на фундаменте, на карте города, восемь школьных и
университетских лет провисевшей у меня над столом, города,
столь желанного, что в глубине души я, казалось, так и не
поверил по-настоящему, будто когда-нибудь увижу его.
Но когда я, наконец, приехал в этот город, вокзал оказался
пустынен, и не было здесь ни вина, ни кофе, ни призраков, ни
луны. Только проезд по темным улицам под звуки фонтанов и
особое, ни с чем не сравнимое эхо травертиновых тротуаров.
Всю первую неделю Блэр помогал мне искать, а затем
обживать квартиру. Она состояла из пяти комнат в старом дворце,
стоящем на правом берегу реки, на расстоянии полета камня от
базилики Санта-Мария ин Трастевере. Комнаты были высоки, сыры и
отдавали дурным восемнадцатым веком. Потолок гостиной покрывали
незатейливые кессоны, на потолках вестибюля уцелели фрагменты
растрескавшейся лепнины, все еще слабо окрашенные в выцветшие
голубые, розовые и золотые тона; каждое утро метла смахивала
новый кусочек локонов какого-нибудь купидона или крошащихся
венков и свитков. В кухне имелась фреска, изображающая борение
Иакова с ангелом, но ее закрывала плита. Два дня мы провели,
выбирая столы и стулья, нагружая ими тележки и лично провожая
последние до нашей убогой улочки, торгуясь перед дюжинами
лавчонок в попытках сбить цену на рулон синевато-серой парчи и
зная наперед, что ее покрывают разнообразные пятна,
размахрившиеся нити и мятые складки; выбирая из множества
бойких имитаций старинных канделябров те, которым удалось с
наибольшим успехом подделаться под чистоту линий и общий аромат
старины.
Триумфом Блэра стало приобретение Оттимы. Неподалеку от
моего дома располагалась угловая trattoria(*1) -- принадлежащее
трем сестрам заведение, в котором можно было, попивая вино,
часами вести досужие разговоры. Некоторое время Блэр
присматривался к сестрам, а затем предложил одной из них,
расторопной, немолодой и смешливой перебраться ко мне в
качестве кухарки -- "на несколько недель". Итальянцы опасаются
связывать себя на долгий срок, так что последняя оговорка и
склонила Оттиму принять предложение. Мы предоставили ей выбрать
по своему усмотрению какого угодно мужчину в помощники для
исполнения тяжелой работы, однако она надулась и заявила, что
отлично справится и с тяжелой работой тоже. Возможно, переезд в
мою квартиру оказался для Оттимы ниспосланным свыше разрешением
каких-то ее личных проблем, ибо она всей душой предалась и
работе, и своим кухонным компаньонам -- немецкой овчарке по
имени Курт и кошке Мессалине. Мы зажили дружной семьей,
отзываясь на оплошности друг друга одним лишь веселым
подмигиваньем.
---------------------------------------------------------------------------
1) небольшой ресторанчик (ит.). Здесь и далее примечания
переводчика.
---------------------------------------------------------------------------
Итак, на другой день после приезда мы отправились к
последнему из диктаторов Рима и увидели мальчишеского облика
старую деву с интересным, болезненным лицом и порывистыми, как
у птицы, движениями, то и дело переходящую от добродушия к
раздражительности и обратно. Было без малого шесть часов, когда
мы вошли в ее гостиную во дворце Барберини, застав там четверку
дам и одного господина, несколько скованно сидящих вокруг стола
и беседующих по-французски. Мадам Агоропулос радостно
вскрикнула, увидев Блэра, рассеянного ученого, к которому она
столь привязалась; на вскрик ее слабым эхом отозвалась мисс
Грие. Тощая миссис Рой застыла в ожидании, когда в разговоре
мелькнут какие-либо сведения о наших родственных связях, после
чего ей можно будет расслабиться и улыбнуться. Испанский посол
и его жена поинтересовались, как это в Америке обходятся без
системы титулов, позволяющей человеку безошибочно распознавать
людей своего круга, а маркиза, слегка вздрогнувшая при
вторжении двух неотесанных молодых краснокожих, принялась
составлять в уме полную ошибок французскую фразу, которая могла
бы извинить ее внезапный уход. На какое-то время разговор стал
беспорядочным и судорожным, не утратив, однако, сухого
очарования, присущего всем разговорам, ведомым на языке, не
являющемся родным ни для кого из собеседников.
