помогла ему снять белоснежный плащ и золотую кольчугу и стала
смывать кровь с его лица и рук.
Когда с этим было покончено, Агларанна поднесла к его лицу
белоснежный холст и стерла капли воды, струившиеся по его лбу и
щекам.
- Ты выглядишь усталым, господин мой!
- Я видел многое из того, Агларанна, что не предназначено
для взоров смертных! На душе у меня тяжело. Она объята вековой
скорбью. Мне нелегко нести это бремя.
- Могу ли я хоть чем-нибудь утешить тебя?
Он недоверчиво взглянул в ее светло-голубые глаза.
Агларанна смутилась и отвела взор.
- Вы пришли насмехаться надо мной, миледи?
- О нет, Томас! Я... я здесь, потому что ты нужен мне. Ведь
и я тебе нужна, правда?
Лицо Томаса осветила счастливая улыбка. Глаза его сияли
нежностью и любовью. Королева внезапно вспомнила робкого
отрока, с восхищением взиравшего на нее во дворе замка Крайди.
Лишь теперь она поняла, что, каким бы превращениям ни
подверглись душа и тело Томаса, любовь к ней, вспыхнувшая в тот
далекий день, осталась неизменной. Она обвила руками шею юноши.
Томас властным движением привлек ее к себе. Агларанна услышала,
как отчаянно громко забилось его сердце, а тело напряглось. Он
провел ладонью по ее медно-рыжим волосам и нежно прошептал:
- Я столько лет мечтал об этом мгновении, Агларанна!
Она улыбнулась и, потупившись, ответила:
- Я тоже, господин мой!
Глава 4. ИСПЫТАНИЕ
Проснувшись в кромешной тьме, он надел свой белоснежный
балахон и вышел в коридор. Он терпеливо ждал прихода
наставника, стоя у порога крошечной кельи, всю обстановку
которой, кроме узкого тюфяка, составляли лишь подсвечник со
свечой да низкий шкаф со свитками и несколькими десятками книг.
Остальные ученики тоже выстроились вдоль коридора: каждый стоял
у двери своей комнаты. Все они были гораздо моложе него. Вот
мастер, облаченный в черную сутану, подошел к одному из отроков
и кивнул ему. Мальчик последовал за своим учителем, и вскоре их
фигуры растворились во мраке. В высокие узкие окна коридора
проникли первые тусклые лучи всходившего солнца. Ученики задули
светильники, горевшие над дверьми их келий. Вскоре еще один
мастер явился за своим подопечным. Потом еще и еще. Он остался
один в длинном пустом коридоре.
Но вот из тьмы вынырнула высокая фигура в черной ризе.
Наставник остановился перед своим учеником и кивнул, приглашая
молодого человека следовать за собой. Миновав несколько галерей
и переходов, спустившись вниз по широкому пролету лестницы, они
очутились в самом центре огромного здания, в котором юноша
обитал с тех пор, как себя помнил. Через некоторое время они с
учителем спустились еще ниже по нескольким длинным лестницам.
Коридоры, которыми они теперь следовали, были уже, чем наверху.
Воздух, неподвижный, теплый и влажный, казалось, был пропитан
испарениями вод того озера, посреди которого стояло это
величественное здание.
Подойдя к одной из дверей, мастер откинул щеколду и вошел в
полутемное помещение без окон, освещенное лишь тусклым светом
факела, мерцавшего на стене под самым потолком. Ученик
последовал за ним. Посреди комнаты возвышалась пирамида,
составленная из нескольких деревянных бадей, намертво
прикрепленных к прочным столбам. В самой нижней, стоявшей на
каменном полу, в такт их шагам заколыхалась вода.
Мастер указал на пирамиду и вышел, оставив ученика в белом
балахоне одного.
Юноша поднял нижнюю бадью, единственную не прибитую к
столбу, и принялся за работу. Задание, полученное им от
наставника, состояло в том, чтобы выливать воду из нижнего
сосуда в самый верхний, а затем, поставив пустую бадью на
прежнее место, дождаться, пока вся вода через отверстия в
днищах прикрепленных к столбам бадей не перетечет в ту, которую
он только что опорожнил. Процедуру эту ему следовало повторять
до тех пор, пока от мастера не будет получено какое-либо иное
приказание.
