завернула за угол, так и сгинула. Куда подевалась? Вроде все двери и
калитки заперты, а летать ей не полагается... Хоть и ведьмочка. Встал
Жилло на перекрестке - думать. Собирался-то он к ювелиру. Но ведь и так
все ясно - предал лекарь графа и грозит ему гибель. Стоит ли идти в гости
еще к одному предателю? Опять, как тогда, притворится, что перепуган, а
сам даст какой-нибудь условный знак кому-то поблизости...
Жилло прикинул и так и этак. Доноса ювелир не заберет. Поклянется,
что вот завтра же с утра за ним, не позавтракав, побежит - и прямиком в
полицию. Значит, остается другой выход. Отвратительный, правда.
Омерзительный, потому что с одной стороны - крепкий, здоровый, ловкий
мужчина, в расцвете сил, вооруженный моряцким ножом, а с другой - старик,
одолеваемый хворями и безоружный. Мысль о том, что ювелира неплохо бы
того... к праотцам, так сказать... Эту мысль Жилло старательно гнал прочь.
Он крови не любил. Он и на охоту-то в Дундаге не ходил.
Но граф, мальчишка близорукий, который, того гляди, над книжками
своими вовсе ослепнет, сидел в подземелье и визита палача ожидал. С одной
стороны - мерзкий старикашка, навредивший всем, кому только мог, а с
другой - мальчик светлоглазый, и столько в этого мальчика вложено...
Казалось бы, только круглый дурак может мучиться выбором. А Жилло вот
мучился.
И в то же время продумывал, что следует сделать для спасения графа
Иво оф Дундаг. Заставить ювелира написать отступное письмо. Мол,
погорячился, солгал, будучи в склоке с господином думским лекарем из-за
перстенька и иных предметов. Перстенек у него давно, что может подтвердить
прислуга. (Тут Жилло подумал, что наверняка перстень видела только Лиза, а
она как в воду канула, прочие же слуги могут с перепугу отпереться...)
Больше ни к кому претензий не имею и уезжаю из Кульдига доживать свои дни
в тихом Пильтене, где куплю дом. Или не в Пильтене, а подальше.
Шагая к ювелирскому дому, сложил в голове Жилло это послание, даже
постарался его расцветить на ювелирский лад. И мучился он то оттого, что
не решится убить человека, то оттого, что готов на это.
Как убить, он знал. Что делать дальше - тоже знал. Завернуть в
одеяло, вынести из дома, привязать булыжник к ногам и отправить в Венту.
Течением, правда, его хоть медленно, а потащит прямо к водопаду. Может,
застрять в борозде, что вода за столетия выгрызла. Так надо пойти следом и
убедиться, что ювелир благополучно поплыл к морю.
Так, страдая раздвоением личности, Жилло добрался до ювелирского
домика.
Он знал, что тот держит одну прислугу - ненамного себя моложе.
Прислуга, скорее всего, спала поблизости от кухни. А ювелир жил на втором
этаже - там он принимал клиентов, и было у Жилло подозрение, что не только
клиентов. Человек, знающий толк в камнях и золоте, да еще с характером
ювелира, неминуемо должен был давать деньги в долг под залог
драгоценностей, причем под зверские проценты.
Одно из окон выходило во двор - это была мастерская ювелира. С ним
Жилло уже неплохо познакомился. Другое, задернутое занавеской, глядело на
улицу. Там горела свеча. Возможно, ювелир собирался в постель. Жилло
бросил в окно камушек.
- Эй! - негромко позвал он. - Хозяин! Привет от капитана "Золотой
Маргариты"!
- Кто там шумит? - бурчливо спросил ювелир, выглядывая. - Кому там
старый больной человек понадобился?
- Слушай, хозяин! "Золотая Маргарита" пришла с грузом, а сдавать
некому - не пришел наш покупатель-то. Мы полагаем, он нас так рано и не
ждал. А капитан на рейс конюхов брал, с ними расплатиться надо, команда
тоже просит хоть немного - ну, отдохнуть-то полагается, а? Вот капитан
прислал золотой кубок, просил под залог хоть немного, послезавтра выкупит!
Впусти, хозяин! В горле будто кто об стенки когти точит...
- Кубок, говоришь? - заинтересовался ювелир. - Покажи!
