- Многие ваши пленники-израильтяне жили после вас, - вставил
Фригейт.
- Ох, уж эти евреи! - Геринг грациозно покачал трубкой. - С ними
не оберешься хлопот. Они знают меня слишком хорошо. Когда я начинаю с
- 87 -
ними беседовать, они сразу замыкаются. Кроме того, слишком многие
желают моей смерти. Поэтому я не чувствую себя свободно среди них. Не
то, чтобы я что-то имел против них. Мне они не очень нравятся, но у
меня было все же довольно много друзей-евреев!
Бартон покраснел.
Геринг, пососав трубку, продолжил:
- Фюрер был великим человеком, но, к несчастью, у него было
несколько заскоков. Один из них - его отношение к евреям. Что же
касается меня, то мне было все равно. Но в Германии тех лет настроения
были антисемитскими, а если хочешь добиться чего-либо в жизни, нужно
идти в ногу со временем. Но хватит об этом. Даже здесь эти жиды стоят
у меня как кость в горле.
Он болтал еще некоторое время. Затем задал Фригейту ряд вопросов,
касающихся судеб современников и истории послевоенной Германии.
- Если бы вы, американцы, имели хоть немного политического чутья,
вы должны были бы сразу после нашей капитуляции объявить войну России.
Если бы мы сражались против нее вместе, то несомненно одолели бы.
Фригейт ничего не ответил. Тогда Геринг рассказал несколько
"смешных", то есть крайне непристойных анекдотов.
Он попросил Бартона рассказать о том, что с ним произошло перед
тем, как он был воскрешен в долине.
Бартон удивился. Откуда Герингу об этом известно: от Казза или
от какого-нибудь доносчика из рабов?
Он до мельчайших подробностей рассказал обо всем, что случилось от
момента, когда он открыл глаза и обнаружил, что находится среди как бы
плавающих в пространстве тел, и до момента, когда человек из
летательного аппарата направил на него металлическую трубку.
- У пришельца, Моната, есть гипотеза, согласно которой некоторые
существа, назовем их "Кем-то" или "Икс", вели наблюдения за
человечеством с тех пор, как люди перестали быть обезьянами. На
протяжении, по меньшей мере, двух миллионов лет. Эти сверхсущества
каким-то образом кодировали и записывали каждую клетку тела каждого
человека, который когда-либо существовал. Эта концепция поражает
воображение, но не менее ошеломляющим является воскрешение всего
человечества и переоборудование всей планеты в единую Речную Долину.
Записи скорее всего велись, пока жили оригиналы. А может быть, эти
сверхсущества регистрировали какие-то колебания или волны из прошлого
наподобие того, как мы видим свет звезд, какими они были за тысячу лет
до момента наблюдения.
Монат однако склоняется к первой гипотезе. Он не верит в
возможность путешествия во времени даже в самом ограниченном смысле.
Монат уверен, что эти "Икс" сохраняли произведенные ими записи.
Каким образом - неизвестно. Затем была переоборудована эта планета.
Очевидно, она представляет из себя единую Речную Долину. Во время
нашего плавания вверх по Реке мы беседовали с десятками людей, их
описания местности не оставляют сомнений, что они были воскрешены в
самых разных районах планеты. Одни - на крайнем севере, другие - в
высоких широтах южного полушария. Все описания хорошо стыкуются друг с
другом, составляя единую картину планеты, переоборудованной в одну
непрерывно петляющую долину Реки.
Люди, с которыми мы беседовали, были убиты или погибли во время
несчастных случаев на этой планете и затем воскресли в тех местах, мимо
которых нам довелось проплывать.
Монат объяснял это тем, что нас, воскресших, все еще продолжают
сканировать и записывать. И когда один из нас умирает, самые последние
- 88 -
записи передаются в какое-то хранилище - может быть, под поверхностью
планеты - и затем пропускаются через преобразователи "энергия-материя".
