позволяло сбившееся дыхание.
АМСЛ разразился длинной речью. Транслятор отсеивал все эмоции, но по
одной только скорости, с которой крепеллианин произносил фразы, было ясно,
что он на грани истерики. Слушая осьминога, Конвей все больше убеждался в
правоте Приликлы. Он столкнулся с типичным случаем ксенофобического
невроза. Да, подумалось ему, если ты не справишься, то О'Мара расправится
с тобой.
Даже при тек терпимости и взаимоуважении, которые существовали в
госпитале, время от времени возникали трения на почве межрасовых
отношений. Причинами их могли быть невежество, непонимание или ксенофобия
в той степени, которая мешала исполнению служебных обязанностей или
воздействовала на рассудок, а порой - и то и другое. Например,
врач-землянин с подсознательной боязнью пауков не сможет заставить себя
как следует взяться за лечение пациента с планеты Цинрусс. А если одному
из цинруссиан, тому же Приликле, придется лечить такого землянина...
Устранение подобных трений входило в компетенцию О'Мары. Если ничто иное
не помогало, он вправе был отослать из госпиталя потенциально опасных
личностей; ему вменялось в обязанность не допускать открытых конфликтов.
Конвей не представлял, как О'Мара отнесется у огромному АМСЛ, который
удрал, испугавшись хрупкого доктора Приликлы.
Когда поток слов крепеллианина иссяк, Конвей поднял руку, призывая
осьминога помолчать, и сказал:
- Теперь я понимаю, что доктор Приликла напомнил вам хищника-амфибию,
который обитает на вашей родной планете, и что в юности вы из-за этих
хищников едва не погибли. Но доктор Приликла - не животное, и всякое
сходство в данном случае является чисто внешним. По совести говоря,
вы-можете убить Приликлу одним неосторожным прикосновением. Итак, ответьте
мне: убежите ли вы от него при новой встрече?
- Не знаю, - признался АМСЛ. - Могу.
Конвей вздохнул. Он не мог не вспомнить первые недели своего
пребывания на борту Космическою госпиталя и существ, которые превращали
его сны в кошмары. Те становились еще жутче от того, что отвратительные
существа были отнюдь не воображаемые, а настоящими из плоти и крови, и
находились чуть ли не в соседних каютах. Правда, он не бегал от чудовищ,
которые со временем стали его учителями, коллегами и друзьями, но, если
быть откровенным, храбростью своей был обязан тому, что страх
парализовывал его мышцы.
Мне кажется, доктор, вам нужна помощь психолога, - посоветовал он
крепеллианину, - но я бы не рекомендовал идти к главному психологу прямо
сейчас. Подождите недельку-другую, адаптируйтесь, а уж потом обращайтесь к
нему. Вот увидите, ваша выдержка произведет на него благоприятное
впечатление.
А потому, прибавил Конвей мысленно, он вряд ли отправит тебя домой
как непригодного к работе, в Космическом госпитале.
Долго убеждать крепеллианина не пришлось. Ему вполне хватало
заверений Конвея в том, что в настоящий момент Приликла - единственный
ГЛНО в госпитале и не похоже, чтобы их пути скрещивались чаще одного раза
на дню. Десять минут спустя АМСЛ погрузился в резервуар, служивший
столовой для вододышащих, а Конвей поспешил туда, где его поджидал честно
заработанный обед.
7
Конвею повезло: он застал в столовой доктора Маннона, кроме которого
за столом старших врачей никого не было. Землянин Маннон был когда-то
начальником Конвея, а теперь готовился к производству в диагносты. Ему
позволялось сохранять в памяти три мнемограммы - специалиста по
микрохирургии тралтанов-ФГЛИ, а также хирургов ЛСВО и МСВК, - однако он
продолжал вести себя в общем и целом по-человечески. В тот миг, когда
Конвей увидел его, он меланхолично поедал салат, возведя очи горе, то бишь
к потолку столовой, с тем, чтобы не видеть зеленой массы в своей тарелке.