- Да ты что, хозяин! Тут за мной и так двое каких-то шли, а я тебе
посреди улицы стану золотым кубком махать! - громким шепотом отвечал на
это Жилло. - Вот, гляди...
И из-под полы плаща показал рукоять ножа, которая должна была кинуть
неясный металлический отблеск.
- Леший с тобой, сейчас спущусь, - обещал ювелир. - Но получишь
деньги - и сразу чтоб ноги твоей здесь не было! И угощать твою пересохшую
глотку я не собираюсь.
Похвалил себя Жилло за сообразительность. Казалось бы, грош цена
матросской шапке с обвисшим козырьком и ободранным назатыльником, а какая
от нее польза!
Дальше все было просто - одной рукой рот закрыть, другой - руки к
туловищу прижать. Ногой дверь за собой захлопнуть. Трудновато было
втаскивать этот ценный груз по витой лестнице, однако Жилло справился.
Усадил ювелира на постель, в покрывало замотал, нож к груди приставил.
- Только пикни! - говорит. - Мне теперь терять уже нечего. Давай,
рассказывай, что там в Коронном замке делается. А потом мы с тобой бумагу
одну сочиним.
- Ничего особого в Коронном замке не делается... - проворчал ювелир.
- Ну, что ты ко мне все цепляешься? Эшафот сколачивают. Две корзинки для
двух голов корзинщику заказали. Знаешь, такие высокие, узкие.
- Жаль, что принцессе я ничем помочь не могу, - вздохнул Жилло. -
Жалко девочку. Что же это она так не вовремя бежать собралась!
- Ее не за то осудили, что бежать собралась, - охотно завел беседу
ювелир, - а за то, что принцесса. И даже более того - ведь Дума знала, что
она принцесса, но позволяла жить на всякий случай. Молчала бы - ничего бы
и не случилось. Но вот когда она вслух о себе заявила, что королевской
крови... Это было уж чересчур. Сама виновата. Могла ведь и дальше жить в
Девичьей башне. Глядишь, что-нибудь бы и поменялось...
- Я тебя не о принцессе спрашивал, - одернул его Жилло, понимая, что
хитрый черт норовит зубы заговорить. - Я хотел знать, как там граф оф
Дундаг.
- Рехнулся твой граф, - даже с радостью сообщил ювелир. - Сказал, что
с радостью пойдет на эшафот! Что для него жизнь не имеет теперь смысла -
если в этом государстве посылают на казнь девушку, виноватую только в том,
что кровь у нее - королевская, то почетнее быть покойником, чем живым!
- Так я и знал, - кивнул Жилло. - Красиво сказано! Не зря столько с
парнем возился. Хоть красиво говорить его научил. Еще бы годков десять -
он бы у меня и думать начал. А теперь мы с тобой его спасти попытаемся.
Сейчас я тебя за стол посажу и одну руку тебе высвобожу. Лист бумаги мы
чернильницей прижмем. Чернильница у тебя красивая. Возьмешь перо и будешь
писать под мою диктовку письмо в Равноправную Думу.
- Не могу я писать, - сразу возразил пройдоха ювелир. - Мне руку
скрючило, я ложку не удержу, а ты - пером писать!
- А вот сейчас лечить начну... - и Жилло достал моряцкий нож.
Покапризничав, ювелир позволил сунуть себе в руку перо.
- Глубокоуважаемая и многопочтенная Равноправная Дума... - начал
диктовать Жилло, не забыв уткнуть нож меж ювелировых лопаток. - Хочу я
покаяться в совершенном мной злодеянии, причиной которого было вполне
объяснимое и невинное желание усовершенствовать свое ремесло. Желая
послужить своему равноправному народу и создать творения, прославляющие
его свободу и равноправие, я собираю в своем доме шедевры мастеров
проклятого прошлого, изучаю их и использую технические приемы их
создателей в своей работе. На протяжении нескольких лет я видел у думского
лекаря Арно Кандава перстень, выполненный в неизвестной мне манере...
Тут Жилло опустил взор с потолка на бумагу и увидел, что на ней не
появилось ни строчки.
- Ты что это, старая рухлядь? - возмутился он. - Я тут тружусь, а ты
и обращения не написал!
