- Я не могу по три раза на дню звонить в издательство, - отрезала
Гронская. - Полагаю, что все от меня зависящее я сделала и моя совесть
чиста.
- Извини, - буркнул Широков и стал раскладывать листки по стопочкам.
- Ну, что я могу поделать, если они привыкли мариновать сборники
стихов по семь лет? - спросила Гронская. - Это просто такая привычка. Ты
знаешь что-нибудь сильнее привычки?
- Да, ничего ты не могла поделать. Хорошо хоть так получилось. Всего
четыре года...
- Да, чуть больше четырех лет, друг мой Пятый.
Валька навострил уши. Да, точно, Пятый.
А Гронская взяла одну из готовых стопочек и прочитала наугад из
середины:
- ...не мог спасти ты от купцов, фанатиков и подлецов, как не была во
все века защитой голая рука, спасеньем не был лист бумаги...
И Валька понял, что первые слова она прочитала по листку, но дальше -
наизусть.
Губы Широкова зашевелились - он сперва продолжил эти стихи про себя,
а потом заговорил вслух:
- ...ну, а потом свалить уродства на тех, кто не терпел холопства,
так просто было. Русь - сильна. Протянет без стихов она, поскольку гимнов
хватит всем. Кремлевских горец Мандельштама ссылает в лагерь насовсем,
чтоб злой поэт стал глух и нем...
- Вот за эти стихи его и вызывали, - заметила Гронская.
- А теперь такие штуки публикует каждый уважающий себя журнал, если
не хочет растерять читателей.
- Мода... - проворчала скульпторша. - И скоро кончится. Когда запас
покойников иссякнет. Не веришь - спроси у Карлсона.
- Все не так и все не вовремя, - подвел итог Широков. - Ну, будем
считать это последней корректурой, и завтра же я отдам ее Верочке, а она
отвезет в издательство.
- Сам не можешь?
- Пусть лучше Верочка. Она другого мнения обо всем этом деле.
- По мне, главное, чтобы обложку не попортили, - сказала Гронская. -
Я ведь узкий специалист.
Широков стал укладывать листки в кейс. Гронская подошла к Вальке.
- Странно, но у него действительно есть фантазия, по работам я бы
этого не сказала...
Она схватила карандаш, одной точной линией наметила более изящный
вариант, задумалась и... стала рисовать. Валька вытянул шею, чтобы
наблюдать. Он ждал от такого мастера, как Гронская, гениальных прозрений,
но ей сходу далась только первая, основополагающая линия, дальше она уже
просто мучала рисунок.
- Поеду, - объявил Широков. - Карлсон до зоосада подбросит.
- Опять твой заяц? - фыркнула скульпторша. - Тот, который дорогу
перебежал? Все-таки?..
- Все-таки... - глядя в пол, подтвердил Широков. - Ведь мог же в
тайге у кого-то жить ручной заяц? Ну, подобрали в лесу сироту, выкормили,
стал домашний. Я про такие случаи в газетах читал. А?
- В газетах начала девятнадцатого века? - осведомилась Гронская. - И
с чего ты решил, что там была именно тайга? И как ты себе представляешь
живого зайца на сцене? Он же скачет! И вообще животное на сцене
непредсказуемо.
- Заяц нужен, - решительно сказал Широков. - Про зайца я точно помню.
Ну, побежал... Спасибо за вкусный кофе.
- Позвони завтра и все расскажи, - потеплевшим ради прощания голосом
напомнила Гронская.
- Само собой. Всего хорошего... Валентин.
Но Валька видел, что Широков не забыл его имя и насилу вспомнил. Это
было, как будто Широков что-то сказал ему без слов. А что - не понять.
Гронская, стоя у окна и опираясь на круглый одноногий столик,
следила, как Широков заворачивал за угол Карлсонова дома. Потом она
решительно направилась к этажерке. Вытащив штук шесть альбомов, она
уселась с ними в продавленное кресло и, не обращая больше внимания на
Вальку, стала в них копаться.
Он понуро собрал с пола работы.
