Компания молодых людей включила магнитофон, и запел Высоцкий Владимир
Семенович:
Сон мне снится - вот те на -
Гроб среди квартиры.
На мои похорона
Собрались вампиры!
Дериглазов вышиб окно и пытался выброситься, но был спасен теми же
молодыми людьми и доставлен в Заведение. Там его пристроили в тихое место,
в библиотеку, убрав оттуда радиоточку. Дериглазов принялся усердно
составлять каталог, и все шло хорошо, но болезнь обострилась. В конце
концов Дериглазов стал сначала побаиваться, а потом и панически бояться
портретов классиков. Портреты по его просьбе убрали в подвал, так он и от
собраний сочинений стал шарахаться.
Кузьма Никитич, узнав про это, похвалил Дериглазова и сказал, что в
условиях борьбы за социальное бессмертие всякой мертвечине здесь не место.
Он велел вынести в закрытый фонд все книги покойников. Когда уносили
двадцатитомник Достоевского, Дериглазов плясал, показывал язык и дразнился
вслед: "Бобок, бобок!" Таким образом, для чтения остались книги ныне
здравствующих современников, многая им лета.
Дериглазов, поди, и до сих пор заправлял бы книгами, этими
своеобразными источниками знаний, если бы однажды Кузьма Никитич не
потребовал к себе в кабинет несколько альбомов Рубенса и других скоромных
живописцев, чтобы полистать высоким гостям в качестве культурной
программы. Тут оказалось, что у Дериглазова имелся еще один неслабый бзик.
Богов, богинь, фавнов, сатиров, менад и дриад и прочих растелешенных и
распущенных персонажей он с помощью кисточки и черной туши нарядил в
шоферские трусы и наглухо закрытые купальники. Почетные гости высоко
оценили Кузьму Никитича за эротическую грамотность и сознательность, но
при этом как-то нехорошо ухмылялись и переглядывались. Потом, когда гостей
выпроводили, было объявлено, что обитатель Дериглазов за выдающиеся
заслуги перед кузьмизмом-никитизмом удостоен прижизненной мумификации на
одном из верхних этажей.
Семен Агрессор пришел на запущенное хозяйство и в короткие сроки
довел его до ума. Классики на полки ни в коем случае не вернулись, а
современников прибавилось. Обитатели стали больше читать. Некоторые книги
пользовались необычайным успехом.
Среди зарубежной литературы лидировал роман знаменитого
латиноамериканского писателя Альфонсо Кабелардо Астахуэлы под названием
"Все, что шевелится". Роман толщиною в восемьсот страниц с большой
художественной силой повествовал о трагической судьбе выходца из народа
дона Хулио де Гусмана. Необычайные физические способности помогли дону
Хулио в пятилетнем возрасте изрубить мачете помещика-деспота, угнетавшего
индейцев, и соблазнить его коварную супругу. Юность дона Хулио мужала в
постоянной борьбе с гринго, чечако, асеандадос и фазендейрос. Борьба эта
была тесно сопряжена с интимной жизнью, причем бунтаря не останавливали ни
общественное положение, ни пол, ни возраст, ни число хромосом. От города
Сан-Инферно до вулкана Утикакайя шла о нем громкая слава бунтаря и
настоящего мужчины. Кульминацией романа была сцена на асиенде, когда
кабальерос, тигрерос и ранчерос, напившись мескаля, текильи, пульке,
агуардьенте и кубинского рома, открывают стрельбу по гамбусинос и
пистолерос. Дон Хулио при этом стреляет с обеих рук и не забывает
одновременно соблазнить цыганку Есению, рабыню Изауру и президента
грабительской "Юнайтед фрут компани". Наконец, доведенный до отчаяния
народ поднимается против своего защитника, освободителя и любовника. В
финале изгнанный отовсюду герой лежит в безводной пустыне Атакама и
притворяется трупом, чтобы привлечь хотя бы завалящего стервятника. Но
силы революционера подорваны беспорядочной жизнью и слабой идеологической
подготовкой. Необычайных размеров гриф подхватывает его и уносит на
страницы другого романа.
