что все по-честному. И тут приходит один человек и говорит:
- Мне, пожалуйста, полромана, получше который, дом, машину, четыре
табуретки, ложку и вилку.
- Простите, а вы сами что сделали за этот год?
- Ничего.
- Тогда простите...
- Нет, это вы простите! Я целый год честно ничего не делал, так? Зна-
чит, целый год я ни во что не вмешивался. А начни я что-нибудь делать,
ничего бы толком не сделал сам и другим не дал. Можете поверить, я себя
хорошо знаю. И во имя нашего общего дела я себя целый год сдерживал. По-
этому считаю, что в каждую вещь вложена частица моего безделья. Так что
заверните все, что я просил, а я за это создам вам нормальные условия
для работы. Дам честное слово порядочного человека, что по-прежнему ни-
чего делать не буду.
И он оказался порядочным человеком.
Сколько прекрасного создано на земле благодаря таким людям!
Десятка
Как вам не стыдно?! Эх, вы! Да чтобы я стал унижаться из-за вашей
премии? Пропади она пропадом! Не хотите давать и не надо! Не хотите?..
Не надо!
Позориться из-за каких-то двадцати тысяч?! Смешно! Не двадцать? А
сколько? Десять?! Тем более! Знал бы раньше, что не двадцать, а десять -
только бы вы меня и видели! Из-за десятки торгуемся! Как вам не стыдно!
Да я бы на вашем месте со стыда сгорел! Ладно, можете не давать! Слыши-
те? Можете не давать! Можете?! Прекрасно. Я ухожу! Поворачиваюсь, хлопаю
дверью, звенят стекла - все!!! Я ушел! Пока! Оставьте себе эту несчаст-
ную десятку, подавитесь вы ею! Да, да, подавитесь! Все, я ушел, не могу
здесь больше оставаться! Противно! Значит, не дадите? Я вас правильно
понял? Не надо! Не на-до! Думали, я душу продам за десять тысяч?! За де-
сять!!! Никогда! Я был о вас лучшего мнения, вы похожи на порядочного
человека. Были похожи. Да не надо мне ваших денег! То есть моих денег!
Дайте - и я швырну их вам в лицо! Дайте, дайте - увидите! Дадите? Нет?!
Уперлись, как баран, да?! Ладно. Знаете, как поступают приличные люди?
Смотрите на меня. Слушайте, что я говорю. Отдайте их Петину, скажите,
что от меня, пусть на них лекарство купит! Отдайте, отдайте, вы же ему
всегда даете, он талант, его стимулировать надо, а я что?! Винтик, гаеч-
ка, шайбочка!
Ну ладно, заболтался я с вами. На чем мы остановились? Чего я сюда
пришел. Зачем вы меня вызывали? Не вызывали? Ах да! Премия! Ну что, от-
дадите? Нет?! Из-за десятульки крохотной вы отняли у меня столько драго-
ценного времени?! Да за это время, знаете, сколько бы мог заработать и
потом швырнуть вам в лицо?! Все! Хватит! Достоинство и честь мне гораздо
дороже! Хотя, что я вам говорю, разве вы знаете, что это такое! Трид-
цать!!! Вот вы сколько должны были дать! Но я вам слова не сказал - вы
обратили внимание?! Ни слова! Не так воспитан, простите! Повернусь,
хлопну дверью и уйду! Вы дождетесь! Надо быть выше этого!
Десять тысяч?! О чем мы говорим! Вдумайтесь в эту мелкую цифру! Мы же
интеллигентные люди! По крайней мере, я! Дайте вы их мне, не унижайтесь!
Ну! Плюньте на все и дайте! Ну?! Где расписаться? Тут? Пожалуйста. Да-
вайте их сюда. Правильно. Десять. Да не бойтесь, не стану швырять их вам
в лицо. Не так воспитан!
Эстетика
- Журавль, а журавль, скажи, почему, когда вы летите по небу, люди
улыбаются, говорят: "Журавлиная стая летит!" А когда идем мы, коровы,
воротят носы, ворчат: "Стадо коровье прется!" В чем разница?
Журавль гордо задрал голову и сказал:
- Мы как-никак журавли. А вы коровы. Извини.
Буренка замотала головой:
- Но как же так? Мы даем людям молоко, мясо, шкуру - последнее отда-
ем! А вы? Что даете народному хозяйству?
- Ну не знаю, - обиделся журавль. - Зато летим красиво. Журавлиным
клином. А вы бредете как попало, стадом. Неэстетично.
