури вновь взглянул на меня и спросил:
- Что скажешь ты, Белый Ягуар?
- Если шаман обязательно должен быть, как все вы считаете, то,
конечно, лучше всего Арасибо, - заявил я, ко всеобщему удовольствию
воинов.
- Я тоже так думаю! - согласился Манаури.
Индейцы, довольные, что желание их исполнилось, разбежались, и скоро
вся Кумака знала, что Арасибо станет шаманом.
Под тольдо воцарилось молчание. На лице Манаури не читалось радости,
он был хмур и сосредоточен. Устремив взор на танцующих мукуари, мыслями он
был где-то далеко от пальмовой рощи. Уже теперь вождь предчувствовал
трудности, с какими ему предстоит столкнуться на тернистом пути власти.
Склонясь ко мне, шепнул с нотой горечи в голосе:
- Начинается. Арасибо стал уже обрабатывать людей и склонять их на
свою сторону.
- Арасибо останется преданным тебе, - заверил я его.
- Надолго ли? - ответил он с горькой усмешкой в уголках губ.
В ДАЛЕКИЕ-ПРЕДАЛЕКИЕ ВРЕМЕНА
Как уже упоминалось, на тех, кто наблюдал за танцем, мукуари
производил ошеломляющее впечатление. Человек словно впадал в транс, в
какое-то полусонное отупение - сладкое, но в то же время и мучительное. Я
пытался постичь причину этого и подметил, что мукуари - это, помимо всего
прочего, еще и буйный разгул красок. Маски и наряды танцующих были
изготовлены преимущественно из птичьих перьев. И, таким образом, все
богатство здешней природы сплелось тут в единый клубок, чаруя человеческий
взор и душу переливавшимся и сверкавшим перед нами неописуемым радужным
великолепием красок.
Я обратил на это внимание своих товарищей, не преминув едко заметить,
что из-за нечестивой души подлого Карапаны погибло столько прекрасных
существ - лесных птиц, но, соглашаясь со мной, старейшины в ответ лишь
развели с вежливым огорчением руками в знак беспомощности, а Уаки, вождь
рода Аракангов, не то в шутку, не то всерьез проговорил:
- Видишь ли, так уж назначено, что человек птицам враг.
- Враг птицам? - удивился я.
- Да! - ответил он с чуть заметной улыбкой. - Птицы тяжело
провинились перед людьми.
- Это что-то новое, Уаки.
- Да, правда, это странная история. Если хочешь послушать, я тебе
расскажу.
Он подсел ко мне поближе, долго тер рукой свой подбородок, собираясь
с мыслями, потом стал рассказывать:
- Наш род, как ты знаешь, происходит от птиц арара', ты видел арара и
не раз любовался их дивным оперением: это самый большой из наших попугаев,
перья у него пурпурные, как свежая кровь, а крылья голубые, как лазурь
самого синего неба. Птица нашего рода самая смелая, а как она это
доказала, послушай!
[' Речь идет о попугаях арара, или ара, два вида которых - красные и
синие, обитают в лесах Южной Америки. Это самые крупные попугаи - общая
длина их достигает 1 метра, в том числе длина хвоста - 58 сантиметров.]
И Уаки рассказал мне следующее предание.
В далекие-предалекие времена все было просто, все птицы были серыми,
а люди считали себя одной семьей со зверями и птицами и жили с ними в
братском согласии. Зато у всех у них был один страшный враг. Это был
огромный водяной змей, настоящий дракон, но с чудесной раскраской и ужасно
прожорливый. Он выползал из водных глубин на землю и чинил жуткие
опустошения среди животных и людей, поголовно пожирая всех, кто попадался
ему на пути.
Наконец чаша терпения переполнилась, и родилась отчаянная мысль убить
чудовище. Но это был, как уже говорилось, великан непомерной силы, и кто
же мог бы отважиться первым напасть на непобедимого владыку. В награду
смельчаку предназначалась великолепная шкура змея, но всем дорога была
собственная шкура, и долгое время никто не решался. Люди поглядывали на
зверей. звери - на птиц, каждый втайне рассчитывал на другого, и никто не
осмеливался начать первым. Стыдно было смотреть на такое слабодушие и
слушать всякие трусливые отговорки.
Наконец храбрый попугай арара не стерпел позора и вызвался
добровольцем.
- О арара! - льстиво заверещали орлы и грифы. - У тебя крепкий клюв,
ты справишься лучше всех, ты герой!
- Храбрый арара, - поспешили подхватить люди, - ты прославишь себя на
веки вечные!
В нем разжигали честолюбие, превозносили его до небес, восхваляли и
прославляли, только бы он первым выступил против змея. Но он отправился бы
на бой и без того, ибо у него было мужественное сердце.
Арара выбрал момент, когда чудовище спало не слишком глубоко под
водой, взял в клюв стрелу, прикрепленную к концу длинной веревки, набрал в
легкие воздуха, нырнул и вонзил стрелу глубоко в тело дракона. Собравшиеся
на берегу стали изо всех сил тянуть веревку, вытащили змея на берег, все,
как один, бросились на врага и убили его.
Теперь змей лежал у их ног, переливаясь всеми цветами радуги, словно
усеянный драгоценными камнями. Все смотрели на него жадными глазами, и
самыми жадными - люди. Люди, забыв уговор, вознамерились присвоить себе
роскошную кожу змея, а когда арара потребовал обещанную награду,
набросились на него с криком:
- Как ты, птица, поднимешь столь тяжелую кожу громадного зверя?
Оставь ее нам, сильным людям, а сам поди прочь.
Но арара не собирался уступать. Он призвал на помощь много других
птиц: всем вместе им удалось перенести добычу в укромное место. Их громкие
угрозы и проклятия провожали взбешенных людей.
У всех птиц, как известно, до той поры было одинаковое серое
оперение. Добыв кожу змея, они разрезали ее на мелкие кусочки, и каждое
семейство по справедливости получило один или несколько кусочков для
нарядов. Поэтому теперь у птиц цветные перья, а самые красивые - у арары,
