недели находился в состоянии комы. Подозревали инфекционный менингит, но
диагноз не подтвердился. Думаю, что признаки были чисто внешними. Думаю -
это, повторяю, лишь моя версия, - что Рубинов пытался там, на склоне горы
Кармель, вернуть Хаима с Рахелью домой, в XIV век, на том и надорвался.
Сам он этого не помнил. Во всяком случае, во время нашей единственной
беседы, когда я осторожными намеками пытался подвести его к этой мысли, он
никак не реагировал на мои усилия.
Выглядел он плохо. Ему можно было дать все шестьдесят.
- Зачем вам знать все это? - спросил он меня. - Моше не вернулся. Я
справлялся в полиции о Хаиме и Рахели, но меня не захотели даже выслушать.
С моим-то ивритом... А полгода спустя сняли Поллака, этого сохнутовского
босса, и слухи ходили всякие, но я тогда понял, что это было связано с
нашей работой. Я могу себе представить, как Хаим с женой сейчас в
каком-нибудь кибуце... или мошаве... их, наверно, считают немного
тронутыми...
- Вы не пробовали их найти?
- Пробовал, обращался даже в министерство внутренних дел. Ничего. Я
побывал во всех университетах, говорил со специалистами по средневековой
Испании. Ведь для них эти двое - дороже любого золота. Такие рассказы...
Господи, даже просто одежда - историческая реликвия. Нет, никто ничего не
знает.
- Как вы думаете, Савелий, почему все же не вернулся Барак?
Мы сидели с Рубиновым в его съемной однокомнатной квартире, за
которую он платил почти все свое жалование сторожа, на кухне протекал
кран, нудными каплями мешая разговору, чай остыл. Рубинов долго молчал, и
я, подумав, что он просто не хочет касаться этой, самой больной для него
темы, решил перевести разговор.
Неожиданно Савелий встал и вытянул из груды сваленных на полу книг
большой том на русском - в плотном коленкоровом переплете. "История
Испании", издательство Санкт-Петербургского университета, год 1898.
- Это один наш историк привез, - объяснил Рубинов, - а я одолжил у
него и вот уж третий месяц не возвращаю.
Он открыл книгу на заложенной странице и протянул мне. Текст я
привожу здесь полностью, без комментариев и выводов. Какие выводы сделал
Рубинов, вы можете догадаться сами, а мои комментарии вряд ли прояснят
ситуацию.
"Испания конца XIV века еще не подошла к тому жестокому периоду в
своей истории, который связан с деятельностью инквизиции. Но тайная вражда
католицизма и иудаизма и в те времена приводила к трагедиям. В частности,
испанская хроника "Ворота истины", датированная 1401 годом, содержит
описание процесса над евреем Хаимом Бараком, обвиненным церковью в
ритуальном убийстве своих соотечественников, супругов Толедано, которых в
городе многие знали. Трупы не нашли, но это не помешало судьям, по
указанию кардинала Толедского, вынести обвинительный вердикт. Барак был
приговорен к повешению, казнь произошла на Ратушной площади и послужила
сигналом к началу большого погрома, завершившегося гибелью около ста
евреев."
- Здесь написано - Хаим, - сказал я.
- Он мог назваться и так...
- Савелий, а что же с вашей главной идеей? Точнее, с идеей Барака. Вы
тоже думаете, что Мессия придет только после того, как в Израиле соберутся
евреи не только из всех стран рассеяния, но и из всех времен?
Рубинов опять долго молчал, нервно потирая правый висок пальцами, и я
вновь уже был готов отступить, когда он сказал:
- Если бы это было физически невозможно, я бы сказал "нет, я так не
думаю". В конце концов, я вовсе не стал верующим. Но ведь это было!
Значит, это может быть. Может! А Тору толковали по-всякому. И разве могли
даже самые мудрые из наших мудрецов две тысячи или тысячу лет назад придти
к мысли о том, что воскрешение тел должно достаться Сохнуту, а Мессия
возьмет на себя воскрешение душ?
