чудотворцев, что опять ходим оболваненные. Охотно бы я поснимал с членов
Думы их мантии, потому как кто-то из них вполне может оказаться магом или
колдуном.
- И как бы ты определил, маг перед тобой или просто старый хрен? -
сопя от быстрого шага, спросил Жилло.
- Не знаю, на нюх, наверно... От мага же всякими колдовскими
снадобьями, надо думать, пахнет. Еще я слыхал, что у них есть большие
родинки в виде мыши, крысы или лягушки...
- И паука, - добавил Малыш. - Если их уколоть иглой, они не дают
крови.
В такой вот ученой беседе добрались они до Коронного замка и вместе с
толпой просителей были впущены во двор.
- Сейчас нас оттеснят в угол между каретным сараем и лестницей, -
шепнул Дедуля. - Стражники алебардами коридорчик выгородят, мы по двое в
этом коридорчике выстроимся и пойдем в галерею - ожидать. А в галерее...
Ох! Гляди - эшафот!
- Плаха и две корзины... - шепнул в другое ухо Малыш. - Значит,
сегодня!.. Опоздали мы...
- И ювелир опоздал... - тупо пробормотал Жилло. Действительно, они
заявились в замок ни свет ли заря, чтобы пробраться вместе с бурной толпой
всевозможных обиженных, а ювелир, скорее всего, сейчас еще только
завтракать собирается. Выходит, все - зря... Выходит, все - напрасно.
- Ты, вожак, нос не вешай, - шепотом же прикрикнул на него Дедуля. -
Граф твой еще при голове. Мало ли что случится, пока его досюда доведут.
Ступай-ка ты лучше за нами потихоньку...
Действительно - братцы-воришки уже неплохо ориентировались в Коронном
замке. Протащили они Жилло какими-то закоулками и вывели, к великому его
удивлению, на деревянную галерею, как раз над той каменной, где ждали
своей очереди просители.
- Пока вроде никто головы рубить не собирается, - сказал Малыш. - А
то бы уже вовсю галдели!
- А это что значит? - и Жилло показал пальцем на Девичью башню.
Оттуда выводили вышивальщиц. Стражники поставили их длинным рядом вдоль
перил, как раз чтобы им хорошо был виден эшафот, и Жилло заметил, что
красавица-соколица его разлюбезная стоит особо. Пригляделся - а у нее руки
за спиной связаны, и с каждого бока - по два стражника. Смотрит она в пол,
и лицо - краше в гроб кладут.
- Что-то сейчас начнется. Ты, вожак, погоди дергаться, вниз мы тебя
все равно не пустим, - хмуро прикрикнул на Жилло Дедуля. - Надо же...
- Равноправная Дума на балкон выходит, - сообщил Малыш.
- Вся? - нехорошим голосом спросил Жилло. Он хотел видеть в лицо
всех, кто послал на смерть графа Иво оф Дундаг, который и всего-то хотел -
в университете учиться. Он хотел запомнить навеки эти образины до единой.
Все вместе и каждую по отдельности.
- Да ты что? Делать им нечего - всей командой на эшафот любоваться...
Человек пять, может, будут присутствовать, раз уж без них нельзя вершить
правосудие... Ошибся - шесть.
- Сколько их всего?
- А леший разберет! Понимаешь, Жилло, списка нам никто не показывал.
Кое-кого, кто почаще в городе бывает, мы знаем в лицо. А когда они
торжественно идут строем в белых мантиях, тогда хрен их сосчитаешь - все,
мерзавцы, одинаковые!
- Этих шестерых знаешь? - не унимался Жилло, потому что молчать
сейчас - это было выше его сил.
- Вон тот, впереди, который помоложе - Уго Ринуж. А в дверях остался
стоять Исидор Талс. Во-он та старая рухлядь! Он, наверно, и сам уже забыл,
сколько ему лет.
Жилло вспомнил - что-то этакое про Талса и лекарь говорил. Напряг он
зрение. Да, старик стариком, волосы под парик упрятаны, как полагается, и
мантия широченная все как есть скрывает. С пузом он или сухой сморчок -
поди разбери, мантия-то поверх шитого золотом кафтана, а полы кафтана
торчат наподобие короткой юбки. Одни рукава с обшлагами из прорезей
вылезают. Одно ясно - росту этот Исидор Талс невысокого. Все сидят, а он
стоит - и все равно он их ненамного выше.
