изменилось во мне, по-видимому, из-за того, что случилось с нами. Не
думаю, что на Земле у нас что-нибудь получилось бы. Может быть, я
восхищалась бы вами, но многое в вас меня бы отталкивало и даже
ужасало. Я не смогла бы на Земле стать вам хорошей женой. Здесь же, я
уверена, смогу. Вернее, я буду вам хорошей подругой, потому что
похоже, что здесь нет какой-либо власти или религиозного учреждения,
которое могло бы соединить нас. Уже это само по себе показывает,
насколько я изменилась. То, что я могу жить спокойно с человеком, с
которым не связана узами брака!..
- Мы не в викторианской эпохе, милая! - засмеялся Бартон. -
Кстати, как можно назвать время, в котором мы здесь живем? Эпоха
Смешения? Смешанный Век? А может быть, уместнее назвать все это
Речной Культурой, Прибрежным Миром! хотя, скорее, даже Речными
Культурами!
- При условии, что все это скоро не закончится, - согласилась
Алиса. - Не забывайте, что все началось внезапно, столь же быстро и
неожиданно все может и кончиться.
"Конечно, - подумал Бартон, - зеленая Река и травянистая равнина,
лесистые холмы и неприступные горы вовсе не кажутся иллюзорными
шекспировскими видениями. Они основательны и реальны. Причем столь же
- 94 -
реальны, как и люди, которые сейчас направляются к нам - Фригейт,
Монат, Казз и Руах".
Он вышел из хижины и поздоровался с ними.
- Давным-давно, - первым заговорил Казз, - еще до того, как я
научился хорошо говорить по-английски, я кое-что увидел. Я хотел было
рассказать вам об этом, но вы меня так и не поняли. А увидел я
человека, у которого на лбу не было вот этого.
Он указал на середину собственного лба и на это же место у
остальных.
- Я знаю, - продолжал Казз, - что вы, люди, не можете видеть
этого, так же как и Монат. Этого никто не видит. А я вижу. Это есть
у всех, кроме того человека, которого я давно хочу поймать. Однажды я
видел женщину, у которой тоже не было этого, но я ничего не сказал вам
об этом. Теперь же я говорю вам, что сегодня видел человека, у
которого нет этого.
- Он имеет в виду, - пояснил Монат, видя недоумение на лице
Бартона, - что он способен различать определенные символы или фигуры на
лбу каждого человека. Он их видит только при ярком солнечном свете и
строго под определенным углом. У всех, кого ему приходилось встречать,
эти символы были - кроме троих, о ком он сейчас сказал.
- Он, должно быть, видит в более широкой полосе спектра, чем мы, -
заметил Фригейт. - Очевидно, Те, Кто Запихнул Нас Сюда,
проштемпелевали на лбу каждого из нас клеймо зверя, или как там вам
будет угодно его называть, не догадываясь об этой особенности
неандертальцев. Видимо, и они не всеведущи!
- Согласен! - энергично кивнул Бартон. - Следовательно, они
могут допускать ошибки. Иначе я бы не проснулся в том месте перед
Воскрешением. Так кто же это, у кого на лбу нет человеческого клейма?
Сердце его учащенно забилось. Если только Казз прав, то он,
возможно, обнаружил агента существ, давших человечеству жизнь на
берегах этой величавой Реки. Не переодетые ли это боги? Хотя вряд ли.
Боги непогрешимы.
- Роберт Спрюс! - тихо произнес Фригейт в ответ на вопрос
Бартона.
- Прежде чем мы что-нибудь решим, - вставил Монат, - надо учесть,
что отсутствие такого клейма может быть просто случайностью.
- Мы это очень скоро выясним, - зловеще произнес Бартон. - Но мне
очень хочется знать - для чего эти символы? Почему нас нужно клеймить?
- Наверное, с целью идентификации и нумерации, - сказал Монат. -
Заметьте, что я тоже заклеймен. Значит, это не врожденная особенность
человеческого рода! Впрочем, о целях клеймения могут знать только Те,
Кто Поместил Нас Сюда.