Буренка задумалась: "А ведь журавль прав. Нам бы клином, по-журавли-
ному. И люди скажут: "Вон коровья стайка прошла!"
На следующий день коровы возвращались домой, построившись несколько
странно. Впереди бежала Буренка. Она то и дело оглядывалась назад и мы-
чала, чтобы коровы подравнялись, держали линию. Пропуская коров, люди
прижимались к заборам, ругались:
- Совсем очумела скотина. Всю улицу заняли!
Коровы прошли. Остались на земле коровьи лепешки.
Кто-то сказал:
- Смотрите! Смотрите! Лепешки-то как легли! Прямо журавлиный клин по-
лучился!
Услышав последние слова, Буренка радостно замычала:
- Вот что значит эстетика. Выходит, и мы можем!
Почин
Этим прогрессивным методом живем, считай, года три есть. Тогда еще
почин родился: "Из родного колхозу ни шагу!", потому что мост через про-
пасть рухнулся, а другой связи с большой землей пока нет. Ну, молодежь и
решила единодушно остаться тут.
А в ту весну позапрошлую, когда еще мост над пропастью болтался, к
нам в деревню прибыл свекор Кольки Урляева, зоотехника рыжего. Добирался
свекор прямиком из Улан-Удэ через Москву - столицу. Познакомился свекор
в поезде с мужиком. Всю дорогу выпивали, чтобы курить меньше, а то жен-
щина с ребеночком в купе ехала. В Москве очутились у друга того мужика.
Обратно выпили. Свекор помнил одно только: туалет, как выйдешь, направо,
стакан, как войдешь, налево, да по телевизору еще программу "Времечко"
показывали. Свекор в туалет вышел, а вернулся, глядит: в телевизоре го-
лые мужики с бабами братаются, куда попало целуются, и, главное, при
свечах! Тут свекор вырубился. А спустя спросил у хозяина, что ему поме-
рещилось? Тот говорит, будто какой-то "группенсекс". Свекор обратно вы-
рубился и очнулся только у нас в огуречном рассоле и вот такую небылицу
с похмелья высказал.
Эта чушь собачья горячее возмущенье вызвала. Чтоб по телевизору в
программе "Времечко" голых показывали? Какого числа хоть было-то? По ка-
кой такой программе? Свекор отчетливо одно помнит: туалет направо, ста-
кан налево. И серьезная такая блондиночка в очках на голое тело. Может,
то дикторша была?
Вряд ли. Уж больно речь неразборчива. Тут бригадир Костриков, у него
дядя в самом Иркутске проживает, так вот Костриков выразился в том смыс-
ле, мол, это не иначе тот самый "группенсекс" - развратное мероприятие
на Западе, хуже свободной любви. Его тут же отбрили: как на Западе, ког-
да в программе "Времечко" продемонстрировали? Хорошо, если показали как
ихнее безобразие, ну а вдруг... какое наше последнее достижение? Может,
движенье в столице давно завелось, а мы не в курсе снова опять?!
Тот же Костриков в пене бился: "Безбожники, должно быть, это и есть
тот самый хваленый видимомагнитофон! Такая штука - включаешь и видишь по
телевизору то, что хочешь!!" Его обратно осадили: "Да что это за телеви-
зор такой, по которому что хочешь, то и видишь?! Это не фотоаппарат
все-таки! Уж не почин ли это? Раз "свободная любовь"! Слова-то нашенс-
кие! "Любовь, свобода!" Просто мы в толк не возьмем, как ими пользо-
ваться!
Места у нас, конечно, глухие, до большой земли верст сорок было, пока
мост висел, а теперь и вообще! Так что: "Опять отставать по всем показа-
телям будем?" - это звеньевая наша выступила, Катюха Безмамедова. - "Ма-
ло того, что за надои перед людьми стыдно, еще и в общественной жизни
никакой отдушины, в смысле группенсексу?!"
Костриков за сердце хватался, орал: "Слепота вы куриная! Не может у
нас никакого "группенсексу" быть! Это упорнографическое мероприятие! Нам
противопоказанное напрочь!".
Что значит "противопоказанное"? А когда разнарядка пришла заместо
картошки сажать какао-бобы, прости господи? Это не противопоказано? А
посадили! И не выросло ничего! А нутрию, крысу чертову, когда велено бы-
ло внедрить в жизнь?! Все погрызла вчистую, в леса ушла, в тайге с
кем-то спуталась, лютый зверь получился! Трофимыча задрали! Так что,
после этого в лес не ходить, что ли?! А почему группенсексу не попробо-
вать? Все предписания выполняли и ничего! Колхоз, правда, не передовой,
но существует до сих пор, однако, между прочим!