Отрекомендовал Дедуля и прочих четверых. Так получалось, что каждый
из них уже лет шестьдесят командует равноправным населением. Как можно
столько прожить - Дедуля объяснить не мог и не пытался. Однако был в этом
и свой резон - за долгие годы Равноправная Дума усвоила, что к чему в
подвластном государстве, кто умный, а кто - дурак, и иногда очень даже
мудро управлялась, опираясь именно на дураков.
А тем временем двор Коронного замка стал заполняться народом.
Очевидно, о казни объявили в Кульдиге - и, как сообразил Жилло, все
бездельники, страдающие любопытством, не поленились вскарабкаться на холм
ради бесплатного и нравоучительного развлечения.
- Ага, не то что бесплатного, а даже полезного в хозяйстве
развлечения, - едко поправил его Дедуля. - При выходе зрителям вручаются
мешочки с булками и салом. Дума же обещала, что равноправный народ
голодным не останется! Ну, вот и держит слово.
Толпа обжала эшафот. От высокого крыльца к нему вел настил. Вдоль
настила выстроились даже не стражники - красномундирные гвардейцы. И вот
двери открылись.
Первой вывели принцессу Амору.
Шла она в обычном коричневато-сером платьице вышивальщицы, в
простеньком чепце, из-под которого выбились на лоб две легкие прядки. Как
тогда, в башне, упрямо был сжат маленький рот. Шла уверенно, глядела прямо
перед собой - на плаху и две корзинки. Сзади ее придерживали за связанные
руки два стражника - здоровые дядьки, на них бы пахать впору...
За ней такие же верзилы вывели молодого графа, тоже связанного, и
поставили обоих рядом. Тот еле брел, но когда оказался возле Аморы,
подтянулся, приосанился. За это Жилло его про себя похвалил. А когда хотел
сказать про графа Дедуле, оказалось, что Дедуля взял и сгинул. Вместе с
Малышом. Как будто прислонился спиной вон к той трещине в стене и
аккуратно так в нее всосался. Что затеял - уму непостижимо. Побег - это
хорошо устраивать, когда узник в тюрьме. А когда он уже на эшафоте -
никуда с ним не побежишь.
Однако исчезновение означало, что Дедулю осенило. И поди сообрази,
честный графский слуга, что за выкрутаса пришла на ум вору! Жилло и не
пытался.
Глашатай думский с балкона стал объяснять, что Равноправная Дума
отнеслась к принцессе с нежностью и любовью - сберегла ей, невинной
девочке, жизнь и дала возможность трудиться на равных с обычными
девушками. А неблагодарная принцесса вдруг громко заявила о своем
происхождении, смущая подруг по мастерской. И попытка бегства впридачу, по
тайной договоренности с другим государственным преступником - вот этим Иво
из Дундага, тоже - двадцати лет от роду. Участвовавшие в заговоре лица
вовремя осознали свою ошибку и поторопились ее исправить. А принцесса не
осознает. И граф, который сперва был склонен отказываться от своего
участия в побеге, тоже объявил, что умрет за принцессу. Вот такие корни
пустила в этих аристократах истребленная по всей стране зараза!
Выхода нет - именем равноправного народа, искореняющего все, что
мешает в боях завоеванному равноправию, преступники приговариваются...
А к чему приговариваются - и так ясно. Вот он, палач с секирой, в
черных кожаных штанах, как пятьсот лет назад, в красном колпаке с
прорезями для глаз. Дивное дело - все, что при короле имелось, Дума
понемногу отменила, одного палача к жизни возродила. Так что трубы трубят
и барабаны бьют не вовремя, мешая глашатаю толком дочитать приговор, палач
вальяжно так с секирой на плече выходит, народ сперва загалдел, потом
замер. И услышали все, как сказала принцесса Амора, повернувшись к
молодому графу.
- Пусть я первая... прощай. И гляди, как это делается.
