Я посмотрела на этот хрупкий образец старинной мебели и усомнилась,
выдержит ли он мой огромный вес.
- Думаю, что выдержит, - сказала хозяйка не очень уверенно. Однако
моя "свита" сумела аккуратно уложить меня на софу и, убедившись, что она
не трещит подо мной, наконец удалилась. Старая дама позвонила в серебряный
колокольчик, и крохотная горничная тотчас вбежала в комнату.
- Пожалуйста, принесите нам коричневого хересу, Милдред, -
распорядилась дама. - Вы пьете херес, дорогая? - спросила она меня.
- Да-да, конечно, благодарю вас, - ответила я слабым голосом. -
Миссис - миссис? Я не знаю вашего имени...
- Ах, извините - я забыла представиться. Меня зовут просто Лаура, без
всяких там "мисс" или "миссис". А вы, как мне сказали, Оркис, мамаша
Оркис.
- Да, так меня здесь называют, - ответила я без особого энтузиазма.
Некоторое время мы молча изучали друг друга. В первый раз во время
своей галлюцинации я заметила подлинное сочувствие, даже жалость в чьих-то
глазах. Я еще раз оглядела комнату, восхищаясь изысканностью обстановки.
- Я-я... случайно не свихнулась? - спросила я неуверенно.
Лаура отрицательно покачала головой.
В этот момент крохотная горничная возвратилась, неся в руках поднос с
хрустальным графинчиком и бокалами. Когда она наполняла бокалы, я
заметила, что старая дама бросает любопытные взгляды то на нее, то на
меня. У нее было какое-то странное выражение лица, как будто она чего-то
ожидала от меня. Я сделала над собой усилие и спросила:
- А вам не кажется, что это вино скорее напоминает мадеру?
Сначала она удивилась, затем заулыбалась и одобрительно кивнула.
- Мне думается, один этот ваш вопрос выполнил назначение настоящего
визита, - сказала она.
Горничная вышла, и мы поднесли бокалы к губам. Лаура отхлебнула
немного вина и поставила свой бокал на столик рядом с креслом.
- Но, тем не менее, мы все-таки побеседуем поподробнее, - добавила
она. - Скажите, дорогая, а врачи объяснили вам, почему они послали вас ко
мне?
- Нет, - ответила я.
- Это потому, что я историк, - сообщила она. - Доступ к истории
считается у нас особой привилегией, которая предоставляется теперь далеко
не каждому и не очень-то охотно. К счастью, еще существует мнение, что
нельзя допустить полного исчезновения кое-каких областей знаний, хотя
изучение некоторых из них и ставит исследователей под политическое
подозрение.
Легкая презрительная улыбка тронула ее губы, и она продолжила:
- Поэтому, когда требуется научное подтверждение чего-либо, надо
обращаться к специалисту. Кстати, они дали вам заключение о вашем
обследовании?
Я опять отрицательно покачала головой.
- Я так и думала, - сказала Лаура. - Как характерно для медиков, не
правда ли? Ну, я расскажу вам, что они мне передали по телефону из Дома
для мамаш и нам будет легче понимать друг друга.
Итак, мне сообщили, что вы имели беседу с несколькими врачами,
которых вы заинтересовали, озадачили и, я подозреваю, даже сильно
расстроили. Видите ли, ни одна из них не имеет даже смутного представления
об истории! Ну, двое из них считают, что у вас просто шизофренический
бред; остальные трое склоняются к мнению, что вы представляете собой
подлинный случай перемещения личности. Это очень редко встречающееся
явление. Пока что имеются только три документально подтвержденных случая и
один сомнительный; но из первых трех два связаны с приемом чуинжуатина, в
то время как третий - с наркотиком аналогичного свойства.
Те трое врачей, которые составили большинство, нашли ваши ответы на
заданные вопросы, в основном, вразумительными и очень обстоятельными. Это
означает, что ничто из рассказанного вами не противоречит тому, что им
известно. Но, поскольку они очень слабо осведомлены о том, что находится
за пределами их профессии, многое показалось им невероятным и трудно
доказуемым. Вот почему меня, как более сведущую, попросили высказать свое
мнение.
