развернулась? Единственно, когда мог - так это с запяток лекарской кареты.
Но водопад выглядел совсем иначе - не так расположилась огромная каменная
подкова, не так лежали берега, да и далекое устье тогда вроде показалось,
а сейчас - нет.
Дошел Жилло до середины серпантина и не удержался - заглянул в
корзинку. Чем выше он поднимался, тем тяжелее она становилась. И пришла
мысль - Лиза, хотя и отнеслась ко всей истории с подлинным сочувствием, не
удержалась от мелкой пакости - сунула туда кирпич или булыжник.
Но оказалось, что напрасно он на девчонку погрешил - две ковриги
здоровенные, правда, тянули каждая фунта на три, да горшок с густой
похлебкой, да сала пласт, да свежие овощи, да почему-то крошечные, в
горсть величиной, мисочки... Как будто для здорового мужчины это и не
груз, а вот поди втащи по крутой дороге - взмокнешь! Хорошо, что в давние
времена кто-то подумал о таких путешественниках - время от времени
площадочки попадались со скамейками, откуда впридачу и красивый вид
открывался. Долго ли, коротко ли, прибыл Жилло в Коронный замок.
Вошел он во двор, откуда так недавно вылетел на козлах лекарской
кареты, и вдруг вспомнил ту красавицу с длинной косой, что сунула ему
сверточек. Не забывая по-старушечьи горбиться, поискал Жилло глазами
Девичью башню. Нашел. Пошарил взглядом по зарешеченным окнам. Нет, не было
никого в окошке.
Не желая выдавать себя голосом, он не стал спрашивать, где тут можно
узникам в подземелье корзинку передать. А завертелся по сторонам, здраво
сообразив, что не он же один такой с похлебкой явился. И точно - увидел,
как несколько женщин с корзинами жмутся в сторонке, ждут чего-то. Подошел
к ним Жилло, в тень забился. И мысль в голове отвратительная - что, если
не пустят к графу и лекарю, что, если корзину отберут и пустую потом
вынесут, а самого - коленом под зад?
Женщины плели примерно такую же чушь, что и Эрна. Только Эрна жила в
отдаленном поселке, до нее новости позже доходили. А женщины пересказывали
друг дружке, что утром на городской площади генеральный секретарь
Равноправной Думы вслух зачитывал. Так получалось, что слова "господин" и
"сударь" со следующей недели напрочь отменялись, вместо них окончательно
велено всех называть братцами и сестрицами.
- Мяснику нашему лет этак семьдесят, а мне его братцем теперь
называть?.. - расстраивалась одна девочка, с такой же, как у Жилло,
корзиной. - Да если я его братцем назову, он меня бараньей ногой по лбу
треснет...
- Верно, старики не сразу привыкнут, - согласилась та толстуха, что
стояла в очереди первой. - Сперва треснет, потом вспомнит... А нам,
пожилым людям каково? Это что же, невестка меня сестрицей называть станет?
А ну как я забудусь и ей подзатыльник дам?
Словом, одуреть можно было серьезному мужчине от этой болтовни.
Скоро дверь заскрежетала и в сторону поехала. Бородатый дядька, весом
и обхватом как три Жилло, велел заходить. Жилло приготовился к худшему, но
цепочка женщин втянулась под низкий свод и медленно стала спускаться по
витой лестнице с веревками вместо перил. Лазить по такой лестнице с
тяжелой корзиной - то еще, доложу я вам, удовольствие!
Подземелье изначально вряд ли под тюрьму строилось. Потому что
конуры, где узников держали, были выгорожены толстыми неоструганными
досками. Такую доску, пожалуй, не всякое пушечное ядро и прошибло бы,
подумал Жилло. Двери были железные, из толстых прутьев, переплетенных в
тяжелой раме. Открывались, понятно, со скрипом. Стражники повели женщин
темным коридором, куда эти двери выходили, оставляя у каждой двери по
женщине. Сами расположились по обоим концам коридора. А женщинам милостиво
позволили еду принесенную в мисочки накладывать и сквозь прутья
передавать. Теперь только понял Жилло, почему в корзину нормальных,
солидных мисок не положили.