- Савелий, вы не можете себе простить, что не пошли в прошлое вместо
Моше?
Я не должен был задавать этого вопроса, я понял это сразу, но слова
как-то неожиданно для меня самого сорвались с губ. Рубинов не ответил. Он
вообще не проронил больше ни слова - ни тогда, когда я просил прощения за
бестактность, ни тогда, когда прощался. Он просто закрыл за мной дверь.
И решение свое он принял потом не сразу. Поэтому я вовсе не уверен,
что именно мой вопрос спровоцировал его сделать то, что он сделал две
недели спустя.
Репатриант из России Савелий Рубинов, 43 лет, поднялся рано утром на
гору Кармель и бросился с уступа скалы на дорогу, по которой именно в этот
момент тащился на первой скорости огромный панелевоз.
Если Хаим и Рахель живы, я не думаю, чтобы их следовало искать в
кибуце или мошаве. Все же они жили в большом по тем временам городе
Толедо. Может быть, кто-нибудь, проходя по улицам южного Тель-Авива или
старого Яффо, или древнего Акко, встречал странную пару: мужчину с черной
бородой и мудрыми глазами и женщину, которую он ведет за руку? Говорят
они, скорее всего, на ладино, но, может быть, уже и на иврите. Женщина,
возможно, прижимает к груди ребенка, ведь израильская медицина
действительно творит чудеса...
Описание, конечно, мало пригодное для розыска, но лучшего у меня нет.
Хотел бы я знать, кому достались рубиновские листы с расчетами.
Сохнуту? Полиции? Мосаду?
Или, что вероятнее всего, - мусорной корзине?
П.АМНУЭЛЬ
НАЗОВИТЕ ЕГО МОШЕ
Читатели моей "Истории Израиля" часто спрашивают, что означают
некоторые намеки на некоторые события, изредка появляющиеся в той или иной
главе. Намеки есть, а о событиях не сказано ни слова. Читатели полагают,
что для исторического труда подобный подход неприемлем, и я с ними
полностью согласен. В одной из глав я писал о так называемом "Египетском
альянсе" и о том, что на Синае до сих пор бродят двухголовые козлы.
Читатели, естественно, возмущаются: во-первых, никто никогда ни от кого ни
о каком таком "альянсе" не слышал, а во-вторых, многие бывали на Синае и в
глаза не видели никаких двухголовых козлов. Если бы, говорят читатели,
такие козлы существовали, то предприимчивые гиды непременно показывали бы
это чудо природы туристам и брали бы за это дополнительную плату.
Принимаю обвинения. Тем не менее, все намеки, рассыпанные по
страницам моей "Истории Израиля" - правда. Был "Египетский альянс",
существуют двухголовые козлы и даже безголовые собаки, если хотите знать.
Но обо всем этом и о многом другом я не мог до самого последнего времени
поведать читателям по очень простой причине: в Израиле до сих пор
существует цензура. Есть сведения, разглашать которые запрещено под
страхом пятнадцатилетнего тюремного заключения. Можно, конечно, намекнуть
в надежде, что читатели намек поймут, а цензоры - нет. Сами понимаете,
насколько это маловероятно. Вот мне и приходилось ловчить, приводя
читателя в недоумение.
На прошлой неделе все изменилось.
Мне позвонил Моше Рувинский, директор Института альтернативной
истории, и сказал:
- Совещание по литере "А" ровно в полдень. Не опаздывай.
Я и не думал опаздывать, потому что литеру "А" собирали до этого
всего раз, и вот тогда-то с каждого присутствовавшего взяли подписку о
неразглашении информации.
Как и пять лет назад, в кабинете Рувинского нас собралось семеро.
Кроме нас с Моше присутствовали: 1. руководитель сектора теоретической
физики Тель-Авивского университета Игаль Фрайман (пять лет назад он был
подающим надежды молодым доктором), 2. руководитель лаборатории
альтернативных исследований Техниона Шай Бельский (пять лет назад это был
юный вундеркинд без третьей степени), 3. министр по делам религий Рафаэль
Кушнер (пять лет назад на его месте сидел другой человек, что не меняло
существа дела), 4. писатель-романист Эльягу Моцкин (за пять лет
постаревший ровно на пять лет и четыре новых романа), 5.