Она замолчала и внимательно посмотрела на меня. Потом заметила:
- Я думаю, что, пожалуй, встреча с вами - это одно из самых
интересных событий в моей довольно долгой жизни... Но ваш бокал пуст,
дорогая.
- Перемещение личности, - задумчиво повторила я, протягивая Лауре
свой бокал, - неужели это на самом деле возможно?
- В отношении _в_е_р_о_я_т_н_о_с_т_и_ такого явления никаких сомнений
нет. Те случаи, о которых я вам рассказала, полностью подтверждают это.
- Я допускаю такую возможность, - согласилась я, - но кошмарный
характер всех моих так называемых "фантазий"... Вот вы, например, мне
кажетесь совершенно нормальной, но сравните меня и вашу прислугу,
например, - полная несуразица! Мне _к_а_ж_е_т_с_я_, что я сижу здесь и
разговариваю с вами, но это не так на самом деле, и где же я тогда вообще?
- Я так много копалась в истории, - сказала Лаура, - что могу лучше,
чем кто-либо другой, понять, насколько нереальным вам кажется наш мир. Вы
когда родились?
Я назвала год и число. Она на минуту задумалась.
- Хм, это, должно быть, во времена Георга VI - но вы, конечно, не
помните Вторую мировую войну?
- Нет, - согласилась я.
- Но, может, вы помните коронацию следующего монарха? Кто это был?
- Елизавета - Елизавета Вторая. Моя мама взяла меня тогда посмотреть
на торжественную процессию по этому поводу.
- Вы помните какие-нибудь подробности?
- Нет, ничего, кроме того, что весь день шел сильный дождь.
Мы продолжали разговор в том же духе еще некоторое время, затем Лаура
улыбнулась мне ободряюще и сказала:
- Ну, я думаю, нам больше нет нужды обсуждать достоверность ваших
воспоминаний. Я сама слышала об этой коронации - из вторых уст, конечно.
Все, что происходило в Вестминстерском аббатстве в то время, должно было
представлять собой прекрасное зрелище! - она задумалась и вздохнула.
- Вы были очень терпеливы со мной, дорогая, - продолжила она, - и,
безусловно, заслужили, чтобы и вам, наконец, рассказали кое-что. Но
приготовьтесь услышать некоторые, довольно неприятные, вещи.
- Мне кажется, что после тридцати шести часов, проведенных здесь,
меня уже ничто не может испугать - у меня выработался какой-то
"иммунитет", что ли, - заметила я.
- Сомневаюсь, - сказала она, взглянув на меня с серьезным выражением
лица.
- Ну, рассказывайте же, объясните мне, пожалуйста, все, если можете.
- Давайте-ка я налью вам еще вина, тогда вам легче будет перенести
самый трудный момент в моем повествовании.
Она наполнила наши бокалы и начала:
- Что больше всего поражает вас здесь?
Немного подумав, я сказала:
- Но тут так много странного...
- А может быть, тот факт, что вы до сих пор не встретили ни одного
мужчины?
Я задумалась и вспомнила удивленный вопрос одной из мамаш: "А что
такое мужчина?"
- Безусловно. Но куда же они все подевались?
Она печально покачала головой:
- Их просто больше нет, дорогая. Они больше не существуют - вот и
все.
Я в ужасе уставилась на нее. Выражение ее лица оставалось совершенно
серьезным и сочувствующим. На нем не было и следа притворства или обмана,
в то время как я пыталась осознать это сообщение.
Наконец, немного овладев собой, я воскликнула:
- Но это же невозможно! Где-нибудь должны были сохраниться хотя бы
единицы, иначе... иначе, как же вы умудряетесь, то есть... - Я запуталась
и сконфузилась.