Внезапно я осознал, что в комнате царит напряжение. Я
ощутил неявное присутствие интриги, не будучи способным
составить хотя бы отдаленное представление о ее целях. Мисс
Грие притворялась, будто увлечена легкой беседой, оставаясь в
действительности более чем серьезной, а миссис Рой мысленно
делала заметки. Весь эпизод разрешился типично римским, хотя и
не отличающимся чрезмерной усложненностью, образчиком светской
сделки с характерными для таковой последствиями религиозного,
политического и бытового толка. Пользуясь сведениями,
полученными мной много позже, я хочу привлечь ваше внимание к
тому, чего миссис Рой желала добиться от мисс Грие, и что мисс
Грие требовала в обмен на свои услуги.
Глаза у миссис Рой были узкие, а рот такой, словно она сию
минуту отведала хинина; когда она вступала в беседу, длинные
серьги ее принимались с дребезжанием биться о худые ключицы.
Веры она придерживалась католической, а в политических делах
могла дать фору любому клерикалу. Время своего пребывания в
Риме она посвятила решению одной задачи -- привлечь внимание
Папы к нуждам некоторых американских благотворительных
организаций. Злые языки указывали для ее благих трудов
множество различных мотивов, наименее порочащим из которых была
надежда получить титул графини папского доминиона. На самом
деле миссис Рой добивалась аудиенции в Ватикане, надеясь
склонить Его Святейшество, чтобы оно сотворило чудо, а именно,
применив правило, установленное еще апостолом Павлом, даровало
ей развод. Исполнение ее желания, отнюдь не беспрецедентного,
зависело от многих условий. Прежде чем решиться на такой шаг,
Ватикану надлежало с доскональностью выяснить, насколько велико
будет удивление, вызванное им в католических кругах, затем
конфиденциальным образом запросить у американских кардиналов
доклада о характере почтенной матроны, и наконец
проконсультироваться у верующих Рима и Балтиморы, да так, чтобы
те ничего не заметили. Проделав все это, неплохо было бы
оценить степень одобрения или цинического презрения, каковое
подобная мера возбудит в протестантах. Репутацией миссис Рой
обладала безупречной, а право ее на развод не вызывало ни
малейших сомнений (муж был кругом виноват перед нею: он изменял
ей, он изменил ее вере, и наконец он обратился для нее в animae
periculum(*1), то есть попытался втянуть ее в неуместный спор по
поводу разжижения крови Св. Януария), и тем не менее получить
imprimature(*2) со стороны протестантов было необходимо. И чье же
мнение оказалось бы в этом смысле более ценным, чем мнение
суровой правительницы американской колонии в Риме? К мисс Грие
обратились бы, -- и обе женщины знали об этом, --
воспользовавшись каналами чрезвычайно тонкими и
чувствительными, и если бы по этим каналам из дворца Барберини
донеслась хоть одна неуверенная нота, просительница получила бы
традиционный вердикт: "Нецелесообразно", закрывающий вопрос
навсегда.
Миссис Рой, которой предстояло попросить мисс Грие о столь
великом одолжении, желала знать, не существует ли ответной
услуги, которую она была в состоянии оказать.
Такая услуга существовала.
Ни одно произведение искусства, относящееся к какому-либо
из классических периодов, не могло покинуть страну без
обложения колоссальным налогом на экспорт. Спрашивается, каким
же образом вышедшая из-под кисти Мантеньи "Мадонна со Св.