На голосование поставили. Мужики обеими руками "за"! Бабоньки, кто
посознательней, тоже "за", остальные вроде воздерживаются, но с улыбоч-
кой. Короче, большинством голосов решили идти в ногу с жизнью, какой бы
она ни была!
Отголосовали, а потом голову ломать стали: как этот "группенсекс"
хоть выглядит? Что делать надобно? Телефонограмму в райцентр не дашь, -
засмеют, что такой ерунды не знаем. Ну и домудрили самостоятельно. Раз
"группен" - значит, "группа", бригада по-нашему. А секс? Может то, о чем
детки по-английски считают до десяти: "сикс", что-то около шести на на-
ши! Ну, точно, свекор Урляева спьяну обсчитался: не "секс", а "сикс".
Выходит, "группенсекс" - оно "бригаденсикс" по-нашему! Мир да любовь в
бригаде на шесть человек, то есть! И, само собой, это начинание наше!
Какая у них может быть любовь, когда между людей финансовые пропасти? А
между нами зато никаких пропастей, одна пропасть на всех под мостом, ко-
торый рухнулся.
Это у них там все работают, а выгода одному человеку! У нас честно:
все работают, - никому никакой выгоды! Как после этого не любить друг
дружку?
Катюха Безмамедова тут же встречное начинание выдвинула: не шесть че-
ловек в бригаде, а семь чтобы! На их "группенсекс" ответим нашим "брига-
денсемером"! В воскресенье в шесть вечера и заступили. Пришли нарядные,
трезвые. Витченко с баяном. Пирожки с капустой напекли. Самовар. Люстры
горят. Ну, праздник прямо! Однако никто ни к кому с ласковым словом не
подошел, обнять товарища не изволил! Чай пьют, потеют - и все... Тогда
председатель наш вперед вышел и сказал: "Давайте поактивнее, товарищи! А
то будет прогул!" Вызвал предместкома Прокатову, грамоту вручил и двад-
цать минут руку жал личным примером! А народ ни с места, только аплоди-
руют - и все! Через два часа молча и разошлись. Но, видно, томление в
людях скопилось, сразу на пороге крепкая драка затеялась.
Тогда снова собрание. "До каких же пор будем свободный досуг подме-
нять организованным мордобоем?! Почему ни одно новшество не можем без
боли себе привить!"
Да! Вспомнили, свекор еще говорил, будто акт какой-то быть должен! Ну
с этим ясно. В конце составляется акт, все в нем расписываются, что при-
сутствовали. А до акта-то что делать будем, товарищи!
Словом, поначалу выматывал этот "бригаденсемер" жутко. Хорошо, тетка
Мария вспомнила: "Свекор предупреждал, что дело происходит при свечах, а
не на свету! Поскольку свечей не завезли, может, в темноте попробовать?
Пусть и не выйдет ничего, зато экономия электричества!"
Проголосовали за экономию, за темноту единогласно!
И потихоньку пошло, поехало! Были, правда, поначалу и крики, и оплеу-
хи звенели, и Чижова Усманова не так поняла, и оба из окна с непривычки
выпали, но все наладилось со временем. Никто "бригаденсемер" не пропус-
кал, явка стопроцентная. Старушка Никитишна, сто лет, и та ковыляет на
огонек, в смысле на темноту.
И знаете, теперь никаких тебе сплетен! Мол, кто с кем! Потому что в
темноте поди узнай, кто с кем? И никакой ревности. Чего тебе жену ревно-
вать, когда, может, ты сам с ней и был? И потом в темноте как-то все
по-человечески протекает. На свету, оно как: в глаза смотрит, улыбается,
когда он враг твой лютый и есть! А в темноте чувствуешь, - все вокруг
свои! А когда не толкают, а наборот; не орут, а шепчут вокруг слово лас-
ковое, - что еще человеку надо? И где, как не в темноте, поговорить по
душам? Многие принципиально высказываться начали! Правда, пока не ви-
дать, кто, но согласитесь, сдвиг!
Между прочим, и незамужние бабоньки утихомирились, потому что в тем-
ноте каждая, считай, свое счастье нашла. Может, и чужое, да какая тут
разница.
А проблема безотцовщины с "бригаденсемером" снята полностью. Наоборот
даже. Ребятенок теперь к любому мужику подойдет, скажет: "папка", - тот