- Господин граф! Господин лекарь! - шепотом позвал он. - Это я,
старая Маго! Поесть принесла! Господин граф, это я, Маго!
Очень уж боялся Жилло, что молодой граф его по имени назовет. Да еще
и громко. Но обошлось. Первым перебинтованный граф к двери подошел.
- Здравствуй, тетка Маго, мы уж заждались, - говорит. - Хорошо ты
сегодня выглядишь, тетка Маго, прямо на тридцать лет помолодела.
Услышав это, прямо ошалел от радости Жилло - значит, граф бодрости не
потерял, шутить в состоянии. Тут и лекарь к двери сунулся.
- Ах, это ты, Маго, ну, выкладывай, чего принесла, а мы тебе выложим,
что тут у нас творится...
Только было Жилло рот открыл - а к нему сквозь прутья еще одна миска
тянется. Кабироль молча ее подсовывает, да так нахально - отпихивая
графскую и лекарскую миски. Жилло полез ложкой в горшок, шлепнул в миску
Кабиролю похлебки - мол, жри, негодяй, и дай поговорить о деле.
- Видишь, чем наша затея кончилась? - непонятно зачем спрашивает
граф. И еле удерживается у Жилло на губах горькая правда - во-первых, с
какой стати "наша", граф сам додумался тайком на вышивальщиц посмотреть, а
во-вторых, и без дурацких вопросов видно...
- Положение у нас не такое уж скверное, - вмешивается лекарь. - Во
внимание к моим заслугам нас без лишней строгости тут содержат. Но судить
будут. Я так полагаю, для того, чтобы у господина графа под этим предлогом
имущество в казну конфисковать. Вокруг Кульдига аристократов-то уже не
осталось, а про графов оф Дундаг в Коронном замке как-то позабыли. Вот
граф и явился о себе напомнить...
- Напомнил... - буркнул Жилло. - Больше-то ничего не грозит? Ни вам,
ни господину графу?
- А я им нужен, - даже удивился лекарь. - Лекарь всем нужен, потому
что даже у самой что ни на есть Равноправной Думы расстройство желудка
бывает, если она на каком равноправном сборище за равноправным столом
лишнего себе позволит. Опять же, заседают там почтенные мужи, никого
моложе шестидесяти не встретишь. А старый хрен Исидор Талс, хотя и не
нуждается в лекарствах, но от массажа головы ни за что не откажется.
- Отчего же это он в лекарствах не нуждается? - удивился Жилло. -
Если старый хрен?
- А кто его разберет. Вроде бы и старше всех прочих, а держится
бодро. Я бы даже сказал - поразительно бодро... - тут лекарь задумался. -
Да, в самом деле, как так получилось, что всю Равноправную Думу я
перещупал, а этого только в мантии и видел?
- Вы-то, господин граф, как уцелели? - спросил Жилло, наугад
нашлепывая густых комьев из похлебки в чью-то протянутую миску.
- Ох, Жилло, сам понять не могу. Когда ты ушел, мы с гвардейцем
как-то странно поговорили...
- Он гвардейца идиотом назвал, - наябедничал лекарь. - Ну, идиот -
он, конечно, и есть идиот, но ведь можно было по-латыни, он бы и не
понял... Естественно, кулаками размахались. Я чуть не схлопотал, это в
мои-то годы...
Жилло очень хотелось сказать господину лекарю, что если бы и
схлопотал, то поделом, потому что не надо предлагать молодому графу из
самого что ни на есть захолустья полюбоваться тайком на вышивальщиц из
Коронного замка. Но сдержался графский слуга, потому что упреки ничего
изменить не могли.
- И так получилось, что я в камин влетел, - загадочно продолжал граф.
Подумав, Жилло прямо-таки увидел внутренним взором полет графа в
камин от гвардейского кулака.
- А в камин, оказывается, потайная дверца там выходит, - сообщил
лекарь. - Еще похлебки и еще хлеба, Жилло! И луковицу. В толстой башенной
стене наверняка должна была быть витая лестница. Вот господин граф
прямиком на нее и вывалился! Только с какой стати не вниз, а вверх
покатился - этого я по сей день понять не могу!
Остальное Жилло знал.
