рожу, я уже трезвый. Вот эта штука, которая на бархате вышита, - герб. Чей
герб - пока не скажу. Найди мне того, кто этот герб еще помнит! Найди,
слышишь? А я тоже буду искать. Через месяц я вернусь в Кульдигскую гавань.
Жди меня в кабачке, ну, где баркасы дыбом. Ближе к условленному сроку
каждый вечер наведывайся. Вышивка останется у меня - целее будет. А сейчас
тебя Люк покороче острижет и парик выдаст. Будешь вроде сельского учителя.
Котомку себе тоже собери, студиозус! Да поскорее!
Так и сделали, хотя и не очень понимал Жилло - зачем это капитану
забытые гербы раскапывать и спасение графа оф Дундаг оплачивать. Для
себя-то он точно решил, что загадку эту разгадает.
С такой уверенностью и сел в ялик за Полосатым мысом.
И оказался он на берегу - один-одинешенек, хотя в приличном кафтане,
в довольно модном коротком паричке, с котомкой за плечом и с пузатым
кошельком в кармане.
До Кульдига отсюда было дня два пешего пути. Жилло мог взять на
постоялом дворе наемную клячу - и добраться за день. Переправился он через
первую полосу дюн, и аккурат к обеду увидел с последней дюны поселок.
Поселок этот, между ближней к морю полосой новых дюн и дальней
полосой старых дюн, обозначивших давнюю береговую линию, был недавно
построен - домишки, хоть и небольшие, а аккуратненькие. Сады возле них -
тоже еще не плодоносные, совсем молодые. Хотя в таком заветренном месте и
они вскоре должны были силу набрать. Разве что огороды тут уже были на
славу. Жилло понял, что это - поселок недавних переселенцев. И сразу
вспомнил такое, что не по себе сделалось.
Много лет назад, когда он еще жил с дедом и обучался травознайскому
ремеслу, неподалеку в горах случился обвал. Целое село как ладонью накрыло
лавиной. Хорошо, что мужчины с женами были на полях и на пастбищах.
Стариков и детей накрыло, а взрослые уцелели. Без гроша за душой, по
решению уездного правления побрели они к югу, чтобы им предоставили другие
земли. Разумеется, снабдили этих бедных людей самым необходимым, одеялами
там, едой на дорогу, денег тоже немного раздали. А на самом перевале
стояла дедова хижина. Возле нее переселенцы и устроили ночлег.
Жилло тогда за ними следом увязался. Не за всеми сразу, конечно. За
одной женщиной. Она маленькую дочку потеряла. Да и сама еще была как
девочка - восемнадцати лет от роду. Жилло утешал ее, как мог. Муж у нее,
конечно, тоже был, но от этакой беды немного умом повредился. Когда за
руку вели - шел, когда руку отпускали - стоял. В общем, доутешался
Жилло... Да и она твердила, что хочет дочку, иначе умрет.
Пройдя с переселенцами немало миль, спохватился Жилло, что деда
одного оставил. Решил вернуться ненадолго - вещи кое-какие взять, с дедом
разобраться. Вещи взял и с дедом кое-как договорился - но потерял след
переселенцев! Тогда как раз военные действия начались - Бестолковая война,
как ее назвали в народе, потому что началась она из-за никому не понятной
ерунды и окончилась через два месяца тоже как-то странно, каждая сторона
осталась при своем. Но было несколько крупных вылазок, при которых уводили
скотину и пленных. Пленных потом разменяли, о скотине как-то позабыли, а
переселенцы так и исчезли - неизвестно, по которую сторону границы. Жилло
поискал, поискал, да и вернулся к деду.
Так вот, увидел он поселок и подумал про ту тоненькую девочку-мать,
которой он сгоряча дочку пообещал. После нее, конечно, немало всяких
приключений было, но о ребенке его больше не просили, скорее уж наоборот.
Тем она и запомнилась...
