дывать.
- Все в порядке! Во печатают, да? Ни черта не разберешь! Скажите Га-
ле, я разрешил.
Пассажир сбавил скорость и, поравнявшись с шестым вагоном, закричал:
- Галочка! Это я! Вам привет от бригадира! Он сказал: сажайте меня!
Девушка недовольно посмотрела на билет:
- "Он сказал"! У вас тринадцатое место! Вот! А на нем уже едет женши-
на! Незамужняя! Что вы с ней на одной полке делать будете? Не посажу!
Так бригадиру и передайте!
Мужчина чертыхнулся и побежал разбираться.
Состав давно набрал скорость и грохотал на стыках. Пассажиры начали
раскладывать на столиках ужин.
- А ведь хорошо бежит товарищ. Я в его годы по утрам тоже, бывало,
как выбегу! - сказал пассажир в тренировочном костюме, прожевав бутерб-
род с колбасой. - Могу поспорить: дома он будет раньше нас! Пассажир в
бобочке перестал нарезать огурец и заметил:
- По асфальту-то каждый может. Посмотрим, как он по болоту пойдет,
родимый!
...Мужчина с чемоданом продолжал мотаться по шоссе вдоль поезда от
проводницы к бригадиру и обратно. Он был уже в трусах, майке, но при
галстуке. В это время по вагонам пошли ревизоры.
- Кто это там бежит?
- Да вроде с нашего поезда, - сказал кто-то.
- С вашего? - Ревизор высунулся в окно. - Товарищ! Эй! А билет у вас
есть?
Бегущий кивнул и полез в трусы за билетом.
- Не надо! Верю! Надо людям верить! - сказал ревизор, обращаясь к
пассажирам. - Бегите, товарищ! Бегите себе, раз билет есть. А то, знае-
те, некоторые зайцем норовят! За государственный счет! Счастливого пути!
В купе ехали бабушка с внучкой и двое мужчин. Бабушка начала кормить
девочку с ложечки, приговаривая:
- Это за маму! Это за папу! Это за того дядю, который бежит к своей
бабушке!
Мужчины при этом чокались и повторяли: "За папу! За маму! За того му-
жика! "
Проводница пошла разносить чай. Проходя мимо окна, за которым маячил
пассажир, она спросила:
- Чай пить будем?
Тот замотал головой.
- Ну как хотите! Мое дело предложить! - обиделась проводница.
Пассажиры начали укладываться спать. Четыре женщины долго метались по
вагону, менялись местами с соседями, чтобы оказаться в одном купе без
мужчин. После долгой торговли удалось выменять девичье купе целиком.
Счастливые, женщины лениво переодевались ко сну, и тут дама в красном
халате заметила в окне бегущего мужчину с чемоданом.
- Девочки! Он все видел! - Она возмущенно рванула занавеску, и та,
естественно, упала с металлическим штырем на стол. Женщины завизжали,
пряча свои прелести кто куда.
Наконец занавеску приладили, в темноте долго говорили о том, какие
наглые пошли мужики и где их взять. Расслабленные воспоминаниями, задре-
мали. И тут дама в спортивном костюме вскочила:
- Девочки, послушайте, что он делает? Ухает, как паровоз!
- Да это паровоз и есть! - сказала женщина с нижней полки.
- Не надо! Паровоз делает так: "У-у-у...", а этот: "ух-ух!". Мне сны
нехорошие приснятся! - Дама в красном халате постучала в стекло:
- Можно потише?! Вы здесь не один.
...Человек бежал. Может, открылось второе дыхание, но бежал он с ка-
ким-то сияющим глазом. И внезапно запел: "По долинам и по взгорьям..."
Старичок в панаме, читавший газету и близоруко водивший носом по
строчкам, прислушался и сказал:
- Запел! Точно сумасшедший! Из больницы сбежал!
- Не из какой не из больницы, - мужчина в пижаме зевнул. - Автостоп
называется! Люди бегут автостопом. Так всю страну можно обежать. Дешево,
удобно и чувствуешь себя человеком, потому что ни от кого не зависишь.
Бежишь по свежему воздуху, а тут духота и обязательно кто-то храпеть бу-
дет! Обязательно!
Проводница шестого вагона сидела в купе и шумно пила чай, поглядывая
в окно. Там в свете редких фонарей мелькал человек с чемоданом. Под мыш-
кой, откуда ни возьмись, у него появился транспарант: "Добро пожаловать
в г. Калинин!"
И тут проводчица не выдержала. Чуть не вывалившись в окно, она заора-
ла:
- Издеваетесь?! Ни днем ни ночью нет покоя! В глазах рябите! Убирай-
тесь отсюдова!
