Еще сложнее была следующая стадия, когда он заставил крохотные желудки
расширяться и сжиматься, всасывая и выпуская воду с песком и водорослями.
Это была грубая, очень упрощенная модель. Восемь ртов и восемь
соединяющихся с ними желудков одновременно стали его лучшим достижением, и
он очень боялся, что его модель похожа на пациента так же, как кукла на
живого ребенка. Затем он добавил неторопливые движения тела, которые
наблюдал у менее крупных молодых формаций, оставив при этом центральную
часть неподвижной. Конвей надеялся, что вкупе с сокращениями желудков это
создает впечатление, как от живого организма. Выступивший на лбу пот
застилал ему глаза, но к тому времени это уже не имело значения, так как
создаваемые им детали все равно не были видны. Он начал думать об
определенных частях модели, как о твердых, неподвижных и мертвых. Он
сымитировал распространение этик омертвевших районов, пока вся модель
постепенно не превратилась в твердый безжизненный ком.
После этого он сморгнул пот с ресниц и начал все сначала, и еще раз,
и еще, и тут он обнаружил, что его спутники стоят с ним рядом.
- Они больше на нас не нападают, - тихо сообщил Харрисон, - и, прежде
чем они передумают, я хочу попытаться наладить поврежденную гусеницу. По
крайней мере здесь нет недостатка в инструментах.
- Кроме как ни о чем не думать, чтобы не испортить твою модель, я
могу тебе чем-нибудь помочь? - спросила Мэрчисон.
- Да, пожалуй, - ответил Конвей, не поворачивая головы. - Я собираюсь
снова все повторить в той же последовательности, но на этот раз
остановлюсь, когда достигну положения, которое имеется на сегодняшний
день. Когда я это сделаю, ты будешь думать о наших надрезах, продлевать и
углублять их, а я заткну поврежденные горловые туннели и пробурю
вспомогательные и пищевые шахты. Ты немного отодвинешь отрезанную часть и
сделаешь ее твердой, то есть мертвой, а я в это время попытаюсь передать
мысль, что другая часть шевелится и жива и останется таковой в дальнейшем.
Она очень быстро ухватила идею, но у Конвея не было возможности
узнать, ухватил ли ее, да и мог ли вообще ухватить их пациент.
Позади них Харрисон трудился над поврежденной гусеничной лентой, в то
время как перед ними модель пациента и проводимое хирургическое
вмешательство становилось все более детальным - вплоть до миниатюрных
гофрированных перемычек и того, что случится, если их повредить.
Конвей неожиданно поднялся и стал карабкаться по наклонному полу.
- Извини, - произнес он вслух, - но мне необходимо выйти за пределы
мысленной досягаемости модели и дать мыслям немножко перевести дух.
- Мне тоже! - через несколько минут воскликнула она. - Я к тебе...
Взгляни!
В это время Конвей стоял, уставившись в темный свод каверны и давая
отдых глазам и мозгу. Он быстро посмотрел вниз, подумав сначала, что
инструменты снова атакуют, но увидел лишь Мэрчисон, которая указывала
рукой на их модель - их работающую модель!
Несмотря на то, что модель была вне пределов досягаемости их разума,
она не осела и сохранила все детали. Конвей моментально забыл о физической
и умственной усталости.
- Должно быть, таким способом оно пытается сообщить, что понимает
нас, - возбуждение сказал он. - Но мы должны расширить контакт, больше
рассказать о себе. Иди и прихвати еще несколько инструментов, и сделай
модель этой каверны со всеми ее кабелями, а я отформую в соответствующем
масштабе машину и наши движущиеся фигурки. Модели, конечно, будут очень
грубыми, но начнем с того, что нам необходимо передать всего лишь идею о
том, какие мы маленькие и как уязвимы перед атаками инструментов. Затем мы
отойдем немного в сторону и сформируем действующие модели проходческой
машины, бульдозеров, вертолетов и разведкораблей - все, что есть на
поверхности, но ничего такого большого и сложного вроде "Декарта", по
крайней мере для начала. Нам нужно, чтобы все было предельно просто и
доходчиво.
За очень короткое время площадка вокруг машины была буквально усыпана
моделями. Как только люди заканчивали придавать им должную форму, пациент
брал управление моделями на себя, и все новые и новые инструменты грузно,
но очень осторожно вкатывались в каверну, как бы сгорая от нетерпения,
чтобы из них что-то сделали. Но запотевшие стекла гермошлемов стали почти
непрозрачными, да и воздух был почти на исходе.
Мэрчисон настояла на том, что у нее как раз осталось время для еще
одной модели - большой, на которую уйдет до двадцати инструментов, - как
из-за машины появился Харрисон.
- Я вынужден забраться внутрь, - сообщил он. - В отличие от
некоторых, я тяжко трудился и истратил свой запас воздуха...
- Пни-ка так его за меня. Ты к нему поближе.
- ...но машина будет двигаться в четыре раза медленнее, - продолжал
лейтенант, - а если не будет, то теперь мы сможем позвать на помощь. Я
использовал инструмент и сформовал новую антенну - мне известны точные
размеры, - так что у нас есть даже двусторонняя видеосвязь...
Он резко остановился, уставившись на то, что творила Мэрчисон со
своими инструментами.
- Я в этой команде патолог, - немного сварливо объяснила она, - и это
моя работа рассказать пациенту, а точнее - дать ему почувствовать, как мы
выглядим. Эта модель имеет весьма упрощенные дыхательную и кровеносную
системы, органы пищеварения и речи со всеми, как видите, основными узлами.
Естественно, что, поскольку я знаю о себе немножко больше, чем кто-либо
другой, этот представитель рода человеческого - женщина. И, что не менее
важно, не желая лишний раз сбивать пациента с толку, я не стала ее
одевать.
