было?
- Иди к черту, - беспокойно ответил Широков, глянув на Изабо.
- Оставь его в покое, не было у него ни хрена, - зло сказала Изабо. -
Он у нас был литератор правильный. Чужую нетленку он несомненно уважал,
перепечатки Бродского дома держал, рукописи Чесса по ночам осваивал и фигу
в кармане исправно казал. А своего чего натворить - и Боже упаси. А я была
скульптором правильным. Все в соответствии с постановлениями! Я была
скульптором без пола, возраста и национальной принадлежности, потому что и
с полом-то хлопот не оберешься, а национальная принадлежность и вовсе
чревата! И то - вечно цеплялись к моей обнаженной натуре, как будто у этих
сволочей в штанах что-то другое запрятано... А что? Пару лет назад для
меня имело смысл повеситься. Сегодня бы вся Европа причитала - довели ее
гады бюрократы! Хм...
Изабо задумалась.
- Послушай, Карлсон, а ведь ты меня на умную мысль навел, - заявила
она. - Поеду завтра к нотариусу. Добра-то у меня много накопилось, а
помирать все равно придется, и оставить некому. Валентин! Хочешь быть
наследником?
Валька уставился на нее диким взглядом.
- Широкову не предлагаю - ему материальные блага не впрок. Остается
еще Карлсон. Это - кандидатура! Это мужчина правильный и практический.
Откроет в мастерской филиал бани. Знакомым поэтам будет по блату веревки
мылить. Чтоб сами, не дожидаясь приглашения...
Тут настала такая пауза, что Вальке стало страшно. Изабо и Карлсон
глядели друг на друга нехорошим взглядом. Широков подвинулся вперед, чтобы
в случае чего встать между ними.
- Да, я мужчина практический, а что? Вот такое я дерьмо! - хлопнув в
ладоши и разведя руками, воскликнул Карлсон. - Как в хозяйстве прореха -
слезай, Карлсон, с крыши! Как машина на полдня нужна - Карлсон! Как
трудоустроить бездельника - Карлсон! Да если подвести баланс - я за жизнь,
может, столько добра сделал, сколько ни одному гению не снилось! А в баню
ко мне сами придете, потому что гениям тоже нужно мыться. И спасибо
скажете. Так что надоест дурью маяться - пожалуйте в баньку!
Он повернулся и быстро вышел. Изабо же села за разоренный стол.
- Все не так, - глядя в чашку, проворчала она. - Враки, враки... Все
почему-то не так. Вот ты, Пятый - я тебя обложу последними словами и
мусорник на голову надену, а ты через неделю придешь читать мне финал
пьесы как ни в чем не бывало. Знаешь что? Не приходи больше. Я это
серьезно говорю.
- Совсем не приходить? - растерянный Широков улыбнулся, всем своим
видом показывая, что готов поддержать даже такую нелепую шутку.
- Совсем. Я устала от тебя и от твоей пьесы.
Широков пожал плечами, молча собрался и вышел. Изабо посмотрела на
Вальку.
- Меня дома ждут, - сказал он.
- Всего доброго, - ответила она.
Он сунул в сумку папку с пьесой, накинул куртку и вопросительно
посмотрел на Изабо. Она сделала странный жест - мол, ничего, не сердись,
когда-нибудь это пройдет... а пока иди, иди...
- До свидания.
Валька вышел. Широков уходил к автобусной остановке необычно быстрым
шагом. Карлсон прислонился к столбу своего будущего забора и курил. Увидев
Вальку, он усмехнулся и пошел с ним рядом.
- Так и знал, что вас тоже выгонит. Эк ее разобрало из-за этого
торсика... как будто с ним вся жизнь окончилась. И чего этих гениев вечно
заносит?
И тут Валька понял - чего заносит.
Карлсон еще бормотал что-то о сумасшедших женщинах, Валька еще шел с
ним рядом по инерции, но в голове у него уже делалось что-то не то. Он
вспомнил свой бег по берегу игрушечного озерца, размашистый бег
влюбленного мальчишки, которому померещилась там, за поворотом, надежда.
Хотя он знал, что никогда и ни за кем по тому берегу не гонялся...
Валька встал, как вкопанный, резко развернулся и что есть духу
понесся обратно - к Изабо.