космонавт-испытатель Рон Шехтель (который и пять лет назад был
испытателем, хотя и не имел к космосу никакого отношения).
Ровно в полдень мы заняли места на диванах в кабинете директора
Рувинского (он воображал, что отсутствие стола для заседаний создает
непринужденную обстановку), и Моше сказал:
- Без преамбулы. Вчера вечером комиссия кнессета единогласно
утвердила наш отчет по операции "Моше Рабейну". Операция завершена, гриф
секретности снят. Ваши соображения?
- Слава Богу, - сказал Игаль Фрайман. - Я никогда не понимал, почему
подобную операцию нужно было держать в секрете.
- Кошмар, - сказал Шай Бельский. - Теперь мне не дадут работать - все
начнут приставать с расспросами.
- Этого нельзя было делать, - согласился Рафаэль Кушнер, - ибо вся
операция была кощунством и надругательством над Его заповедями.
- Замечательно! - воскликнул Эльягу Моцкин. - Наконец-то я смогу
опубликовать свой роман "Мессия, которого мы ждали".
Рон Шехтель промолчал, как молчал он и пять лет назад, - этот человек
предпочитал действия, и за пять лет совершил их более чем достаточно.
- А ты, Песах, что скажешь? - обратился Рувинский ко мне.
- У меня двойственное чувство, - сказал я с сомнением. - С одной
стороны, я смогу теперь опубликовать главы из "Истории Израиля", которые
раньше были недоступны для читателей. С другой стороны, я вовсе не уверен,
что читателям знание правды об операции "Моше Рабейну" прибавит душевного
спокойствия.
- Это твои проблемы, - заявил директор. - Если ты хочешь, чтобы тебя
обскакал какой-нибудь репортер из "Маарива" или Эльягу со своим романом,
можешь держать свои записи в секретных файлах.
Я не хотел, чтобы меня кто-то обскакал, и потому предлагаю истинную
правду об операции "Моше Рабейну" на суд читателей "Полигона F", издания,
которому я давно и навсегда передал все права на первую публикацию глав из
моей многотомной "Истории Израиля в ХХI веке".
Пять лет назад (а точнее - 12 ноября 2026 года), в дождливый, но
теплый полдень директор Рувинский сказал мне по видео:
- Песах, один мальчик из Техниона имеет идею по нашей части и хочет
доложить небольшому кругу. По-моему, идея любопытная. Желаешь
присоединиться?
Час спустя мы собрались всемером в кабинете Рувинского - в том же
составе, что сейчас, только вместо Рафаэля Кушнера (от Ликуда)
присутствовал Эли Бен-Натан (от Аводы, которой тогда принадлежало
большинство в кнессете). Шай Бельский ("мальчик из Техниона") рассказал о
своей работе, представленной на вторую степень и отклоненной советом
профессоров по причине несоответствия современным положениям науки.
- Видите ли, господа, - говорил Шай своим тихим голосом, - я вовсе не
собираюсь опровергать теорию альтернативных миров, тем более в стенах
этого института, где каждый может увидеть любой альтернативный мир или
убедиться, по крайней мере, что такие миры существуют. Но, господа,
природа гораздо сложнее, чем мы порой о ней думаем. Или проще - в
зависимости от ваших взглядов на мир. Вот Песах Амнуэль любит приводить
пример того, как обычно создаются альтернативные миры: у вас спрашивают,
что вы предпочитаете - чай или кофе, вы выбираете кофе, и тут же возникает
альтернативная вселенная, в которой вы выбрали чай. Я не исказил твой
пример, Песах? Но, господа, все гораздо сложнее. Где-то на какой-нибудь
планете в системе какой-нибудь альфы Волопаса сидит сейчас покрытый чешуей
абориген и тоже выбирает - съесть ему лупоглазого рукокрыла или лучше
соснуть часок. Он решает позавтракать, и тут же возникает альтернативный