Пассажир странно улыбнулся, дал гудок и рванулся вперед.
Навстречу ему на всех парах из Москвы несся и непрерывно гудел груз-
ный мужчина с чемоданом в правой руке и с женой в левой.
Тюбик с ультрамарином
Первый стакан пива Бурчихин выпил грамотно, в четыре глотка. Налил из
бутылки второй стакан, посмотрел, как шевелится пена, поднес ко рту. Дал
лопающимся пузырикам пощекотать губу и с вожделением отдался покалываю-
щей холодком влаге. После вчерашнего пиво действовало как живая вода.
Бурчихин блаженно зажмурился, маленькими глотками растягивая удо-
вольствие... и тут почувствовал на себе чей-то взгляд. "Вот гадина!" -
подумал Витя, кое-как допил пиво, звучно поставил стакан на замызганный
стол и оглянулся. Через два столика от него сидел тощий тип в синем сви-
тере, длинный шарф был намотан вокруг несуществующей шеи, в руках трехц-
ветная авторучка. Тип бросал на Бурчихина цепкие взгляды, будто сверяя
его с чем-то, и водил авторучкой по бумаге.
- Опись имущества, что ли?! - хрипло сказал Бурчихин, сплюнул и пошел
на тощего.
Тот улыбнулся, продолжая чиркать на бумаге.
Бурчихин тяжело подошел и взглянул на лист. Там была нарисована род-
ная улица Кузьмина, а на ней... Бурчихин! Дома были зеленые, Витя - фио-
летовый! Но самое страшное, - Бурчихин был вроде и не Бурчихин!
Нарисованный Бурчихин отличался от оригинала чистым выбритым лицом,
веселыми глазами, доброй улыбкой. Держался он неестественно прямо, с вы-
зывающей гордостью! Витину фигуру облегал прекрасно сшитый костюм. На
лацкане краснел значок какого-то института. На ногах красные туфли, а на
шее такой же галстук. Словом, - пижон!
Большего оскорбления Бурчихин не помнил, хоть вспомнить было что.
- Так! - хрипло сказал Витя, поправив ворот мятой рубахи. - Мазюкаем?
А кто тебе позволил над людьми надругиваться?! Не умеешь рисовать, - си-
ди, пиво пей! Кто вот это, ну кто, кто? Разве я?! Да еще в галстуке!
Тьфу!
- Это вы, - улыбнулся художник. - Конечно, вы. Только я позволил себе
представить, каким бы вы могли быть! Ведь как художник я имею право на
вымысел?
Бурчихин задумался, уставившись на бумагу.
- Как художник имеешь. А из кармана что торчит?
- Да это же платочек!
- Скажешь тоже, платочек! - Витя высморкался. - А глаза зачем такие
вымыслил? Причесал волосы, главное. Вот подбородок у тебя хорошо полу-
чился, узнаю. - Бурчихин, вздохнув, положил тяжелую руку тощему на пле-
чо. - Слушай, друг, а может, ты прав? Я тебе ничего плохого не сделал.
Зачем бы тебе это выдумывать? Верно? А меня побрить, вымыть, переодеть -
буду как на картинке! Запросто!
Бурчихин посмотрел в свои ясные фиолетовые глаза, попробовал улыб-
нуться нарисованной улыбкой и почувствовал боль в скуле от потревоженной
царапины.
- Будешь?
Витя протянул разломанную пополам пачку "Беломора".
Художник взял папиросу. Закурили.
- А это что? - спросил Бурчихин, осторожно дотронувшись до нарисован-
ной черточки на щеке, и присел к столу.
- Шрам, - объяснил художник, - сейчас там у вас царапина. Она зажи-
вет, а след останется.
- Останется, говоришь? Жалко. Хорошая щека могла быть. А значок к че-
му?
Художник наклонился к бумаге.
- Тут написано "Технологический институт".
- Думаешь, институт кончу? - тихо спросил Бурчихин.
Художник пожал плечами:
- Вы же видите! Поступите и закончите.
- А в семейном плане что ожидается? - Витя нервно отбросил папиросу.
Художник взял авторучку и на балконе дома набросал зелененький женс-
кий силуэт. Откинулся на стуле, посмотрел на рисунок и чиркнул рядом
детскую фигурку.
- Девочка? - фальцетом спросил Бурчихин.
- Мальчик.
- А кто женщина? Судя по платью, Люся?! У кого же еще зеленое платье?
- Галя, - поправил художник.