Действительно, сочинение бумаги было для Жилло тяжким трудом. И не
потому, что он двух слов связать не мог - отлично мог, особенно в дамском
обществе. А потому, что он официальные документы всего раза три-четыре в
жизни видел. Только и запомнил, что писать надо мудро и витиевато.
- Ни в чем я каяться не собираюсь, - отвечал ювелир. - Я знаю, к чему
ты клонишь! Я, мол, скажу про перстень - и получится, что граф не виноват!
Но лекарь-то уже признался, что получил перстень от графа и что тот ради
принцессы прибыл! Какой прок от моего покаянного письма? И кто ему
поверит, если его втихомолку подбросят? Ты же не собираешься самолично в
Думу с ним заявляться?
- Не знаю, кто поверит письму, но что я ни одному твоему слову не
верю - это исторический факт! Поэтому пиши и не зли меня! - приказал
Жилло. - Неужели эти проклятые побрякушки тебе дороже жизни? Подумаешь -
перстень! Ну, будет у тебя в хозяйстве одним перстнем меньше... Пиши, рожа
неумытая!
- Ты молод и не понимаешь, что может радовать старика, -
прочувствованно и задушевно молвил ювелир. - Когда женщины уже не
представляют интереса, когда богатство не может вернуть молодости и
здоровья, остается только это - прекрасные вещи. Хранить их в своем доме -
уже великая радость. И состязаться с теми мастерами, которые их создали -
о, это более глубокая страсть и более чистая ярость поединка, чем то, что
бывает между мужчиной и женщиной...
Скажи это кто другой - Жилло заслушался бы и слезу уронил. Но сидела
ярость и в нем - может, не такая прекрасная, которую неожиданно принялся
проповедовать ювелир, но уж зато не позволяющая забыться и заслушаться.
- А ты у нас, оказывается, поэтическая натура! - глумливо заметил
Жилло. - Бери перо и пиши! А что будет дальше с твоим покаянным письмом -
уже не твое дело!
- Все кончится тем, что тебя с этим письмом арестуют! - предупредил
ювелир. - А если и не арестуют - будут искать меня, чтобы спросить, не
сошел ли я с ума! Это тебе в голову не приходило?
- Тебя не найдут, - сказал Жилло. - Я заберу тебя с собой.
Больше он ничего сказать не мог.
- А если я убегу и сам приду в Равноправную Думу? А если сейчас мой
дом сторожат? - спросил ювелир. - Ты затеял страшную глупость, и шел бы ты
прочь, пока не поздно! Я даже согласен дать тебе денег - только убирайся.
На эти деньги, между прочим, ты сможешь подкупить стражу и добраться до
своего драгоценного графа! Это куда умнее, чем сочинять всякую белиберду!
Ювелир перешел в наступление лишь потому, что заметил - Жилло вроде
бы задумался. А задумался Жилло потому, что ювелир, сам того не
подозревая, навел его на путную мысль.
- Хорошо, я уйду, - согласился Жилло. - Я уйду, а ты с утра пораньше
отправишься в Коронный замок и скажешь правду про перстень.
- С чего это вдруг я пойду в Коронный замок нести чушь про перстень?
- осведомился ювелир.
- А с того, что я уйду отсюда не с пустыми руками! Я заберу всю твою
коллекцию побрякушек, и получишь ты ее в тот день, когда граф благополучно
уберется из Кульдига! Клянусь честью!
Ювелир разинул рот и громко охнул, возмущенный то ли ужасающей
выдумкой Жилло, то ли его противозаконной клятвой.
- Вот так-то! - подытожил Жилло, крайне довольный своим решением. -
Обойдемся без смертоубийства. Ты ведь много всяких штучек насобирал, чтобы
с покойниками состязаться... Вот от них и польза будет! Сейчас я тебя
опять замотаю и кляп в рот воткну, а потом пойду в мастерскую и соберу там
самые ценные побрякушки.
Не успел ювелир возразить, как в рот ему въехал шершавый угол одеяла
и свернулся там крайне противной трубочкой.
Привязав ювелира к стулу, Жилло вышел на лестницу и открыл дверь в
мастерскую. Нож он все еще держал в левой руке - кто знает, не пришлось бы
сундук взламывать...
Ему навстречу кинулась тень - причем тень, судя по удару ее кулака,