"Странно, но у него действительно есть фантазия". Вот и все
комплименты. Похоже, курсы накрылись. Претензии предъявлять не к кому. Ну,
заинтересовалась. Ну, разочаровалась. Кто виноват, кроме неудачника? В
талант которого верит только родная жена, да и то больше по привычке?..
Работы в сумку он все же сложил аккуратно. И побрел в кухню-прихожую
натягивать куртку.
- Стой! Ты куда? - окликнула Гронская. - За дверью висит черный
халат, надевай и становись к корыту. Будешь глину месить. Посмотри, какая
прелесть!
Заяц в импортном фотоальбоме только что не дышал.
- Вы будете его лепить? - догадался Валька.
- Вместе за вечер успеем. Потом я облеплю бумагой, глину выскребу и
получится заяц из папье-маше. Слышал про такую технику? Обклеим мехом и
подбросим Широкову! Представляешь, приходит Широков домой из своего
учреждения, а у него на кровати спит заяц! А шкурку Карлсон из деревни
привезет. Он теперь только и знает, что по деревням шастать. Банщик! Заяц
будет - во!
Видимо, представив себе ошалевшего Широкова, Гронская неожиданно и
громко расхохоталась.
И Валька понял, что раздражало его все это время. Гронская была или
ворчливо серьезна и высокомерна, или вот так хохотала, но ни разу не
улыбнулась, как будто вообще в жизни не улыбалась.
Над зайцем трудилась в основном Гронская.
Когда дошло до выклеивания готового зайца клочками бумаги, она
доверила всю возню с клеем Вальке. Правда, велись и разговоры о
творчестве. Но вот уже четвертая неделя пошла, а долгожданного звонка
Микитину со словами: "Послушай, я тут талантливого парня откопала..." все
еще не было. И вообще Валька разочаровался в богеме.
Он представлял себе мастерскую художника чем-то вроде клуба, куда
вламываются полупьяные буйные друзья поспорить о прекрасных истинах,
приводят с собой красивых женщин, матерят халтуру и пьют вина с
изумительными названиями. Валька мечтал приобщиться к этой братии.
Но к Изабо никто не приводил ослепительных красавиц, не приносил
французских вин, а курил только Карлсон, и то не трубку, а всякую дрянь.
Мало экзотики было и в традиционной яичнице, которую ему с бурчанием
жарила скульпторша, торопясь вернуться к своей зеленой девице.
Девица совершенно не менялась, хотя, когда бы Валька ни приехал в
мастерскую, Изабо в тех же жутких штанах и в той же старой майке стояла у
постамента. Как-то Валька, пока на зайце просыхал очередной слой
папье-маше, помогал ей отпиливать кусок деревянного каркаса, который она
высвободила из-под слоя пластилина.
Как правило, Изабо не обращала на Вальку особого внимания, полностью
углубившись в работу. Время от времени она бормотала: "Враки, враки..." и
принималась опять что-то переделывать. Впрочем, эскизы обнаженной девушки
с подоконника исчезли.
Дома же началась воркотня. Домашние, зная кроткий Валькин нрав, не
сомневались, что и этого за глаза хватит. Насчет дизайнерских курсов они
не возражали - если есть возможность получить образование, то почему бы и
нет? То, что курсы платные, как бы гарантировало надежность знаний. Тесть
намекнул, что способен оплатить учебу. Но понять, что подготовка к
экзаменам требует времени и сил, - это для тестя, тещи и Татьяны было уже
сложновато. Они искренне считали, что конфетных коробок с антресолей за
глаза хватит для любых курсов.
Когда Валька в третий раз провел полсубботы в мастерской, ему нудно
перечислили, что он за это время мог и должен был сделать по хозяйству. Он
же только и принес в дом, что самодельные глиняные свистульки для дочки,
да и те без глазури, потому что у скульптора-монументалиста глазури в
мастерской не бывает. Муфельная печка вот досталась Изабо от кого-то в
наследство - и на том спасибо.
Валька покорился бы семье, как покорялся всегда. Но он попал в сферу
притяжения мастерской, как, наверно, много лет назад попал Широков, как
попал недавно, начав строить дом, Карлсон. Был и момент, когда он осознал
это.