- Давайте сюда Спрюса, - приказал Бартон.
- Сначала его нужно поймать, - ответил Фригейт. - Сегодня утром
за завтраком Казз допустил ошибку, сказав Роберту, что он знает об этих
символах. Меня там не было, но говорят, что, услышав это, Спрюс
страшно побледнел. Через несколько минут он извинился перед
присутствующими и вышел. Больше его не видели. Мы выслали уже
поисковые группы вверх и вниз по Реке, на противоположный берег, а
также в леса на холмах.
- Бегство означает признание вины! - констатировал Бартон. Он
был зол. - Разве люди - скот, на котором можно по каким бы то ни было
причинам выжигать клейма?
В полдень барабаны возвестили о том, что Спрюс пойман. Через три
часа он уже стоял перед столом совета в заново отстроенном зале для
- 95 -
собраний. За столом находились члены Комитета. Заседание происходило
при закрытых дверях, поскольку члены Комитета чувствовали, что допрос
вести лучше без лишних свидетелей, однако Монат, Казз и Фригейт были
приглашены на заседание.
- Я должен заранее вас предупредить, - начал Бартон, - что мы
готовы пойти на все, чтобы добиться от вас полной правды.
Использование пыток противоречит принципам любого из присутствующих
здесь. Мы презираем тех, кто прибегает к подобного рода аргументам.
Но мы чувствуем, что сейчас перед нами возник вопрос, при рассмотрении
которого принципы могут быть отброшены.
- Принципы никогда нельзя отбрасывать! - спокойно произнес Спрюс.
- Цель не оправдывает средства! Даже если это равносильно поражению,
смерти или вашему неведению.
- Не забывайте, что на кон поставлено слишком много, - возразил
Таргофф. - Все мы были жертвами беспринципных людей: я, Руах,
многократно подвергавшийся пыткам, да и остальные, и все согласны. И
если возникнет необходимость, мы прибегнем и к огню, и к мечу по
отношению к вам. Нам обязательно нужно узнать правду! А теперь
скажите нам, являетесь ли вы одним из тех, кто ответственен за
Воскрешение?
- Вы будете ничуть не лучше Геринга и его приспешников, если
станете меня пытать, - покачал головой Спрюс. Голос его дрогнул. -
Фактически же вы будете даже хуже его, поскольку вы принуждаете себя,
чтобы заполучить нечто, чего может вообще не быть. Или есть, но для
вас может не представлять никакой ценности.
- Скажите нам правду, - твердо произнес Таргофф. - И не лгите.
Мы знаем, что вы агент. Возможно, даже один из тех, кто
непосредственно принимал участие в Воскрешении.
- Вот там, в углу, пылает огонь, - тихо сказал Бартон в ответ на
молчание Спрюса. - Если вы немедленно не начнете говорить, вас! Ну, об
этом пока не стоит. Хочу только заметить, что когда вас начнут
поджаривать, это будет наименее мучительным по сравнению с тем, что у
нас имеется в запасе. Я специалист по китайским и арабским методам
пыток. И я вас заверяю, что среди них есть очень утонченные средства
извлечения правды. А для того, чтобы вытянуть из вас правду - всю, я
безо всяких угрызений совести применю все свои познания.
Спрюс, побледнев, прошептал:
- Вы лишите меня вечной жизни, если решитесь на это. Во всяком
случае, это отбросит вас далеко назад в вашем путешествии и надолго
отложит достижение конечной цели.
- Что такое? - удивился Бартон, но Спрюс не обратил внимание на
это восклицание.
- Мы не можем переносить боль, - прошептал он. - Мы слишком
чувствительны.
- Так вы будете говорить? - словно нехотя спросил Таргофф.
- Даже идея самоубийства мучительна для нас, и этого следует
избегать, конечно, кроме тех случаев, когда это неизбежно необходимо, -
промямлил Спрюс.