Большой популярностью пользовался также отечественный политический
роман "Брифинг на Багамах" - седьмая часть знаменитой декалогии о
неустрашимом журналисте Мартынове. Действие захватывало с первых страниц:
вернувшись с очередного пресс-релиза в свой пятикомнатный номер в
"Хилтоне", журналист принимает ванну и, слив воду, обнаруживает на дне
труп главы транснациональной корпорации "Хеви метал", склонившегося было
на позиции людей доброй воли. Зловещие убийцы подстроили все так, будто
промышленник зарезан лезвием "Нева" для безопасной бритвы. Спасти
Мартынова от вздорного обвинения может только одно - коллективное письмо
рабочих бритвенного завода имени Семенова о низком качестве своей
продукции. Этому препятствуют показушники и очковтиратели, но столичные
друзья Мартынова - академик, герой, мореплаватель и примкнувший к ним
плотник, бывший алкоголик, - добиваются общего собрания. Теперь мафия
оказывается у журналиста в руках со всеми потрохами. Мартынов назначает
брифинг, на котором собирается окончательно разоблачить воротил
наркобизнеса, но из-за московских бюрократов-крохоборов у него кончается
валюта, и он покидает вплавь ставшие такими родными Багамские острова.
Третий бестселлер принадлежал перу живого классика Степанида
Мокроусова и назывался "За поскотиной". Рассказывал он о жизни вымышленной
сибирской деревни Вохровки и двух живущих в ней родов. Кулаки Брюхановы и
бедняки Беспочвенных пребывали в постоянной классовой борьбе и резали друг
друга почем зря. Не брезговали и внутрисемейными конфликтами: то сын отца
на рожон подымет, то брат брата переедет новеньким трактором, который не
поделили. Надо ли говорить о том, как страдали в этой эпопее женщины,
которых постоянно тащили то на елань, то в омшаник, то в кусты, то в
стайку. Сцены насилия искусно перемежались образами коммунистов. Наконец,
дедушка Ефим Беспочвенных, закапывая труп очередного Брюханова,
обнаруживает нефть, и в старое село приходит новая жизнь. Зарезавший
Брюханова внучонок подает заявление в октябрята, с отличием оканчивает
школу и сразу поступает в Академию общественных наук при ЦК КПСС, успешно
налаживает производство безалкогольного напитка "Чалдон", руководит родным
краем и в финале поднимается в такие уж верхи, описывать которые у автора
не хватило художнической смелости.
Серия "Пламенные революционеры" была широко представлена тремя
книгами, авторы которых, как на грех, уехали за границу:
"Товарищ Артем" (повесть о Ф.Сергееве);
"Товарищ Арсений" (повесть о М.Фрунзе);
"Товарищ Кондратий" (повесть об апоплексическом ударе).
Старательный библиотекарь оформил также выставку "Светочи советской
литературы", где были представлены книги Антонины Коптяевой и Афанасия
Коптелова.
Особо доверенным читателям давали полистать фотоальбом
"Служебно-розыскные собаки - лауреаты Сталинской премии тысяча девятьсот
сорок восьмого года" и подшивки молодежных газет "Комсомольское племя",
"Комсомольское пламя", "Комсомольское знамя", "Комсомольское время",
"Комсомольское темя", "Комсомольское семя", "Комсомольское стремя".
- Вот, Семен Исакич, - сказал дядя Саня, вводя Тихона во храм
сокровищ мысли и духа. - Надо бы нашего юношу на книжное довольствие
поставить: он грамотный стал!
- Пусть анкету заполнит, автобиографию, - ответил Агрессор. - И читай
- не хочу.
- Помилуй, Семен Исакич, - возразил дядя Саня. - Откуда же у него
автобиография, когда ее еще общее собрание не выработало и не утвердило?
Что он про родственников на временно оккупированной территории написать
сможет?
- Есть специальное распоряжение санитарной службы. Для вашего юноши,
если хотите знать, сюда вообще запрещено! Я буду звонить!