Их общение с наставником проходило в безмолвии. Какая-то
часть его сознания, воспринимая вопросы учителя, давала на них
мысленные ответы, но уста его при этом всегда оставались
сомкнутыми. Тем не менее он отдавал себе отчет в том, что умеет
разговаривать, что смог бы произносить слова и строить из них
фразы, если бы это дозволялось здесь таким, как он. Ведомо ему
было также и то, что он не всегда жил в этом огромном здании.
До того дня, когда он впервые проснулся на узком тюфяке в своей
полутемной келье, у него была какая-то другая жизнь. Но он
решительно не помнил, ни какая именно, ни где она проходила.
Отсутствие воспоминаний о прежнем своем существовании нимало
его не тревожило. Откуда-то ему было известно, что теперь это
не имело значения.
Вода сочилась из верхних бадей в нижние. Он механически
выполнял привычную работу, а мысли его тем временем блуждали
где-то далеко, принимая форму образов, неотчетливых и едва
уловимых, хотя и весьма красочных, словно расплывчатые цветовые
пятна.
Он увидел уголок пляжа, огромные волны, ударявшиеся о
скалы. Затем эта картина потускнела, сменившись другой: земля,
покрытая чем-то белым. Ощущение холода. Из самых потаенных
глубин его сознания вдруг выплыло слово снег и тотчас же
исчезло вместе с белым пушистым покровом, устилавшим почву.
Образы стали сменять один другой все быстрее. Вот невольничий
лагерь на болоте. Кухня в клубах пара и дыма, чья-то
добродушная воркотня, стайка мальчишек у огромной плиты.
Течение его мыслей было остановлено вопросом наставника.
Так бывало всегда. Стоило ему углубиться в свои неотчетливые
воспоминания, как мастер тотчас же завладевал его вниманием.
Если мысленный ответ, который он не задумываясь давал на
безмолвный вопрос, оказывался верным, учитель задавал ему
следующий. Неверно понятый, вопрос повторялся. А порой после
ошибочного ответа мастер умолкал, предоставляя ему продолжать
свой бессмысленный труд, и повторял вопрос через несколько
часов, дней или недель.
Юноша в белой сутане почувствовал, как чужие мысли и чужая
воля проникли в его сознание.
- Что есть закон? - тускло, монотонно и безжизненно
вопросил учитель.
- Закон есть основа, на которой зиждется вся наша жизнь. Он
- ее единственный смысл.
- Что является наивысшим воплощением закона?
- Наивысшим воплощением закона является Империя.
- Кем являешься ты сам?
- Я - слуга Империи.
Прежде чем задать следующий вопрос, наставник помедлил. Он
наверняка придавал ответу на него весьма большое значение.
- Как именно ты намерен служить Империи?
Он не раз уже пытался отвечать на этот трудный вопрос, но
каждый раз мастер разочарованно умолкал, явно ожидая от него
каких-то других слов. Но каких именно? Это было ему неведомо.
Он задумался, ненадолго уйдя в себя, и наконец мысленно
произнес:
- Как мне будет угодно.
На сей раз он добился успеха. Мастер тотчас же задал ему
следующий вопрос:
- Где твое место?
Он снова погрузился в размышления, предчувствуя, что самый
очевидный из ответов окажется неверным. Но ему все же
захотелось убедиться в этом.
- Мое место здесь.
Мысленный контакт с наставником, как он и подозревал,
тотчас же прервался. Он понимал, что тот испытывает его, но не
представлял себе причин и целей испытания, которому
подвергался. Теперь ему предстояло долго размышлять о последнем
вопросе мастера, чтобы рано или поздно дать на него верный
ответ.
Этой ночью ему приснился странный, тревожный сон.
Он увидел невысокого мужчину в коричневом балахоне,
подпоясанном веревкой. Тот шел вперед по пыльной дороге, а он
смотрел ему вслед. Оглянувшись, незнакомец с улыбкой произнес:
- Поторопись! Времени у нас мало. Ты не должен отставать от
меня!