Тот, кто носился по берегу милого озерца и дал сегодня сдачи
Карлсону, летел на выручку к своей женщине. Ей было скверно. Она привыкла
быть сильной и сейчас устыдилась своей слабости. Она привыкла быть богатой
и щедрой - и столкнулась с той единственной нищетой, которая для художника
хуже всякой кары. Она раздала все, что имела, больше раздавать ей было
нечего.
И она должна была узнать, что есть на свете человек, не обманувшийся
ее приказом выйти вон.
Этот спавший и проснувшийся человек пролетел сквозь дыру в
проволочном заборе, над грядками, и припал к окну. Изабо сидела за столом,
пряча лицо в ладони. Потом встала. Глаза были злые. Она разорвала в мелкие
клочки бумажную салфетку со стола. Грохнула чашку. Но этого ей было мало.
Схватив с нар шамотовую фигуру, Изабо подняла ее над головой и что
есть силы грохнула об пол. Двадцать кило осколков разлетелись по комнате,
а она уставилась на другие полки, высматривая жертву.
Валька ахнул - ноги сами спружинились, оттолкнулись, рука подсобила,
и он вскочил в открытое окно.
- Не смей! - крикнул он, бросаясь между скульпторшей и нарами.
Она увидела его лицо и окаменела.
Валька обхватил ее руками, прижал, сам прижался, и они стояли так
несколько секунд - пока она не шевельнулась и он не понял, что опасность
миновала. Тогда Валька ослабил хватку ровно настолько, чтобы она могла
убрать свой горячий висок от его виска и поглядеть ему в глаза.
- А если бы они горели? - тихо спросила Изабо, и рот ее оскалился,
глаза сузились. - А из огня бы выхватил? Голыми руками? А?
- Да, - сказал Валька. - Ты же знаешь, что да...
Тогда Изабо взяла его пыльными руками за щеки, как бы собираясь
поцеловать. Но не поцеловала, да это им и не нужно было. Достаточно было
взгляда, сковавшего их намертво.
- Ты - мой тайный знак судьбы, - прошептала она. - Знал бы ты, как я
ждала этого знака!.. Ну что же, от судьбы не уйдешь... я и не собираюсь...
Ну что же... значит, пора устраивать похороны.
- Какие еще похороны? - не своим, усталым, хрипловатым голосом
спросил Валька. - Что ты опять придумала?
- Мои, - весело отвечала Изабо. - Когда у человека кончается одна
жизнь и начинается другая, в промежутке его нужно похоронить. А то другая
жизнь не начнется! Пошли за лопатой!
Тот, кто владел сейчас Валькой, понял, в чем дело. И потому Валька
пошел вслед за Изабо во двор, достал из сарая старую лопату, наметил
прямоугольник дерна возле указанной ею сосны и принялся копать. Она же
побежала в мастерскую и вернулась, таща в объятиях еще одну шамотную
фигуру, кило на сорок.
- Там, под потолком, бронзовый пацан, который голый. Тащи сюда, -
приказала Изабо, забирая лопату и с силой вгоняя ее в сухую землю.
Валька принес пацана.
- Теперь - голову, - велела она. - Такую, на длинной шее, слева
стоит. Как есть покойница! Надо же, именно сегодня прозрела - от
покойников полки ломятся, а я терплю! Ну, валяй!
Валька приволок и голову. Изабо споро вкапывалась в плотную землю.
Она молча отдала ему лопату и побежала в мастерскую.
Пока Валька углублял яму, она принесла целый таз всякий мелочи и
вывернула его на жухлую траву.
- И проститься-то не с кем. Ну, давай уложим их, царствие им
небесное. Вот какая я тогда была, - объяснила она, показывая на гипсовую
абстрактную загогулину. - Разбить я бы никогда не собралась, а похоронить
- самое то! Я же их не уничтожаю, куда мне уничтожить, я же их просто
хороню. Вот увидишь - придут просить что-нибудь для официальной выставки
Союза скульпторов - думаешь, я откажу? Как бы не так... Позлюсь, позлюсь,
возьму лопату и пойду откапывать.
- Не пойдешь, - спокойно сказал Валька. - Теперь уже не пойдешь.
- Действуй, - помолчав, ответила Изабо, повернулась и пошла в дом.