Конвей уселся напротив него и сочувственно кивнул.
- Мне достались сегодня тралтан и ЛСВО, причем оба сложные, -
ворчливо сообщил Маннон. - Вы знаете, каково это. Если бы только чертовы
тралтаны не были вегетарианцами, а ЛСВО не выворачивало бы наизнанку ото
всего, что выглядит не как птичий корм. А вы сейчас кто?
- Я сам. Вы не возражаете, если я закажу бифштекс?
- Нет, если вы не будете о нем говорить.
- Не буду, - Конвею на собственном горьком опыте известны были те
малоприятные последствия - сумятица в мыслях, как бы двойное зрение,
столкновение эмоций, - которые возникали, когда врач слишком уж свыкался с
той или иной мнемограммой. Всего лишь каких-то три месяца назад си
безнадежно влюбился - именно влюбился - в коллегу, прилетевшую в составе
группы специалистов с Мелфа-4. Мелфиане относились к классу ЭЛНТ, то есть
были шестиногими крабоподобными амфибиями; одна половина мозга твердила
ему, что пора перестать валять дурака, а другая предавалась размышлениям о
том, какие прелестные разводы на панцире у любимой. С подачи второй
половины его порой подмывало повыть на луну.
Мнемограммы являлись, по сути, палкой о двух концах, однако
применения их диктовалось насущной необходимостью, ибо никакому врачу не
под силу было удержать в памяти все сведения, которые требовались для
лечения пациентов Космического госпиталя. Поэтому и решено было
использовать мнемограммы, или иначе образовательные ленты, которые
представляли собой записи мозговой деятельности медицинских светил
различных видов. И когда, например, врачу-землянину предстояло лечить
келгианина, он вооружался лентой для класса ДБЛФ, которая по окончании
лечения стиралась из его памяти. Но старшим врачам, поскольку в их
обязанности входило еще и преподавание, рекомендовалось сохранять ленты
достаточно продолжительное время, и они подчинялись, испытывая при этом
далеко не радостные чувства. Впрочем, они находились в выигрышном
положении по сравнению с диагностами те составляли госпитальную элиту.
Звание диагноста носили немногочисленные существа, сознание которых
считалось вполне стабильным для того, чтобы принимать в себя до десяти
мнемограмм. Усилия поистине могучего интеллекта диагностов направлялись на
исследования в области ксенологической медицины и на сражение с болезнями
неизученных форм жизни. По госпиталю ходило присловье, пущенное, по
слухам, в оборот О'Марой, которое гласило, что любое разумное на первый
взгляд существо, желающее стать диагностом, на самом деле спятило. Ведь
ленты передавали не только физиологические данные, но и воспоминания и
черты характера того, кому они принадлежали и с кого делалась запись. А в
результате получалось, что диагност добровольно соглашался страдать
осложненной формой множественной шизофрении: личности, населявшие его
мозг, зачастую отличались друг от друга настолько, что не совпадали даже
их логические системы.
Конвей принудил себя вслушаться в рассуждения Маннона.
- Я заметил любопытную вещь, - говорил тот. - Никто из моих альтер
это не обращает внимания на вкус салата. На вид - пожалуйста, но не на
вкус. Не то чтобы они были от него в восторге, однако он не вызывает у них
отвращения. А есть и такие, что не могут жить без салата. Кстати, о "не
могу жить": как поживает Мэрчисон?
Маннон столь неожиданно перескакивал в разговоре с одной темы на
другую, что Конвею всякий раз казалось, будто он слышит скрежет сцепления.
- Спрошу, если увижу ее, - ответил он осторожно. - Мы с ней просто
хорошие друзья.
- Ха, - хмыкнул Маннон.
Конвей не менее жестоко переключился на иной предмет обсуждения и
пустился рассказывать о своем новом назначении. Маннон был отличным
парнем, но имел гнусное обыкновение изводить человека шуточками и
прозрачными намеками. Как бы то ни было, Конвею удалось до конца обеда не
оказаться на тонком льду.