Он очень хотел нагнать мужчину, чтобы пойти рядом с ним, но
не смог даже сдвинуться с места: руки и ноги его оказались
связанными. А незнакомец в коричневом успел уже удалиться на
достаточное расстояние. Но вот он снова оглянулся и, кивнув,
сказал:
- Ну что ж! Не все сразу!
Он собрался было ответить незнакомцу, но язык отказывался
повиноваться ему. Тогда его странный собеседник провел ладонью
по черной бороде и, глядя ему в глаза, произнес:
- Пойми главное: ты сам виновник своей неволи!
Он опустил глаза и увидел свои голые ступни, покрытые
дорожной пылью. Незнакомец снова зашагал вперед. Он попытался
сделать шаг, но путы на руках и ногах по-прежнему сковывали его
движения.
Он проснулся в холодном поту.
Наставник опять повторил свой вопрос о том, где его место,
и ответ: Там, где я нужнее всего, снова был отвергнут. Он
трудился над новым бессмысленным заданием. На сей раз ему
приходилось втыкать деревянные шпильки в растянутый на козлах
холст. Шпильки проскальзывали сквозь ткань и сыпались на пол.
Он подбирал их и снова вонзал в плетенное из грубых нитей
полотно.
Поиски верного ответа на последний вопрос мастера,
занимавшие его мысли, были прерваны появлением наставника,
который кивком велел ему выйти из полутемной комнаты. Они
прошли по узким извилистым коридорам, поднялись по лестнице и
очутились у входа в трапезную, где ученики трижды в день
принимали скудную пищу: настал час завтрака.
Они вошли в просторный зал, и мастер остановился у входа.
Остальные учителя, приведшие своих питомцев в трапезную, молча
удалились. Всякий раз один из них оставался надзирать за
отроками в обеденном зале: им надлежало вкушать пищу в полном
молчании.
Не поднимая глаз от тарелки, молодой человек в белой сутане
ученика продолжал раздумывать над вопросом о его месте,
заданном мастером с каким-то скрытым умыслом. Он понимал, что
от ответа на этот вопрос зависело его будущее.
Внезапно перед его мысленным взором возник незнакомец в
коричневом балахоне, и в сознании эхом отдались его слова из
недавнего сна: Ты сам - виновник своей неволи. Повинуясь
мгновенному озарению, он поднялся со своей скамьи. Это было
неслыханным нарушением всех норм и правил, привитых ученикам
мастерами в черных сутанах. Взоры остальных юношей обратились к
нему со страхом и недоумением.
Он прошел через длинный зал и остановился рядом со своим
наставником. Мужчина в черном ничем не выдал своего удивления.
Он бесстрастно взглянул на ученика и, тот уверенно отчеканил:
- Мое место не здесь. Мне больше нечего тут делать.
Наставник слегка поднял брови и, помедлив мгновение, кивком
велел ему следовать за собой. Вынув из кармана своего балахона
маленький колокольчик, он позвонил, и в ответ на раздавшееся
легкое дребезжание в дверях появился молодой мастер в черном.
Наставники обменялись кивками, и старший повел своего
подопечного прочь из обеденного зала, а другой занял его место
у двери.
Они шли по коридорам в полном молчании, как бывало и
прежде. У входа в одну из комнат мастер неожиданно обернулся к
нему и отрывисто бросил:
- Открой дверь!
Молодой человек потянулся было к дверной ручке и едва не
взялся за нее, но, повинуясь внезапному импульсу, отдернул руку
и мысленно произнес слова магической формулы. От усилия брови
его сдвинулись к самой переносице. Дверь со скрипом отворилась.
Черноризец кивнул и с улыбкой произнес:
- Молодец!
В комнате, куда они вошли, на вбитых в стены крюках висело
множество белых, серых и черных балахонов. Наставник сказал:
- Теперь тебе надлежит облачиться в серое. Переодевайся.
Он поспешно исполнил приказание и в нерешительности
остановился посреди комнаты. Мастер в черной сутане окинул его