- Галя! Ха-ха! То-то я замечаю, она меня видеть не хочет! А значит,
кокетничает! Ну, женщины, скажи, да? - Витя засмеялся, не чувствуя боль
от царапины. А ты хороший мужик! - Он хлопнул художника по узкой спине.
- Пива хочешь?
Художник сглотнул слюну и прошептал:
- Очень! Очень хочу пива!
Бурчихин подозвал официанта.
- Пару жигулевского! Нет, четыре!..
Витя разлил пиво, и они молча начали пить. Вынырнув на середине вто-
рого стакана, художник, задыхаясь, спросил:
- Как вас зовут?
- Бурчихин я!
- Понимаете, Бурчихин, я вообще-то маринист.
- Понимаю, - сказал Витя, - это сейчас лечат.
- Вот, вот, - обрадовался художник. - Мне море рисовать надо. У меня
с легкими плохо. Мне надо на юг, к морю. Чтобы ультрамарином! Здесь этот
цвет ни к чему. А я люблю ультрамарин неразбавленный, чистый. Как море!
Представляете, Бурчихин, - море! Живое море! Волны, утесы и пена!
Они выплеснули пену из стаканов под стол и закурили.
- Не переживай, - сказал Бурчихин. - Ну?! Все будет хорошо! Сидеть
тебе в трусах у моря с ультрамарином! У тебя же все впереди!
- Правда?! - Глаза художника вспыхнули и стали как нарисованные. - Вы
думаете, я там буду?!
- О чем разговор? - ответил Витя. - Будешь у моря, о легких забудешь,
станешь большим художником, купишь дом, яхту!
- Скажете тоже - яхту! - Художник задумчиво покачал головой. - Разве
что лодку, а?
- Конечно! А еще лучше - и мальчик, и девочка! Здесь на балконе у те-
бя запросто девчушка поместится! - Бурчихин обнял художника за плечи, на
что ушло полруки от локтя до ладони. - Слушай, друг, продай полотно!
Художника передернуло.
- Как вы можете?! Вам никогда не продам! Хотите - подарю?!
- Спасибо тебе, - сказал Витя. - Спасибо, друг! Только сними с шеи
галстук: не могу на себе его видеть - дышать тяжело!
Художник чиркнул по бумаге, и галстук превратился в тень пиджака.
Бурчихин осторожно взял лист и, держа его перед собой, пошел между сто-
ликами, улыбаясь нарисованной улыбкой, шагая все тверже и уверенней. Ху-
дожник допил пиво, достал чистый лист и положил на мокрый столик. Улыб-
нувшись, нежно погладил боковой карман, где лежал нераспечатанный тюбик
с ультрамарином. Потом поднял глаза на сопливого паренька за соседним
столом. На руке у него было вытатуировано: "Нет счастья в жизни". Худож-
ник нарисовал фиолетовое море. Алый кораблик. Зеленого бравого капитана
на палубе...
Именинница
- Еще больше внимания каждому! - сказал директор. - Поэтому проведем
День именинника. Попрошу вас, Галочка, выписать лиц, которым в этом году
исполняется сорок лет, пятьдесят, шестьдесят и так далее до конца. В
пятницу всех разом и отметим. А чтоб этот день врезался в память людям,
- сорокалетним дадим по десятке, пятидесятилетним по двадцатке и так да-
лее до конца.
Через час список был готов. Директор пробежал его глазами и вздрог-
нул:
- Что такое?! Почему Ефимовой М. И. исполняется сто сорок лет?! Вы
думаете, что пишете?!
Секретарша обиделась:
- А сколько ей может быть лет, если она 1836-го года рождения?
- Ерунда какая-то. - Директор набрал номер. - Петров?! Опять непоря-
док! Почему Ефимовой М. И. сто сорок лет? Она что, памятником у нас ра-
ботает?! В паспорте так написано?.. Сам видел?! М-да. Вот заработалась
женщина.
Директор бросил трубку и закурил. "Какой-то идиотизм! Если за сорок
лет даем десять рублей, за сто сорок... сто десять рублей, вынь да по-
ложь, так?! Хитрющая баба эта Ефимова М. И.! Черт с ней! Пусть все будет
красиво. Заодно остальным стимул будет. За такие деньги любой до ста со-
рока дотянет!"
На следующий день в вестибюле появился плакат: "Поздравляем именинни-
ков!" Ниже тремя столбиками шли фамилии, возраст и соответствующие воз-
расту суммы. Против фамилии Ефимовой М. И. стояло: "140 лет - 110 руб-
лей".
Люди толпились у плаката, сверяли свои фамилии с написанными, как с
