проковырять дыру в проволочном заборе и топать к порогу через грядки, чем
огибать угол и входить в дом приличным образом.
Валька вошел через калитку, миновал заросли сирени и постучал в
дверь. Гронская громко пригласила вовнутрь.
Он вошел.
Из крошечной кухни-прихожей мастерская была видна вся целиком, потому
что дверь между ними отсутствовала.
Гронская приветливо смотрела на Вальку из-за постамента, над которым
лежала в воздухе женская зеленая фигура около метра длиной. Ее, как тот
ихтиологический гибрид, поддерживали штыри, только не сбоку, а снизу.
Валька повесил куртку на вешалку, приткнул к стене сумку и вошел.
Гронская вышла из-за фигуры поздороваться. На ней были майка и
тренировочные штаны - все облегающее. А тут еще Валька углядел в углу
гипсовую обнаженную даму, всей статью сильно похожую на Гронскую, и ему
стало неловко.
Гронская приказала Вальке быть как дома и ушла на кухню варить кофе.
Он и стал слоняться по мастерской.
Эта комната была больше, чем вся Валькина жилплощадь с ванной и
туалетом вместе. Вдоль одной стены тянулись пятиэтажные нары из таких
здоровенных досок, что хоть гостей спать укладывай - предварительно
поснимав бронзовых болванчиков, гипсовые рожи, кривые кувшины и прочие,
очевидно, еще студенческие грехи хозяйки. Напротив стояла этажерка с такой
импортной искусствоведческой литературой, что теще и не снилась.
Над этажеркой висело маленькое пыльное распятие из блекло-желтого
пластилина.
Крест за фигуркой Спасителя едва угадывался. Собственно, крест
образовали канонически расположенное тельце и распростертые руки...
впрочем, руками они могли показаться лишь издали. Это были два
пригвожденных к кресту крыла.
Было в этой фигурке что-то такое пронзительное, такое отчаянное, что
Вальке стало стыдно разглядывать ее с любопытством, пусть даже и с
творческим любопытством.
Увидев на широком подоконнике наброски, Валька ухватился за них,
стараясь не возвращаться взглядом к распятию.
Это была обнаженная лежащая девушка. На чуть намеченном лице
выделялись разве что очки, да еще толстая коса лежала на груди. Эту
девушку и лепила Гронская, видимо, пользуясь эскизами, когда натурщица
отсутствовала. Только у зеленой пластилиновой фигуры короткие волосы
торчали дикими клочьями, да и лицо тоже было диковатое...
- Садитесь, - сурово сказала Гронская. - Сейчас попьем кофе. Да не
хватайтесь вы за сумку!
Валька, подавшийся было к прихожей, окаменел.
- Совсем не обязательно обливать ваши работы кофеем и мазать их
яблочным повидлом, - пытаясь смягчить оклик, объяснила Гронская. - Начнем
с моих многочисленных вопросов... Во-первых... вам с сахаром?
- Да, - ответил Валька. Гронская, сунув руку за ситцевую занавеску,
вытянула круглый белый одноногий столик.
- Там у меня лежбище, - объяснила она. - Когда ночью не спится,
устраиваю себе банкеты.
Нисколько не смущаясь, Гронская собрала со столика грязную посуду, в
том числе и коньячную бутылку, и унесла на кухню.
Валька с интересом посмотрел на этот столик. Где-то что-то похожее он
недавно видел, с такими же маленькими нелепыми лапками, отходящими от
основной ноги...
Гронская принесла с кухни две огромные глиняные кружки с горячим
кофе, хлеб, банку с повидлом и здоровенный, на вид очень старый охотничий
нож.
- Люблю старое оружие, - ответила она, не дожидаясь Валькиного
вопроса. - Ну, поехали. Сколько вам лет?
- Двадцать пять.
- Намазать повидлом?
- Пожалуйста...
- Давно рисуете?
- Со школы.
- Лепить не пробовали?
- Как-то не получалось.
- Зря вы так нарядились.
Валька, и без того ошалевший от стремительного допроса, вовсе онемел.
Татьяна же нарочно выдала лучший свитер!
- А то бы я прямо сейчас вручила вам корыто с глиной и посмотрела бы,
на что вы способны.