- Значит, сквозь всю башню лестница проходит... - пробормотал он. -
Все камины, надо думать соединяет. Наверху - площадка, оттуда вы, господин
граф, на карету и прыгали. А вот хотелось бы знать, что внизу...
Переглянулись граф с лекарем - зачем бы Жилло сейчас эта лестница
понадобилась? А он опять, в который уже раз, вышивальщицу с длинной косой
вспомнил. Ну, не было ему покоя от этой косы в руку толщиной, и все тут!
Впрочем, от веселых глаз раскрасневшейся над плитой Денизы тоже покоя не
было. И даже белая Лизина шейка тоже запала в какой-то закоулочек его
мужской памяти, которая немало подобных картинок накопить успела.
- Ты, Жилло, верно, голову ломаешь, как бы нам побег устроить? -
догадался граф.
- Над чем же я еще могу ломать голову? - соврал Жилло, потому что для
побега эта лестница пригодиться ну никак не могла. А вот то, что соединяла
она верхние опочивальни вышивальщиц с мастерской или с их общей спальней,
а потом уходила куда-то вниз, сразу наводило на мысли о той красавице, о
той соколице сероглазой. Вывести бы ее отсюда!
- Не мудри! - приказал лекарь. - Я отсюда никуда удирать не
собираюсь. Поругают, поругают и выпустят. Я хочу мирно в Кульдиге век
доживать, ремеслом своим заниматься, а не шататься на склоне лет леший
знает где! И господину графу то же советую. Ну, конфискуют имение - все
равно бы о нем рано или поздно вспомнили. Ну, разжалуют из графов в эти...
ну!.. В братцы!.. Возьму его тогда к себе, подмастерьем. Не пропадем.
Жизнью и здоровьем рисковать совершенно незачем. Хватит с него, что с
крыши сиганул и цел остался!
Вздохнул Жилло - лекарь, старый черт, рассуждал неглупо. Но только
кисло стало слуге от этих рассуждений, да еще нюхом чуял он нависшую над
всеми тремя опасность. В чем была эта опасность, Жилло объяснить,
естественно, не мог, но висела она, как низкая грозовая туча над землей.
А тут стражники с обоих концов коридора закричали, что время кормежки
кончилось. Стал Жилло свои миски как можно медленнее собирать, остальные
женщины живенько все в корзинки уложили и к дверям заспешили, а он все с
графом расстаться не может. Даже не потому, что сам соскучился, а видит,
какими глазами граф на него глядит. А что - благородному Иво оф Дундаг
всего-навсего двадцать лет, и вырос он в дикой глуши, и старенькие его
родители сейчас далеко, а единственный близкий человек - этот вот слуга,
переряженный старухой.
Досиделся Жилло - стражник, торчавший в дальнем конце коридора, мимо
протопал с факелом и за плащ его подергал, мол, поторапливайся, старая
ведьма. И поспешил слуга за ним в довольно-таки непроглядном мраке.
Вдруг что-то уперлось Жилло в грудь. Такое ощущение, что на стальной
прут налетел. А это - рука. И еще рука на губы легла - не крикнуть! И еще
рука под коленки подсекла. Откуда из стенки столько рук повырастало,
изумился Жилло, а тут и четвертая рука объявилась - подхватила, простите,
под задницу.
И был слуга со всеми юбками пропихнут в щель, которая сама собой
разверзлась в дощатой стенке. Понял он, что это одна доска лишь сверху
была приколочена, а снизу кто-то гвозди повытаскивал и она ходуном ходила.
Но легче от этого не стало.
Первая рука на секунду оторвалась ото рта, и тут же в губы Жилло
запихнули край его собственной нижней юбки.
- Ты нас, бабушка, извини! - шепнул молодой мужской голос. - Ты не
бойся, тебя отсюда скоро выпустят! Ты только скажи правду - как все было.
Тебя тут держать не станут! А нам выбраться надо. Это что у тебя, парик?
А, бабушка?
Сдернули с Жилло в темноте и плащ, и юбки верхние, и парик впридачу!
Более того - повалили на тюфяк и какими-то тряпками спутали. Пока тряпки
скидывал и юбку выплевывал - исчезли все четыре руки вместе с голосом.
Кинулся Жилло стенку ощупывать - а все доски неподвижные вроде. Видно, с