Тела воспроизводятся такими, какими они были в момент смерти, а затем
устройства омоложения реставрируют спящих. Возможно, как раз в этой
камере я и проснулся. После этого снова молодые и неповрежденные тела
записываются и уничтожаются. Записи опять прокручиваются, и
преобразователи энергии воспроизводят нас на земле, около чашных
камней. Не знаю почему, воскрешение во второй раз не производится в
том же месте, где произошла смерть? Не знаю также, почему при этом
уничтожаются все волосы и почему они не растут на лице? Почему всех
мужчин подвергают обрезанию, а женщинам возвращают девственность? Или
зачем нас вообще воскресили? С какой целью? Кому это надо? Те, кто
нас сюда поместил, до сих пор не показываются и не объясняют нам этой
причины.
- Главное, - заметил Фригейт, - главное в том, что мы уже не те
люди, которыми мы были когда-то на Земле. Я умер. Бартон умер. Вы
умерли, Герман Геринг. Умер каждый из нас. И нас уже нельзя
возвратить к жизни!
Геринг, чмокая, посасывал трубку, глядя на американца. Через
несколько секунд он сказал:
- Но почему же нельзя? Ведь я снова живой! Понимаете, живой!!!
Вы что, отрицаете это?
- Да! Я отрицаю это. В определенном смысле. Мы действительно
сейчас живем. Но вы уже не тот Герман Геринг, родившийся в санатории
"Мариенбад" в Розенхейме, Бавария, 12 августа 1893 года. Вы не тот
Герман Геринг, крестным отцом которого был доктор Герман Эппенштейн,
еврей, принявший христианство. Вы не тот Геринг, который стал
преемником Рихтгофена после его смерти и продолжал посылать самолеты
против союзников даже тогда, когда война по сути была уже закончена.
Вы уже не рейхсмаршал гитлеровской Германии и не беглец, арестованный
лейтенантом Джеромом Шапиро. Каково? Эппенштейн и Шапиро? Ха!!! И вы
уже не Герман Геринг, который покончил с собой, проглотив цианистый
калий во время трибунала, судившего его за все преступления,
совершенные им против человечества!
Геринг набил трубку табаком и тихо произнес:
- Вы определенно очень много знаете обо мне. Я думаю, что я
должен быть этим польщен. По крайней мере, меня не забыли в грядущем.
- Вообще говоря, да, - кивнул Фригейт. - Вы действительно создали
себе репутацию зловещего шута, банкрота и подхалима.
Бартон был поражен. Он не ожидал, что этот парень будет так
держаться перед тем, кто властвует над его жизнью и смертью и кто так
гнусно обращается с ним, держа его в рабстве. Но может быть, Фригейт
надеялся, что его убьют? Или, вероятно, он играет на любопытстве
немца?
- Растолкуйте-ка поподробнее ваше заявление, - попросил, улыбаясь,
Геринг. - Вернее, ту его часть, которая касается моей репутации.
Каждый выдающийся человек ждет того, что он будет обруган безмозглыми
массами после своей смерти. Объясните, почему я не тот же человек?
Фригейт пожал плечами и произнес:
- Вы продукт-гибрид записывающего устройства и преобразователя
"энергия-материя". Вы были воспроизведены с памятью мертвеца Германа
Геринга. Ваши клетки - копии клеток его тела. У вас есть все, что
было у него. Поэтому-то вы и полагаете, что вы Геринг. Но вы-то им не
являетесь! Вы копия, дубликат - и в этом все дело! Настоящий Геринг -
это молекулы вещества, поглощенные почвой и воздухом, оттуда -
- 89 -
растениями, затем - животными, потом - плотью людей и снова вернувшиеся
в почву в виде экскрементов - и так вечно.
Вы, стоящий предо мною человек, не более подлинник, чем запись на
диске или ленте по сравнению с первоначальным голосом, чем при
воспроизведении записи по сравнению с колебаниями, исторгнутыми ртом
человека.