Изабо рассказала Вальке, что в мастерскую от автобусной остановки
ведет и короткая дорога, мимо крошечного озерца. Валька впервые шел этой
дорогой - через насыпь с рельсами, через пустырь, через лесок. Он вышел к
озерцу, и тут с ним сделалось что-то этакое - он узнал эти места. Когда-то
он уже бежал здесь вдоль берега, мимо причала со старыми лодками, вдоль
камышовых джунглей, откуда чинно выплыли селезень и уточка, и он
останавливался, чтобы проводить их взглядом. На нем была синяя рубашка с
короткими рукавами - которой, впрочем, у него никогда не было. И он весь
был переполнен любовью, что-то такое ему наобещали судьба и ждущая за
поворотом женщина, что он сорвался с места и опять помчался размашистым
вольным бегом...
Наваждение оставило Вальку только в мастерской, где Изабо первые
долгом дала ему разгон за безделье. Но тут он не вовремя поглядел на белый
столик.
Все это было как-то между собой связано - женщина и столик с его
рисунка, лодки у причала, песня, Торкватовы октавы, Валька только не мог
понять, почему вся мистика закрутилась именно вокруг него. А тут еще и
странные внимательные взгляды, которые он иногда ловил, отрываясь от кома
мокрой глины. Изабо смотрела на него... но и только. Прочее поведение
скульпторши было безукоризненно.
За это время один раз приезжал Широков, погулял с Изабо полчаса
вокруг карлсоновского особняка и уехал, а она вернулась сердитая и до
вечера была в дурном настроении. Что-то у них там не ладилось.
В четвертую субботу Валька уж хотел напомнить про курсы. Но начались
события, которые выбили у него этот робкий вопрос из головы.
Изабо встретила Вальку, стоя за плитой. В кастрюле шкворчало что-то
аппетитное.
- Сегодня Широков приедет, - сказала она. - Привезет торт и прочтет
первые эпизоды своей пьесы. Так что приятно проведем вечер.
Валька хотел было сказать, что вечером, кровь из носу, должен быть
дома, но вдруг решил остаться, а придумать вразумительное вранье ему было
несложно - не впервые.
Изабо попросила принести со двора зеленеющих веточек для вазы. Валька
обрадовался и выскочил из мастерской. Он знал, где на солнечной стороне
уже раскрылись почки.
Когда он наломал приличный букет, из-за поворота навстречу ему вышла
девушка. Она прямо на ходу разбиралась с плейером и шла наугад. Одета она
была в брюки и короткую курточку. Длинные волосы, стянутые на макушке в
пышный хвост, то и дело вылетали из-за плеча.
Тут на своей крыше появился Карлсон и тоже увидел девушку. Но и
Вальку он тоже увидел. Карлсон скроил Вальке страшную рожу и махнул рукой
в сторону, что, видимо, означало - сгинь! Но клоунские штучки Карлсона
Вальке приелись. Он отломил последнюю ветку и вышел девушке навстречу.
Все произошло очень быстро. Девушка подняла глаза на Вальку, сделала
несколько шагов к нему, и последний шаг был уже падением. И она даже не
упала, а просто легла клубочком к Валькиным ногам.
Карлсон, как обезьяна, слетел с крыши и оказался возле Вальки как раз
вовремя, чтобы помочь ему поднять девушку. Вдвоем они быстро донесли ее до
дверей мастерской.
Изабо выскочила на порог.
- Опять! - воскликнула она. - А ну, пустите...
Она подхватила девушку на руки и внесла ее в мастерскую, а дверь
перед носом у Вальки и Карлсона захлопнулась.
- Ничего себе! Вот зверюга! - восхищенно шепнул Карлсон Вальке. - Вот
это баба! Кр-р-рутая баба! Ну, пошли ко мне, что ли? Она и без нас
приведет девочку в чувство.
- Может, "скорую" вызвать? - спросил Валька.
- У Верочки бывают обмороки, и Изабо уже научилась с ними бороться.
- Но она здорово перепугалась.
- Она очень любит Верочку.
Тут Валька, которого Карлсон незаметно увлекал к своему дому, встал
как вкопанный. Длинные пушистые волосы, которые только что разметались по