- Я не слышу вашего согласия? - нетерпеливо воскликнул Бартон.
- Мысль о смерти для нас мучительна, хотя мы знаем, что возродимся
снова, - прошептал Спрюс.
- Поместите-ка его над огнем, - приказал Таргофф людям, державшим
Спрюса.
- Подождите, - вмешался Монат, - одну минуту! Спрюс, наука моего
народа намного опередила земную. Поэтому я более подготовлен к тому,
- 96 -
чтобы делать научно обоснованные предположения. Возможно, мы сможем
избавить вас от пытки огнем и от мучений совести, если вам не придется
выдавать свои цели. Я буду говорить, а вы - подтверждать или отрицать
мои предположения. Таким образом, вы не сможете себя упрекнуть в
непосредственном предательстве.
- Я слушаю вас, - кивнул Спрюс.
- Согласно моей гипотезе, вы - землянин. Вы принадлежите времени,
наступившему много позже 2008 года. Вы, должно быть, потомок тех
немногих, кому удалось избежать воздействия моего сканирующего
устройства. Судя по уровню технологии и энергетики, требуемой для
переоборудования поверхности планеты в единую Речную Долину, ваша эпоха
наступила через много столетий после двадцать первого века.
Попробуем-ка сейчас угадать. Пятидесятое?
Спрюс посмотрел на огонь и медленно произнес:
- Добавьте еще две тысячи лет.
- Если эта планета таких же размеров, как Земля, то вместить она
может не так уж много людей. А поэтому где все остальные -
мертворожденные, дети, умершие до пяти лет, где слабоумные,
сумасшедшие, где те, которые жили на Земле после двадцатого столетия?
- Где-нибудь в другом месте, - пожал плечами Спрюс. Он снова
взглянул на огонь, губы его сжались.
- У моего народа, - заметил Монат, - существует гипотеза, что в
будущем нам удастся заглянуть в прошлое. Я не буду вдаваться в
подробности, но возможно, что прошедшие события можно будет обнаружить
визуально, а затем записать. Путешествие во времени не такая уж
фантастическая идея.
Но что, если ваша цивилизация способна совершить то, о чем мы
сейчас теоретизируем? Что если вы записали каждое человеческое
существо, когда-либо жившее? Отыскали эту планету и на ней создали
Речную Долину? Где-то, может быть, под поверхностью планеты, вы
установили преобразователи энергии, ну, скажем, энергии магмы планеты,
и поместили какие-то устройства для воссоздания человеческих существ?
Может быть, вы используете биотехнологию для омоложения тел, для
восстановления конечностей, глаз и так далее, а также для исправления
физических недостатков?
Затем, - Монат перевел дыхание, - вы делаете новые записи заново
созданных тел и храните в каком-то огромном запоминающем устройстве.
Позже вы уничтожаете старые воссозданные тела и снова воссоздаете их с
помощью проводящего материала, используемого также и в чашных камнях.
Все, о чем я говорю, вполне можно спрятать под землей. Насколько я
понимаю, в нашем Воскрешении нет ничего сверхъестественного? Но нас
всех мучает только один главный вопрос: Зачем???
- Если бы у вас была такая возможность, не подумали бы вы о том,
что это ваш этический долг? - спросил Спрюс.
- Да! Но я бы не воскрешал недостойных!
- А что если другие не согласятся с вашими критериями? -
усмехнулся Спрюс. - Уж не думаете ли вы, что вы настолько мудры и
добродетельны, чтобы судить? Не поставите ли вы себя в этом случае на
один уровень с Богом? Нет, вторая возможность должна быть у всех, вне
зависимости от таких качеств, как грубость, эгоизм, тупость или
ничтожность. После этого это уже будет не их дело!
Он замолчал, будто раскаиваясь в своей вспышке и показывая своим
видом, что он разговаривать больше не намерен.
- Кроме того, - сказал Монат, как бы не замечая реакции Спрюса, -