Бартон понимал, о чем идет речь, так как он видел как-то фонограф
Эдисона. Это было в Париже в 1838 году. Сейчас он почувствовал себя
глубоко оскорбленным, по сути изнасилованным, этими откровениями
Фригейта.
Широко раскрытые от изумления глаза Геринга и раскрасневшееся лицо
говорили о том, что эти слова глубоко обидели и его.
Заикаясь, немец выдавил:
- И зачем же этим существам доставлять себе такие хлопоты?
Неужели только ради того, чтобы полюбоваться этими копиями?
Фригейт пожал плечами:
- Откуда мне знать.
Геринг, тяжело дыша, поднялся и, тыча черенком трубки в сторону
американца, заорал по-немецки:
- Ты лжешь! Ты лжешь, грязная собака!
Фригейт сжался, словно ожидая, что его снова ударят по почкам, но
все же нашел в себе силы, чтобы сказать:
- Я должен быть прав. Конечно, вы не обязаны верить этому - ведь
доказательств у меня нет. И я прекрасно понимаю ваши чувства. Я знаю,
что я - Питер Джайрус Фригейт, родившийся в 1918 году и умерший в 2008
году. Но логика подсказывает, и я вынужден этому верить, что по сути я
всего лишь существо, располагающее воспоминаниями того Фригейта,
который никогда не будет больше существовать. Он не может восстать из
мертвых!!! В некотором смысле можно считать, что я сын того Фригейта.
Не плоть от плоти, кровь от крови, а разум от разума! Ведь я - не
человек, рожденный женщиной. Я - внебрачный ребенок науки и машины.
Если только не!
- Что если только? - грозно спросил Геринг.
- Если только здесь не присутствует некоторое реально существующее
"Нечто", прилагаемое к человеческому телу. Некоторое "Нечто",
составляющее суть человеческого существа. Я имею в виду, что оно
вмещает в себя все то, что делает личность такой, какая она есть, и
когда тело разрушается, это "Нечто" продолжает существовать. Так что
если тело еще раз будет воспроизведено, это "Нечто", хранящее в себе
суть личности, может быть снова приложено к телу. И тогда будет
перезаписано все, что содержится в индивидуальности. И таким образом
первоначальная особа будет живой снова. Она уже не будет просто
дубликатом.
Бартон улыбнулся:
- Ради Бога, Фригейт! Неужели вы имеете в виду "душу"?
Фригейт кивнул головой и произнес:
- Или нечто аналогичное "душе". "Нечто", которое первобытные люди
неосознанно ощущали и называли душой.
Геринг начал во все горло хохотать. Бартон тоже рассмеялся бы, но
он не хотел оказывать немцу какую-либо поддержку - ни моральную, ни
интеллектуальную.
Насмеявшись вдоволь, Геринг сказал:
- Даже здесь, в мире, который несомненно является продуктом науки,
сторонники сверхъестественного не прекращают своей болтовни. Но хватит
об этом! Перейдем к более практическим и насущным вопросам. Вы не
передумали? Вы готовы перейти ко мне на службу?
- 90 -
Бартон ответил, сверкнув глазами:
- Я никогда не буду подчиняться человеку, который насилует женщин.
Более того, у меня есть одна неприятная, с вашей точки зрения,
слабость: я уважаю евреев.
Геринг напыжился и хрипло закричал:
- Хорошо же! Я о многом размышлял. Я надеялся! что ж! у меня
много хлопот с этим римлянином. Если дать ему волю, то вы увидели бы,
как милосерден я по отношению к вам - к рабам. Вы не знаете этого
римского волка. Только мое вмешательство спасает одного из вас от
мучительной смерти каждый вечер ради его развлечения.
В полдень оба вернулись к своей работе среди холмов. В этот день
им не представилось возможности переговорить ни с Таргоффом, ни с
кем-нибудь из рабов, поскольку они работали отдельно от других
невольников. Они даже не осмеливались окликнуть кого-нибудь из