На ответ у Харрисона не хватило воздуха. Они последовали за
лейтенантом в машину, и, пока Конвей налаживал связь, Мэрчисон
инстинктивно подняла руку, прощаясь с каверной и разбросанными по площадке
моделями из инструментов. Должно быть, она слишком усиленно думала о
прощании, потому что ее последняя модель тоже подняла руку и не опускала
ее до тех пор, пока машина медленно не пересекла границу мысленного
контроля.
Неожиданно ожили все три экрана, и на Конвея в упор уставился Дермод.
На лице командующего отразились озабоченность, облегчение и
воодушевленность - сначала поочередно, а потом все вместе.
- Доктор! Я уже думал, что мы вас потеряли, - сообщил он. - С тех
пор, как вы отключились, прошло уже четыре часа. Но я могу доложить вам о
положительных изменениях. Иссечение продолжается, а все нападения
инструментов прекратились полчаса назад. Из вспомогательных шахт, от
перемычек, из дезактивационных команд - отовсюду сообщают, что проблем с
инструментами у них больше нет. Доктор, эти условия - временные?
Конвей протяжно и громко вздохнул от облегчения. Несмотря на порой
замедленную физическую реакцию, в интеллектуальном отношении их пациент
был очень ярким парнем. Конвей отрицательно покачал головой и сказал:
- С инструментами сложностей больше не будет. Наоборот, они помогут
вам управиться с оборудованием и будут делать все необходимое в
труднодоступных местах разреза, как только мы объясним, что нам нужно. Вы
также можете забыть о необходимости расширять линию иссечения для изоляции
здоровой части тела от больной - наш пациент сохранил достаточную
подвижность, чтобы самостоятельно отползти от ампутированных районов, - а
это значит, что у вас высвободятся дополнительные корабли, иссечение
пойдет быстрее и мы закончим операцию раньше планировавшегося срока.
- Видите ли, сэр, - закончил Конвей, - теперь пациент начнет активно
с нами сотрудничать.
Большая операция была закончена меньше, чем за четыре месяца, и
Конвея отозвали обратно в Госпиталь. Послеоперационное лечение громадного
пациента должно было растянуться на многие годы. Предполагалось, что
параллельно будет осуществляться более близкое знакомство с Драмбо, будут
исследоваться его обитатели и их культура. Перед отлетом, все еще находясь
под впечатлением от количества потерь, Конвей как-то поинтересовался, на
сколько они оправданы. Весьма высокомерный специалист по культурным
контактам попытался как можно проще объяснить ему, что любые различия -
будь то культурные, физиологические или технические - всегда неимоверно
ценны. Обучая местных жителей, они одновременно узнают очень много нового
и от колесников, и от гигантской разумной формации. Не без некоторого
труда Конвей смирился с подобным объяснением. Он также мог смириться с
тем, что его работа на Драмбо в качестве хирурга была завершена. Гораздо
труднее ему было мириться с тем фактом, что у бригады патологов, в
особенности у одного из ее членов, здесь по-прежнему оставалась масса
неоконченных дел.
О'Мара не радовался его мукам открыто, но и сочувствия особого не
выразил.
- Конвей, прекратите ваши молчаливые страдания, - потребовал психолог
по возвращении врача, - и примите очищение, желательно - в негашенной
извести. Но даже если вам не удастся это сделать - работа есть работа. К
нам только что поступил необычный пациент, и вам, возможно, захочется за
ним приглядеть. Я, конечно, слишком обходителен. На сегодня это и так ваш
пациент. Посмотрите.
Позади стола О'Мары ожил большой видеоэкран, и психолог продолжил:
- Это существо было найдено в одном из малоисследованных до сих пор
районов. Оно - жертва аварии, в результате которой его корабль и оно само
были разрезаны пополам. Герметичные переборки закупорили неповрежденную
секцию, а вашему пациенту удалось подтянуть свое тело - или часть тела -
прежде, чем эти переборки закрылись. Это был большой корабль, заполненный
чем-то вроде питательной почвы, а его пилот пока жив - или, правильней
было бы сказать, полужив? Понимаете, дело в том, что мы не знаем, какую
половину мы спасли. Ну, так как?
Конвей уставился на экран, уже прикидывая методы частичной
иммобилизации пациента для обследования и лечения, он думал о том, как
синтезировать эту самую питательную почву, которая сейчас наверняка
высохла досуха, и что надо изучить управление разрушенного корабля, чтобы
составить впечатление об устройстве сенсорного оборудования. Если авария,
повредившая корабль, произошла из-за взрыва энергетической установки, - а
похоже, так оно и есть, - то сохранившаяся часть пациента вполне может
оказаться передней и содержит мозг существа.
Его новый пациент был не совсем похож на змея с Мидгаарда, но почти
не уступал ему по размерам. Существо извивалось и скручивалось в кольца,
заполнив практически всю палубу огромного ангара, который освободили
специально для него.
- Ну, так как? - снова переспросил О'Мара.
Конвей встал со стула. Прежде чем повернуться и выйти, он улыбнулся и
сказал:
- Какой маленький, не правда ли?
Джеймс УАЙТ
ЗВЕЗДНЫЙ ХИРУРГ
1
На самой окраине галактики, где свет редких звездных скоплений едва
различим в кромешной космической тьме, располагался Главный госпиталь
Двенадцатого сектора. На его трехсот восьмидесяти четырех уровнях были в
точности воспроизведены природные условия всех тех планет, что входили в
состав Галактической Федерации. Формы жизни на этих планетах были
чрезвычайно разнообразными: от созданий, дышавших метаном, через тех, кто
дышал кислородом или хлором, и до весьма экзотических существ, которые
получали жизненную энергию за счет поглощения и преобразования жесткого