Понимая, что накатившая тоска смешна и нелепа, спустился Жилло в
поселок. Прикрытый от морского ветра широкой полосой дюн, поселочек просто
сердце радовал - вот поселиться бы тут да и жить. Но на единственной улице
не было ни души. Жилло прошел из конца в конец - и тогда только понял, в
чем дело. Население поселка трудилось на строительстве какого-то
здоровенного сарая. Причем трудилось яростно - все друг дружку подгоняли.
Подошел Жилло поближе - и диву дался. Сарай стоял как соплями
склеенный - чудом не падал. Но никто этого и замечать не желал. Особенно
женщины старались. Отняв у мужей пилы, молотки и гвозди, так орудовали и
так шумели - Жилло сразу расхотелось оставаться на жительство в этом
поселке. Опять же, с сараем возни было - невпроворот, а украсить стенку у
входа старым одеялом, поверх которого приспособлены перекрещенные топор да
мотыга - первым делом успели. Прислушался он - странную чушь несли эти
обезумевшие строительницы.
- Кончилась наша каторга! - шумела одна, утирая потный лоб.
- Теперь-то поживем в свое удовольствие! - восклицала другая.
- Теперь-то отдохнем! - вторила третья, маленькая, взмокшая,
лохматая. И, кряхтя, поднимала охапку досок - крепкому мужичку впору.
Жилло, грешным делом, подумал, что это они тюрьму для ревнивых мужей
строят. Но, оказалось, ошибся. Потому что мужья изнутри сарая трудились -
поаккуратнее жен и без воплей, но тоже достаточно бестолково.
- Послушай, хозяин, - обратился Жилло к одному строителю, что как раз
вышел продышаться от мелких опилок, порхавших по всему сараю. - Не скажешь
ли, где ближайший постоялый двор? А если поблизости нет, не запряжешь ли
лошадку, не довезешь ли до Кульдига? Я заплачу.
- Запрячь нетрудно, минутное дело - запрячь, - охотно отвечал
мужичок. - Только я один это дело решить не имею права. Лошадь моя теперь
- общая, и сам я, как при ней состоящий, тоже, выходит, общий. Соберемся и
решим...
Вспомнил Жилло девку из кабачка, которую капитан отбрил, и вздохнул -
совсем люди одичали... А мужичок позвал пятерых приятелей, и стали они
судить да рядить - может ли он на день с лошадью из поселка отбыть или не
может.
- С одной стороны, лошадь нам сейчас, когда общественный хлев под
крышу подводим, все равно ни к чему, - рассуждали мужички. - А с другой
стороны, проезжий человек за лошадь заплатит, и что мы с этими деньгами
делать будем?
- Как это что? - изумился Жилло. - Не такие уж великие деньги.
Пропьете!
- Не имеем права, - сурово отвечал строитель постарше прочих. - У нас
теперь, когда все общим стало, список утвержден - какие деньги на общую
кормежку, какие на общий пропой. Знаешь, что такое новые деньги в список
внести?
- А почему это их внести нельзя? - спросил Жилло.
- А потому, что у нас есть список доходов и список расходов. В
доходах - за продажу зерна, за продажу репы, за холсты, ну и так далее. А
за доставку проезжих в Кульдиг строчки нет. Куда мы эти деньги запишем?
Жилло почесал в затылке.
- Разве обязательно записывать? Просто дойдите с моими деньгами до
ближайшего кабака и пропейте.
- Женщины в кабак не пойдут... - вздохнул тот мужичок, что попался
ему первым. - Они уж снести его грозились...
- При чем тут женщины? - все еще не понимал Жилло.
- При том, что по законам равноправного народа и есть нужно вместе и
поровну, и пить - тоже.
- А разве обязательно им докладывать? - и Жилло покосился на женщин.
- Узнают!.. - хором вздохнули мужички.
Посовещались еще немного. И дождались - женщины обратили внимание на
бездельников. Две самых бойких подошли - призвать их к порядку.
И сбылось предчувствие! Посмотрела одна из них на Жилло, посмотрел он
на нее... Четырнадцать лет не виделись, а узнали друг друга.
Как-то так само получилось, что ушли в сарай мужички, ушла и вторая
женщина, а Жилло и былая его подруга все стояли, не решаясь взяться за
руки.