Она так это сказала, будто принесенные работы не заслуживали ее
высочайшего внимания. Хотя - вдруг их Вальке кто-то поправлял и вылизывал?
- А нет у вас старого халата? - вдруг, обидевшись, потребовал Валька.
- Или рубашки?
- Точно! Халат я вам дам. А корыто одна вытащить не смогу, - без
всякого удивления ответила Гронская.
- Тяжелое?
- Тяжелое - ерунда. Оно так стоит, что не подступишься. Если Пятый
что-то сдуру засунет - краном не вытащишь.
Валька чуть не спросил - что еще за Пятый? Но слишком странно
прозвучало слово - он мог и ослышаться.
- Вытащим, - пообещал он.
- Да вы допейте сперва кофе, - удержала его за столиком скульпторша.
- Булку ешьте. Совсем забыла - у меня еще халва осталась. Вы любите халву?
Странным было, во-первых, то, что при таких словах все женщины
гостеприимно улыбаются, Гронская же и не пыталась; во-вторых, она вдруг
засуетилась; в-третьих, эта суета совпала с неожиданным Валькиным
ощущением - будто за ними исподтишка наблюдают.
Отродясь он не чувствовал затылком чужого взгляда. Но тут сразу
понял, что надо обернуться.
По ту сторону окна облокотился о подоконник человек.
Он был фантастически круглолицый, только платочка недоставало, чтобы
вообразить его улыбчивой деревенской бабулей у окошечка. Да еще стоял не с
той стороны...
Гронская махнула ему рукой, чтобы заходил. Она сидела лицом к окну и
наверняка видела, как подкрался этот человек. Но махнула лишь тогда, когда
и Валька его заметил.
Пришелец, сняв куртку, вошел в мастерскую, и Валька увидел, что он не
просто плотный, а даже толстый, хотя совсем не старый. Снял он и шапку.
Оказалось, что его круглая голова подстрижена смешным ежиком, еще более
почему-то забавным оттого, что пришелец начинал лысеть.
Небольшие темные глаза под красивыми соболиными бровями смотрели
вполне простодушно.
- Знакомься, Широков, - сказала скульпторша. - Вот, новое дарование я
откопала. Зовут - Валентин. Двадцать пять лет. Будет поступать к Микитину
на дизайнерские курсы.
Именно такие слова нафантазировал Валька. Реплика была - в самый раз
для знакомства, каждое слово - правда, и про курсы тоже, Валька понимал
это. И все же Гронская сейчас лгала - голос был лживый...
- Анатолий, - сказал Широков и протянул руку.
- Кофе будешь? - спросила Гронская.
- Буду. Ты еще для Карлсона чашку поставь, он как раз с крыши
слезает.
- Нашел себе трактир... - пробурчала Гронская. - Ладно, я ему яичницу
пожарю и пусть уматывает, а ты спустись с Валентином в погреб и вытащи
корыто с глиной. Сам его туда затолкал - сам и извлекай!
Широков повел Вальку в погреб.
Он действительно так лихо задвинул корыто за ящики и бочки, что в
одиночку можно было только вцепиться в край и тянуть до грыжи. Но Широков
легко и даже изящно сдвинул пирамиду тяжелых ящиков, а вся польза от
Вальки была в том, что он придержал дверь, пока Широков тащил корыто по
лестнице. В мастерскую они внесли его вдвоем.
Там Гронская ставила на столик сковородку с яичницей, а коренастый
мужичок с крыши вытирал свежевымытые руки.
- Карлсон, - невозмутимо представился мужичок. - Поскольку живу на
крыше.
- Очень приятно, - ответил, покосившись на Гронскую, Валька. -
Валентин.
- Рад встрече с молодым дарованием! - пижонисто заявил мужичок. - Ибо
уважаю талант в любых его проявлениях. И всякий раз, как сталкиваюсь,
чрезвычайно радуюсь. А на днях я и в себе обнаружил зерно таланта. И
сейчас бережно его пестую.
- Ты его поливай, - посоветовал Широков.
- Ешь скорее, - мрачно приказала Гронская. - Остынет, сам фырчать
будешь.