Георгием и Св. Еленой" попала, миновав таможню, в Актовый зал
колледжа Вассар? Последний раз это полотно видели три года
назад в собрании обедневшей княгини Гаэта, там оно, как
утверждалось в ежегодных докладах министра изящных искусств, и
пребывало, хотя поговаривали, будто его уже предлагали музеям
Бруклина, Кливленда и Детройта. Полотно переходило из рук в
руки шесть раз, однако торговцев картинами, ученых мужей и
музейных хранителей больше занимал вопрос, вправду ли левой
ноги Св. Елены коснулась (как утверждает Вазари) кисть Беллини.
В конце концов картину купила жившая в Бостоне сумасшедшая
старуха-вдова в сиреневом парике, завещавшая ее (вместе с тремя
поддельными Боттичелли) этому самому колледжу, с которым вдову,
хотя бы по той причине, что она и писать толком не умела, могло
связывать лишь одно -- место в совете попечителей.
В Риме министр изящных искусств, прослышав о завещании,
впал в отчаяние. Как только новость станет известной, его
положение и репутация пойдут прахом. Никакие титанические
труды, предпринятые им для блага отечества (exempli gratia(*3): он
в течение двадцати лет препятствовал раскопкам в Геркулануме;
он разломал фасады двадцати великолепных соборов эпохи барокко
в надежде найти под ними окно тринадцатого века и так далее, и
тому подобное), ничем ему не помогут, когда в римской прессе
разразится буря. Все верноподданные итальянцы страдают,
наблюдая, как принадлежащие стране художественные сокровища
уплывают в Америку; граждане только и ждут какого-либо
предлога, чтобы разорвать на куски государственного служащего и
тем ублажить свою уязвленную гордость. Американское посольство
уже мучительно искало удовлетворительного со всех точек зрения
выхода из создавшегося положения. Ждать от Вассара, что он
вернет картину или уплатит штраф за контрабандный вывоз ее, не
приходится. Завтра же утром римские газеты начнут расписывать в
редакционных статьях американских варваров, крадущих у Италии
плоть от плоти ее, посыплются имена Катона, Энея, Микеланджело,
Кавура и Святого Франциска. Римский Сенат примется заседать,
обсасывая деликатную ситуацию, разрешение которой Америка
вверила итальянской любезности.
---------------------------------------------------------------------------
1) опасность души (лат.)
2) одобрение (лат.)
3) например (лат.)
---------------------------------------------------------------------------
Надо сказать, что мисс Грие тоже принадлежала к числу
попечителей Вассара. Ей отводилось лестное место в длинных
процессиях, каждый июнь проплывающих среди солнечных часов и
имеющих образовательное значение кустарников. Она готова была
уплатить пеню, но не раньше, чем ей удастся утихомирить отцов
города. Для чего требовалось, чтобы должным образом
проголосовал комитет, которому предстояло заседать как раз в
этот вечер. Комитет состоял из семи членов, поддержкой четверых
она уже заручилась; трое других были клерикалами. Между тем,
чтобы закрыть вопрос и соблюсти при этом интересы княгини
Гаэта, требовалось единогласное решение.
Если бы миссис Рой незамедлительно спустилась и села в
автомобиль, она бы успела доехать до Американского Колледжа на
площади Испании и переговорить с милейшим и всеведущим отцом
О'Лири. Акустика в Церкви просто волшебная! Еще до десяти часов
вечера голоса клерикалов были бы благополучнейшим образом
поданы в пользу примирительного решения. Задача мисс Грие
состояла в том, чтобы, сидя за чайным столом, подробным образом
разъяснить все это миссис Рой и вскользь намекнуть на
неупоминаемое всуе деяние, которое она, мисс Грие, способна
совершить в благодарность за такую услугу. Выполнение задачи
осложняла необходимость иметь твердую уверенностью, что ни
