муравейнике у оппонента спрятана вражеская радиостанция, а на ключе он
работает большим пальцем правой ноги. Карательные органы в муравьиную кучу
не полезли, они тоже не все дураки, но ревматического оппонента быстро
увезли в места, способствующие развитию этой болезни. Школа Диавола
Христофоровича восторжествовала: о возможных источниках и составных частях
муравьиного мировоззрения никто уж более не заикался.
Фулюганов брал десяток здоровенных черных муравьев, бросал их в
жилище мелких красных (названия по-латыни подбирали ассистенты) и
наблюдал, как хозяева с пришельцами расправляются. "Вот видите, - говорил
он, - как сама природа подтверждает тезис об усилении по мере
приближения!" Правдашние ученые сказали, что муравьи, мол, разных пород,
вот и грызутся. На что Фулюганов гордо ответил: "Мы вот тоже всякие бываем
- и русские, и туркмены, и некоторые даже евреи, но рушить нашу великую
дружбу никому не дано!"
В заботе муравьев об яичках он видел много общего с дошкольным
воспитанием. Иногда вспоминал про давние испытания огнем и мочой,
следовавший за этим переполох по-научному характеризовал как энтузиазм.
Муравьев он оставил за собой, а пчел, например, уступил ученикам,
потому что они больно покусать могут. У пчел открыли не только
коммунистическое мировоззрение, но и элементы колхозного строя,
социалистического соревнования и непримиримой борьбы с тунеядством. Был
обнаружен даже язык пчел в виде танца. Один сотрудник, желая превзойти
учителя, попытался с помощью этого танца внушить пчелам лозунг "Первая
заповедь улья - сдать весь мед государству!" Целый день подпрыгивал,
кружился и жужжал на всю пасеку, а когда пчелы, наконец, доперли, что он
пропагандирует, они забили его жалами мало не до смерти.
Мстительный сотрудник решил, что за пчелами, так как у них берут
взятки, нужен глаз да глаз и особые уполномоченные, следящие за укрытием
излишков меда. Он стал искать классово близких себе насекомых и нашел,
мерзавец, варроатозного клеща. Он снабдил клеща всеми полномочиями и
разослал по пасекам на манер двадцатипятитысячников. Никакой работы умный
клещ вести не стал, а стал он жрать пчелиную детву и губить целые семьи.
Оттого нынче дорог мед.
Расплодившиеся ученики накладывали лапу на всю природу. В кладках
лягушачьей икры, например, обнаружили все восемь признаков стахановского
движения. Всерьез начали поговаривать о приеме в партию наиболее
высокоорганизованных млекопитающих для сбора взносов молоком, мясом и
шерстью.
Чтобы не показаться отставшим от жизни, Диавол Христофорович сообщил,
что классовое чутье присуще муравьям в мировом масштабе, что есть надежда
найти с ними общий язык - язык революции и даже создать муравьиный
Коминтерн. А что? В Бразилии, например, муравьев такая пропасть, что они
все джунгли в страхе держат, но это пока протест неосознанный, стихийный,
а ну как его направить? Но тут и настоящий-то Коминтерн начали зорить не
хуже муравейника. А потом началась война и Диавол Христофорович, с почетом
эвакуированный, принялся в Средней Азии за термитов, хоть они противные и
не родня муравьям. Они классово чуждые насекомые и заброшены к нам по
ленд-лизу. У себя на исторической родине, в Африке, они строят
циклопические сооружения, как учит нас Жюль Верн. Так пусть и здесь
строят, решил Диавол Христофорович. Только строят пусть не свои дурацкие
термитники, а укрепрайоны.
Сотрудники Фулюганова, благословляя академика за бронь, бросились
собирать термитов. А в качестве вологодского конвоя академик решил
приставить к насекомым ворон. Воронам при этом подрезали крылья, чтобы не
улетели в самоволку. Но глупые вороны наклюются термитов от пуза и дрыхнут
себе на полигоне, а расконвоированные термиты расползаются и грызут
автомобильные покрышки: им все равно, они и резину переварят.