- Конечно, вам это все кажется невероятным, Джейн, - можно я буду вас
так называть? - сказала она. - Но за всю свою долгую жизнь, а мне уже
скоро стукнет восемьдесят, мне не привелось видеть ни одного мужчины,
разве что на старых фотографиях и картинках... Пейте херес, дорогая, вам
будет легче все это выслушивать. Я отчасти понимаю, что вы сейчас
чувствуете. Ведь я изучала историю не только по книгам. Когда мне было лет
шестнадцать-семнадцать, я часто слушала рассказы моей бабушки. Ей было
тогда столько же лет, сколько мне сейчас, но она еще хорошо помнила
времена своей молодости. Я очень легко представляла себе места, о которых
она говорила, но они были частью настолько чуждого мне мира, что не трудно
было понять ее переживания. Когда же она вспоминала юношу, с которым была
когда-то обручена, по ее щекам лились слезы, не только из сожаления о нем,
но и обо всем прошлом мире, в котором она жила, когда была девушкой. Мне
было очень жаль бабушку, но понять ее по-настоящему я не могла. Теперь,
когда я прожила столько лет и начиталась всяких книг, я понимаю ее чувства
немного лучше... А вы, дорогая, - спросила она меня с некоторым
любопытством в голосе, - были ли вы обручены с кем-нибудь, или, может,
даже выходили замуж?
- Да, я была замужем, но только недолго.
Она задумалась на минуту, затем сказала:
- Должно быть, это очень странно - принадлежать кому-то...
- Принадлежать?! - воскликнула я с удивлением.
- Ну, быть у кого-то в подчинении, - сочувственно пояснила она.
Я смотрела на нее широко открытыми глазами.
- Но... но это ведь было совсем не так! - запротестовала я. - Это
было - не, как сказать... - но тут я замолчала, так как слезы уже
навертывались мне на глаза. Чтобы переменить разговор, я спросила: - Но
что же все-таки случилось со всеми мужчинами?
- Они вымерли. Заболели какой-то неизвестной болезнью, и никто не
смог их спасти. В течение года с небольшим не осталось почти ни одного.
- Но после этого все должно было рухнуть?
- Конечно. В основном, так оно и случилось. Было очень плохо.
Наступил голод. Больше всего пострадали промышленные районы. В более
отсталых местностях женщины кое-как справлялись с примитивным сельским
хозяйством, чтобы поддержать свое существование и существование своих
детей, но более крупные предприятия остановились полностью. Не стало
транспорта: кончился бензин; уголь не добывался. Хотя женщин на земле
всегда было больше, чем мужчин, они, в основном, были потребительницами и
покупательницами, поэтому положение было отчаянным, так как женщины почти
ничего не умели делать сами - ведь они всегда вели паразитический образ
жизни, как игрушки, принадлежавшие мужчинам.
Я попробовала протестовать, но Лаура отмахнулась от меня.
- Их нельзя в этом винить, - продолжала она, - ведь это явилось
результатом длительного процесса, начавшегося на юге Франции еще в
одиннадцатом веке. Романтизм родился как изящное и забавное
времяпрепровождение имущих, неработающих классов. Постепенно он проник во
все слои общества, но только в конце девятнадцатого века предприниматели
обнаружили его потенциальные коммерческие возможности, а в двадцатом их
стали, наконец, использовать.
В начале двадцатого века некоторые женщины начали вести полезный,
интересный, творческий образ жизни, но это не устраивало коммерсантов:
женщины были нужны им скорее как потребительницы, чем производительницы.
Тогда романтизм и взяли на вооружение - как средство борьбы с дальнейшим
прогрессом женской самостоятельности и как стимул расширенного
потребления.
Женщинам ни на минуту не давали забыть свой пол, в то время как
всяческие их попытки стать наравне с мужчинами пресекались. Кинуть клич
"Назад к плите!" было бы непопулярной мерой для промышленников и
торговцев, поэтому они придумали новый вид профессии под названием
"домашняя хозяйка". Кухню стали воспевать и всячески совершенствовать
дорогостоящим оборудованием; ее сделали предметом вожделения каждой