- Пойдем, Тиша, от греха, - сказал дядя Саня. - А то у него тут
сигнализация...
- А почитать? - обиделся Тихон.
- А почитать другим разом... Вот успокоительного выпьем и пойдем,
чтобы не нервничать...
- Там нарком Потрошилов ругаться будет!
- Ну, мы это переживем... Э, да я лучше тебя в картинную галерею
свожу, вот и будет у нас культура!
...Екатерина Великая накопила полон Эрмитаж всякого добра. Купец
Третьяков основал галерею своего имени. А Кузьма-то Никитич - хвост
собачий, что ли? Нет, он без конца и без края печалился об эстетическом
воспитании обитателей. Поэтому в Заведении тоже была картинная галерея. Не
очень большая, правда, зато официально она считалась крупнейшей в мире.
Просто все остальные ее приобретения до поры до времени Кузьма Никитич
великодушно доверил на хранение тому же Эрмитажу, Лувру, Прадо, музею
Гугенхайма и другим подходящим учреждениям, считавшимся отныне
запасниками. Так, во всяком случае, было написано в буклете.
На самом же деле все картины были куплены по дешевке на распродаже
конфискованного имущества одного крупного среднеазиатского руководителя.
Руководитель до этого срама не дожил: после многочисленных намеков,
просьб, постановлений и, наконец, под угрозой огнестрельного оружия он
застрелился, нанеся себе при этом тридцать восемь ножевых ранений.
А картины были такие:
"Первый секретарь Коксагызского обкома КПСС распускает свой гарем по
случаю начала учебного года";
"Первый секретарь Коксагызского обкома КПСС помогает Л.И.Брежневу при
установке Знамени победы над Рейхстагом";
"Первый секретарь Коксагызского обкома КПСС лично проверяет качество
денежных знаков, выпускаемых местной обогатительной фабрикой";
"Первый секретарь Коксагызского обкома КПСС в присутствии инструктора
республиканского ЦК отказывается от стереотипов в партийной работе".
Тема увенчивалась широкомасштабным полотном, озаглавленным
"Победители Коксагызского областного социалистического соревнования
расправляются с побежденными".
И все. Из коксагызской тематики выбилось только одно полотно под
названием "Подвиг сорока шести львовских студенток-антисемиток". Но писал
ее, к сожалению, большой авангардист, и поэтому было неясно, сорок ли
шесть девушек изображены на холсте, точно ли во Львове происходит
действие, попадает ли это действие под категорию подвига, носит ли оно
ярко выраженный антисемитский характер, да и являются ли эти девушки
студентками.
Тем не менее Тихон испугался картины, зарыдал и хотел убежать, но
дядя Саня быстро отвлек его неокрепшее внимание скульптурной группой
"Юноша, овладевающий диалектическим методом познания действительности".
Культурную программу на этом пришлось завязать и с тоской вернуться в
родную палату.
- Что, соколики, Чехова почитать захотелось? - приветствовал их Шалва
Евсеевич Потрошилов. Ни одной строчки Чехова он в жизни не читал, но
крепко ненавидел его за пенсне. - А вы знаете, что нынче за Чехова
полагается?
- За Чехова? - удивился дядя Саня.
- За Чехова, за Чехова! Тут сейчас политинформация была. Прожил бы
ваш Чехов еще лет десять, так в каком бы стане оказался? То-то! Ты, Тихон,
его не слушай! Ты по народу поспрошай! Он все знает, народ: откуда что
пошло, и где всему начало. Вот сегодня после ужина выходи во двор да
послушай. Там сказки сказывают, мифы народов мира излагают в доступной
форме. Там, правда, и вредное сказывают, когда санитар ослабит
бдительность, но я тебе помогу отличить зерна от плевел!
4. КАК ПОПАЛ В ЗАВЕДЕНИЕ НАРКОМ ПОТРОШИЛОВ
Оговоримся сразу: ни единому слову, произнесенному в пределах
Заведения, верить было нельзя. Ни одна анкета, ни одна биография
действительности не соответствовали. Потому что все рассматривалось в