Кошка скребет на свой хребет. Наскреб и Диавол Христофорович. Своими
бесчеловечными опытами он все-таки пробудил в термитах подлинные зачатки
разума и острое чувство мести. Мало того, вредительские насекомые
стакнулись со своими покалеченными тюремщиками и на загривках вполне
здоровых молодых птиц совершили массированный десант на Москву, куда к
тому времени отбыл из эвакуации академик Фулюганов.
Ни о чем наш Христофорович не подозревал, отпраздновал Победу, в дело
которой внес непоправимый вклад, стал похаживать по женскому полу, принял
участие в подготовке к исторической сессии ВАСХНИЛ. Он к тому времени
обнаружил чувство социальной справедливости у колосьев ржи ("Матушка рожь
кормит всех сплошь") и собирался с этой позиции переплюнуть Трофима
Денисовича. Но тут...
Словом, сначала у него пропал паспорт. Что ж, Фулюганов человек
известный, в паспортном столе откозыряли и велели скоро ждать новый. Но
вместо нового паспорта появились новые неприятности. Оказалось, исчезли
вообще все документы, подтверждающие его незаурядную личность или в
какой-то степени ее касающиеся. С полок библиотек пропали все научные
труды. Правда, нет худа без добра: в архивах НКВД сгинули доносы врагов.
Но ведь и собственные исчезли! И прекрасных характеристик не стало!
"Самозванец какой-то, - стали поговаривать коллеги в академических
ермолках. - Без роду, батенька, без племени - вон шнобель какой! Убил,
наверное, настоящего Фулюганова, все открытия присвоил, а труп расчленил".
"Да я ваш, братцы! - доказывал Диавол Христофорович. - Вот и протокол
соответствующего заседания..." Но как раз протокола-то и не было. В
газетах, сообщавших о наградах Фулюганова, торчали дыры. Это, ясное дело,
поработали термиты - крепко же он их обидел!
В таких условиях воспрянувшим врагам ничего не стоило уничтожить
академика и отправить его в Заведение.
Кузьма Никитич радостью обрадовался, что у него теперь настоящий
академик и лауреат, и назначил Фулюганова командовать всей научной частью,
несмотря на то что по возрасту это право принадлежало пушкинисту
Рогозулину.
14. ПУШКИН - НАША СЛАВА БОЕВАЯ
Когда умирает хороший человек, а тем более Пушкин, сейчас же набежит
много народу и посмотрит: нельзя ли чего-нибудь сотворить? Так как
воротить хорошего человека, а тем более Пушкина, невозможно, набежавшие
решают разъяснить оставшимся, как хороший человек жил, да что ел, да
какими предметами пользовался, да что он имел в виду, написав слово
"чернь".
С большим опозданием набежал на Пушкина в двадцатые годы Егор
Хасбулатович Рогозулин, да лихо так набежал: сочинил и напечатал брошюрку
"Тайна бороды Черномора". В брошюрке он неопровержимо доказывал: ежели в
поэме "Руслан и Людмила" везде, где речь идет о Черноморе, вместо слова
"борода" подставить "елда", то выйдет очень хорошо и озорно. Брошюрку
вкупе с автором обвинили в порнографии и сожгли, причем автор не сгорел, а
бежал в стальные объятия Лефа. Там он в два счета переменил точку зрения
на Пушкина и в два счета объяснил, что Александр Сергеевич - певец ручек,
ножек и некоторых других вещей, без которых пролетариат вполне
перетопчется. За это ему тоже досталось на орехи. Пришлось бежать к
конструктивистам, овладеть смежной профессией молотобойца и создать книгу
"Завод-богатырь", которая не устарела и доныне, так как оборудование на
этом заводе с тех пор и не менялось.