- Для того, чтобы грамотно построить баню, талант тоже необходим, и
даже в большей мере, чем для иных, бесполезных жанров искусства, - садясь
за стол и не отводя взгляда от Вальки, продолжал ехидный мужичок. Нож и
вилку он нашарил не сразу. - Ибо о таланте можно спорить хоть сто лет и
все равно не прийти к единому мнению, а если баня построена бездарно, это
видно сразу и на деле.
- Мы познакомились в той кафешке, куда моих бронзовых крокодилов
повесили, - объяснила Гронская. - Сейчас поедим, и Валентин покажет свои
работы. Хочешь посмотреть?
- Я как-нибудь в другой раз, - сказал мужичок, наконец-то взявшись за
яичницу и споро ее уминая. - Меня баня призывает. Я еще на крыше с
полчасика поживу, потом баней займусь, потом за трубами ехать надо. Если
есть желающие попасть в зоосад - подавайте заявки, охотно подкину.
Говорят, туда экзотических зайцев привезли.
Он одним движением вытер сразу всю тарелку корочкой и отправил эту
корочку в рот.
- Спасибо, все было безумно вкусно. Расплачусь натурой. Спинку в бане
потру!
Улыбнувшись Гронской, скорчив рожу Широкову и еще раз быстро взглянув
на Вальку, мужичок раскланялся и вышел.
Валька видел в окно, как этот ладный мужичок непонятного возраста, в
ловко сидящей спецовке, протопал к дыре через грядки и вышел на дорогу.
Обернувшись же, он заметил, что Гронская и Широков как-то странно
переглянулись.
- Доставайте работы, - видно, решившись вытерпеть это тяжкое
испытание, приказала Гронская. - Пятый, тащи на кухню посуду. Потом
помоем.
- Изабо! Изабо! - раздалось за окном. Гронская повернулась.
Мужичок стоял посреди дороги. Гронская сделала два шага к окну, он
увидел ее, притопнул, раскинул руки и заплясал цыганочку, колотя каблуками
в утоптанную землю. Блеснув диковинным вывертом, он замер, чинно
раскланялся и исчез, как привидение.
- Ему о душе подумать пора, - сказала Гронская, - а он рожи корчит.
- Это он так к тебе сватается, - прокомментировал Широков.
Гронская покосилась на Вальку. Ему стало неловко. И именно от
неловкости он задал совершенно ненужный вопрос.
- Как это он вас назвал?..
- Изабо, - ответила Гронская. - Меня все друзья так зовут. И этот вот
тоже...
- Имя какое странное... Откуда такое взялось? - спросил Валька,
которому пришло на ум, что это была бы неплохая собачья кличка.
- Старофранцузское имя. Из средневековой литературы, - объяснил
Широков со вздохом. - Ну, так где же ваши работы?
Валька неторопливо раскидал листы по полу, сам отошел в сторонку и
сделал вид, будто его все это не касается. Он заранее решил быть в такой
момент исключительно сдержанным и независимым.
Это были портреты, гипсы, несколько давних натюрмортов и две
последние работы, с той женщиной.
Именно их и поднял Широков. Посмотрел на женщину, потом покосился на
Вальку и вернул листы на пол.
- По цвету я не специалист, - проворчала Гронская, прицельным
взглядом оценив все сразу, - а что касается вот этого - враки, враки и еще
раз враки!
Она потыкала пальцем в рисунки. Валька сник.
- Да сойдет для дизайнерских курсов! - вступился добродушный Широков,
и это было самое обидное.
- Он с такой подготовкой и до творческого задания не дойдет. Знаешь,
как там Микитин мудрит?
Гронская взяла с подоконника чистый лист и карандаш.
- Вот, рисую букву "бе" - "береза". В три приема преврати букву в
дерево. Важны именно промежуточные стадии. И нарисуй свои инициалы так,
чтобы через них выразить себя. Свой характер. Понял? Действуй.
Валька взял из ее руки карандаш, а сама она села с Широковым за
неубранный стол, отодвинув кружки. Широков достал из кейса папку с
бумажками и стал их показывать Гронской, а она молча кивала.
- А если бы ты позвонила главному в декабре, - вдруг сказал он,
подняв за угол одну бумажку, - всей этой мерзости бы не случилось.