Валька задумался, глядя на "покойников".
Одно то, что он столько раз побывал в мастерской, а никогда не
испытал желания разглядеть эти штуки повнимательнее, уже о чем-то
говорило... приговорило... приговор?
Поймав себя на том, что и логика у него стала какая-то не своя,
Валька взрыхлил землю в яме. Уложил туда крупные работы, между ними
приспособив мелкие. Закопал. Чуток утрамбовал. Прикрыл дерном. Образовался
невысокий холмик.
Валька сел с ним рядом прямо на землю и затосковал. Что-то он пытался
найти внутри себя, не находил, и мучало это его так, что слов бы не
нашлось высказать, как. В таком сумбуре его и обнаружил бесшумно
подошедший Карлсон.
- Докуксилась! - кивнув на холмик, сказал он.
Валька промолчал.
- Это, друг пернатый, называется кризис, - объяснил Карлсон. - У
художников бывают кризисы, это нормальное явление. Уничтожение уродцев -
это для них акт самоочищения. Уничтожат - и вздохнут свободно.
Убедительность умных слов не убеждала.
- Опять же переломный возраст, - принялся рассуждать Карлсон. - Все
ей дано, мастерство - в руках, а внутренней потребности в работе кот
наплакал. Вот и начинается поиск свежатинки, которая дали бы импульс. Но
то, что срабатывало в двадцать лет, в сорок и более - выстрел в молоко.
Например, смена любовника.
Валька покосился на Карлсона - при чем тут любовник? Намек, что ли?
Так идиотский намек...
Карлсон, уже не особо заботясь, слушают его или не слушают, поворчал
малость, обзывая Изабо вздорной бабой. Валька что-то буркнул в ответ. И
беседа иссякла.
Помолчав, Карлсон с интересом посмотрел на окно мастерской.
- Интересно, что она там делает? - спросил он самого себя, подошел к
окну и заглянул.
- Пусто! - доложил он Вальке.
Валька вскочил, побежал к дому, и в мастерскую они с Карлсоном вошли
одновременно.
- Как же это она ухитрилась? - удивлялся Карлсон. - Я тебе точно
говорю, эта баба по своей сути - вождь краснокожих! Наверно, к озеру
увеялась. Ничего, ей сейчас полезно прогуляться. Может, дурь из нее
ветерком повыдует...
Он подошел к нарам.
- Просторно!.. Но раз столько дребедени похоронила, могла бы и еще
одну штуковину в ту же яму определить. - Он ткнул пальцем в крылатого
Спасителя. - Послушай, а что, если - того? А? А она подумает, что сама
выбросила.
Валька молча глядел на распятие.
Он обнаружил на пыльном пластилине трещины.
Спаситель приподнял голову, прогнулся, напрягся, вздохнул. Это были
всего лишь два движения пальца Изабо - отделить поясницу от креста, чуть
поднять подбородок. Что-то заставило ее подойти, задуматься и коснуться
пальцами поникшей фигурки.
- Заметит, - сказал Валька.
- А жаль. Эта штука ей ни к чему. В Бога она все одно не верует.
- Как знать, - возразил Валька. Что-то не нравился ему сегодня этот
ладненький, этот курчавенький, в рубашечке клетчатой аккуратненькой, в
спецовочке тютелька в тютельку... десантничек...
Карлсон был невысок, ниже Вельки, и слова к нему клеились все
какие-то уменьшительные, Валька ничего с собой поделать не мог, они сами
возникали, хотя Карлсон был почти вдвое старше, опытнее, намного крепче и
сильнее. Пожалуй, и умнее. Валька задумался - а откуда они вообще берутся
в человеке, слова?
Тут он обратил внимание, что на этажерке под распятием появились две
новые книжки, причем одинаковые. Валька взял одну. Она называлась "Приют
обреченных". И сверху на обложке, где пишут имя автора, стояло - "Чеслав
Михайловский".
Валька спокойно сунул эту книжку в карман.
Карлсон отошел в сторону и глядел на него с прищуром. Но насчет книги
промолчал. Что-то он понимал в ситуации такое, чего Вальке ввек было не
понять.
- Пойду я, - сказал Валька.
- Когда приедешь?
- Как книжку прочту.