Оттолкнула она стражников, что хотели вести ее под локотки и сама
быстро пошла к плахе. Но не просто пошла - с песней.
Услышал Жилло эту мелодию - обмер. Не он ли ее сочинил в ночном лесу?
Да он же! Что за колдовство такое?..
Принцесса отчаянно-звонким голоском запела:
Я письмо получила и читала, смеясь,
и смеялся со мной гонец!
Собирается в битву Богоизбранный князь -
возвращать себе свой венец!
Стало небо бездонным, изумрудной - трава,
опьянил аромат лесной,
а в ушах зазвенели золотые слова:
все, кто любит меня, за мной!
Тут уж Жилло чуть через перила галереи не перелетел. Не могла
принцесса Амора знать эту песню! Ее вообще еще никто на свете знать не
мог.
Но, пока она, встав у эшафота, переводила дух, песню подхватили два
мужских голоса - вроде бы из толпы...
Мы - бойцы, мы - бастарды, мы услышали весть,
мы примчимся издалека!
Нам досталась от бабок потаенная честь
королевского перстенька!..
Тут только ошарашенная Дума замахала рукавами мантий, забили
барабаны, кто-то дал знак палачу... Он схватил Амору за тонкие руки, сзади
связанные, кинул на колени перед плахой, но тут же почему-то от нее
отскочил и нагнулся, изучая что-то на досках настила.
Красавицу-соколицу стражники удержали и рот ей заткнули - а то
бросилась бы с галереи на эшафот. А молодой граф рванулся туда - к
Аморе...
- Я люблю тебя! - крикнул. - Люблю, слышишь? Люблю!
Графу гвардеец, понятно, тоже рот зажал. А принцесса вскочила на
ноги.
- Ангерран, братик мой! - воскликнула. - Где ты, братик? Ангерран!..
И тут возле плахи дощатый настил эшафота пламенем взялся!
Отскочили палач с принцессой, смотрят, понять не могут - откуда
огонь? Кто умудрился? Огненный ковер вокруг плахи, так и трещит сухое
дерево! Народ прочь от эшафота кинулся. Давка, вопли, сумятица, конец
света!
Жилло - тот сразу понял, чьих ручонок шаловливых дело. Обещали же
братцы-воришки что-то придумать - и придумали. Да еще завопили "Пожар!
Горим!" Тут уж не до казни. Тут уж гляди, как бы бешеная толпа ворота с
собой не унесла!
На балконе тоже какие-то бурные события - члены Равноправной Думы
откровенно друг на дружку орут, хотя слов не разобрать. Наконец принцессу
с графом обратно в замок взяли, а глашатай перед горящим эшафотом и пустым
двором такое сказал:
- Равноправные граждане! Всякое преступление заслуживает кары. Но
если его совершает молодая неопытная девушка, если к нему присоединяется
не знающий жизни юноша, они заслуживают снисхождения! И Равноправная Дума
считает, что принцесса Амора и Иво из Дундага достаточно наказаны страхом
и унижением перед лицом равноправного народа! Им даруется жизнь!
Тут эшафот рушиться начал.
- Ну, как? - спросил Жилло довольный Дедуля, появляясь как бы из
трещины на стене. - Спиртное, оно тоже иногда пользу приносит... Особенно
когда по сухому дереву...
И, запрокинувшись, вытянул из горлышка пустой фляги самую последнюю
каплю моряцкого рома.
- Откуда вы знаете эту песню? - вопросом же ответил Жилло.
- Надо у Малыша спросить. Он где-то подцепил. Пугнули мы их? А? И
граф твой спасся! С тебя причитается, вожак.
- Как это вы додумались?
- Не мы додумались. Древний воровской прием - поджечь, а потом
поживиться в суматохе. Порядочный вор всегда готов его в дело пустить. Вот
только мы его по другому случаю употребили, - объяснил Дедуля. Тут за
спиной у Жилло отделился от стены и развеселый Малыш.
- Ну, здорово твой граф заорал: "Я люблю тебя!" Меня чуть слеза не
прошибла, - признался он. - Мне бы когда-нибудь так убедительно это
проорать... Только не принцессе. Я вот одну красотку в Кульдиге видел - не