Расставшись с Манноном, он направился к ближайшему интеркому и
перекинулся по нему несколькими словами с теми врачами, которыми
предстояло заниматься вместо него со стажерами, а потом взглянул на часы.
До старта "Веспасиана" оставалось около часа. Конвей двинулся по коридору,
причем шагая чуть быстрее, чем подобало старшему врачу...
Над дверью было написано: "Рекреационный уровень, классы ДБДГ, ДБЛФ,
ЭЛНТ, ГКНМ и ФГЛИ". Конвей вошел внутрь, сменил халат на плавки и
отправился на поиски Мэрчисон.
Хитроумное освещение и впечатляющие пейзажи создавали на
рекреационном уровне ощущение неохватного простора. Из раздевалки вы
попадали в тропическую бухточку: песчаный пляж, скалы, а в проходе между
ними и до самого горизонта, смутно различимого за легкой дымкой, - голубое
море. Небо было синим и безоблачным - Конвею говорили, что облака
воспроизвести крайне трудно, - а вода отливала бирюзой. Волна за волной
накатывались на пологий берег, песок которого обжигал босые ступни. Лишь
искусственное солнце, с краснотой которого инженеры, по мнению Конвея,
явно переусердствовали, да инопланетная растительность на скалах и вокруг
пляжа разрушали иллюзию возвращения на Землю. Однако в госпитале трудились
и лечились не только земляне, а потому творцы рекреационного уровня
вынуждены были пойти на известные отступления от земной действительности.
Важнее всего было то, что на этом уровне сила тяжести поддерживалась в
пределах половины нормальной. Половина g означала, что те, кто устал,
смогут полнее отдохнуть, а те, кому некуда девать энергию, кисло подумал
Конвей, смогут ее растратить и поднабраться новой. Очередная волна обдала
его брызгами и замочила ноги до колен. Турбуленция в бухте была
естественной, но зависела от размеров, количества и энтузиазма
купальщиков.
На одной из скал располагалась вереница трамплинов, соединенных между
собой пробитыми в камне туннелями. Конвей взобрался на самый высокий,
пятидесятифутовый трамплин, и принялся высматривать с него самку ДБДГ в
белом купальнике.
Мэрчисон не было ни в ресторане на противоположном утесе, ни на
отмели, ни в воде под трамплинами. Пляж во множестве усеивали крупные,
крохотные, кожистые, чешуйчатые, мохнатые и прочие тела, но Конвей сразу
выделял из общей массы землян-ДБДГ, поскольку они, единственные среди
народов Федерации, соблюдали табу на наготу. Так что любое существо в
одежде, вне зависимости от аббревиатуры, принадлежало к числу сородичей
Конвея.
Внезапно он заметил белое пятно, которое окружали два зеленых и одно
желтое. А вот и Мэрчисон! Сориентировавшись, Конвей поспешил вниз.
При его появлении компания вокруг Мэрчисон - двое мониторов и интерн
с восемьдесят седьмого уровня - с видимой неохотой распалась.
- Привет, - поздоровался Конвей, злясь на себя за то, что голос
дрожит, - извините за опоздание.
Мэрчисон взглянула на него, заслонив глаза рукой от солнца.
- Я сама только что пришла, - улыбнулась она. - Ложитесь.
Конвей улегся на песок, оперся на локоть и стал рассматривать
девушку. Физические характеристики, которыми она обладала, регулярное
купание в богатых ультрафиолетом лучах искусственного солнца придали ее
коже бронзовый оттенок, выгодно подчеркивал белый купальник. Дышала она
медленно и глубоко, как тот, кто либо полностью расслабился, либо спит;
грудь ее вздымалась и опадала, и в такт оной двигались мысли Конвея. Он
подумал вдруг, что, будь Мэрчисон телепаткой, она бы не нежилась сейчас на
песочке, а бежала бы с пляжа без оглядки...
- У вас такой вид, - проговорила она, приоткрывая один глаз, - словно
вы вот-вот закричите и начнете колотить себя по мужественной, чисто