Одним из первых Рогозулин сообразил, что для удобства
литературоведения всех писателей следует собрать до кучи. К сожалению, на
известной картине, изображающей встречу писателей на квартире у Горького,
мы не увидим Егора Хасбулатовича, потому что он сидит под столом в ногах у
Фадеева. Из-за этого произошло недоразумение и Рогозулина чуть было не
застрелили, но промахнулись.
Потрясенный избавлением от гэпэушной пули, Егор Хасбулатович
немедленно сформулировал определение социалистического реализма и внушил
его всем присутствующим непосредственно из-под стола. За это под стол
упало немало лакомых кусков, а Демьян Бедный даже пожертвовал своим
стаканом водки. Вот так, за недорого, наша литература получила ценный
подарок, расплатиться за который не может и посейчас.
В тысяча девятьсот тридцать седьмом году стране было велено
праздновать радостное событие: сто лет как Пушкина нет. Егор Хасбулатович
воспрял, сильно постарался и отыскал десятую главу "Онегина". Глава эта
весьма отличалась от тех, что нашли конкуренты: Александр Сергеевич в ней
предрекал события в России на сто лет вперед. Было очень похоже, некоторые
даже путали:
Году в семнадцатом я вижу
Старинный город Петроград.
Как санкюлоты по Парижу,
Бежит матрос, бежит солдат.
Бразды правления взрывая,
В буржуев на ходу стреляя,
С призывом "Граждане! Вперед!"
Рабочий тащит пулемет.
Его бессменная подруга,
С кувшином охтенка спешит,
Где запасной патрон лежит,
Протяжно завывает вьюга.
И в белом венчике из роз
Уж веселится храбрый Росс!
Егор Хасбулатович изготовился к почестям, но критик Ермилов нашел,
что строки
Ярем он тяжкой продразверстки
Налогом легким заменил
слишком тепло отзываются о нэпе, который мы отбросили к черту.
Попутно Егор Хасбулатович выпустил брошюру "Сукин сын Дантес". В ней
рассказывалось, что убийца поэта действительно был порождением
безответственных опытов преступного химика Лаперуза над домашними
животными. В качестве доказательства прилагалась фотография собачьего
хвоста, неизвестно кому принадлежавшего.
В тысяча девятьсот тридцать девятом году Егор Хасбулатович был даже
представлен Риббентропу во время известного визита, и пораженный
Риббентроп сказал, что в ведомстве доктора Геббельса он всякого навидался
и наслышался, но такого... Похвала гитлеровского дипломата была палка о
двух концах, но все обошлось.
Где провел Егор Хасбулатович тяжкие военные годы - никто не знает.
Жена его только приговаривала: "По четыреста граммов масла на человека!
Как мы выжили?!" Помнят, правда, что под эвакуацию ему удалось достать два
вагона, а из поверженной Германии он припер всякого добра два вагона же.
Не успев отереть лица от воображаемой пороховой гари, Рогозулин
бросился в самую гущу борьбы на фронтах идеологических. В посрамление
английскому языку доказал, что тот является хорошо испорченным русским, и
шекспировское "my sweat" - не что иное, как наше ласковое "мой свет", а
сам Шекспир - холоп Ивана Грозного, бежавший от прогрессивного царя в
Альбион на самодельных крыльях с паровым приводом.
Он и Пушкина не забыл: никакой он не эфиоп, не арап, прозвище
"Аннибал" получил его предок от Петра под горячую руку, потому что был
большой ходок, но всегда отпирался.
Благополучно уцелевая в самые тяжкие времена, Егор Хасбулатович не
уберегся, когда всей жизни вышла скидка и послабление. Он дерзко решил
возвести литературоведение в ранг точных наук и совершенно самостоятельно
разработал единицу оценки всякого творения. Единица эта называлась
"эпическая сила" и была конгруэнтна лошадиной.
Когда с помощью рогозулинской методики стали ревизовать литературные
запасы, оказалось, что роман М.Бубеннова "Белая береза" в двадцать два