- Ну, здравствуй, - сказал наконец Жилло.
- Здравствуй, что ли, - отвечала она. - Как это ты к нам забрел?
- Да вот на шхуне плыл, на "Золотой Маргарите", - честно сказал
Жилло. - Им в Кульдиг идти было не с руки, они меня здесь на шлюпке к
берегу доставили. Объяснили - добираться недолго.
- Гляжу, ты почтенным человеком стал. В городе живешь?
- В городе.
- А мы с мужем - в поселке. Смотри ты, какой плащ...
И помолчали оба, не находя, что бы еще сказать.
- Я тогда не догнал тебя, - решился наконец Жилло. - Говорили, что
все вы в плен попали, что вас увели...
- Так и было. Но что ни делается, все к лучшему. Мы шесть лет
городские поля пахали и городской скот пасли, и за это нам землю дали.
Место - замечательное, правда, земля скверная. Но ничего, был бы скот, а
уж мы землю в человеческий вид приведем.
- Красивый у вас поселок, - кивнув, сказал Жилло.
- Дурацкий! - вдруг рассердилась она. - Строили, мучились, как
построили - оказалось, все не так! Ты погляди, Жилло, это же уродство -
двадцать хибарок, каждая - как собачья конура! Нам на днях из Кульдига
картину прислали, как наш поселок должен на самом деле выглядеть. Вообрази
- один большой красивый дом, где все женщины живут, другой - где все
мужчины, третий - где все дети, и четвертый - где все старики! Никаких
тебе конурок, окна высокие, комнаты просторные. Живу я, скажем, с Анной
или с Люцией в одной комнате, и никто под ухом не хнычет, никто трубкой не
дымит, чистенько у нас, красиво. И не нужно с утра до вечера по хозяйству
суетиться. Пошел на поле, поработал, сколько нужно, пришел - ступай в
общую столовую, там тебе уже миску на стол поставили.
- А кто стряпать-то будет? - в который раз изумился Жилло.
- Стряпать? Откуда я знаю? Из Кульдига еще не прислали распоряжения,
кому у нас стряпать. Вот пока общий хлев построим, каждый будет у себя
дома питаться. А потом - не знаю. Должны же они прислать распоряжение! А
то - никакого равноправия. Женщина - кисни над плитой и над пеленками, а
эти поганцы - трубочку в зубы и довольны! Нет уж, с нас хватит!
- Угомонись, Эрна. Так же всегда было, - напомнил Жилло. - Женщина
стряпала, мужчина пахал...
- Ну и неправильно все это было! - заявила она. - Погляди на меня, я
что, пахать не смогу? А вот он пусть котел картошки начистит! Правильно
придумала Равноправная Дума, теперь нам, женщинам, жить будет легче,
кончилась наша каторга.
- Видно, не нужен тебе больше твой муж, - усмехнулся Жилло.
- А что в нем хорошего? Такой же бездельник, как и другие. Сын - и
тот не от него...
- Сын? - Жилло уже потерял способность изумляться. Конечно, было
невероятно, что Эрна родила тогда ребенка, но он вдруг понял - это
случилось, уж очень она хотела.
- Твой сын, Жилло. Только не стоило мне тогда рожать. Неудачный у нас
с тобой парень получился.
- Это как - неудачный? Больной, что ли?
- Ну, как пожрать - он не хворый. Но сидит часами, смотрит непонятно
куда. Ты его утром спросишь - Виго, тебе каши в миску добавить? А он к
обеду отвечает - спасибо, матушка, я сыт...
- Виго, значит. Где он? - стараясь соблюсти спокойствие, спросил
Жилло.
- Возле общественного хлева околачивается.
- Я хочу его видеть, - хмуро сказал Жилло. Новость его как обухом по
лбу шарахнула. Единственный сын! И неудачный...
Парень действительно был так себе... Жилло - тонок, жилист, смугл, а
этот - крупный, рыхловатый, весь какой-то белесый, как разваренная
картофелина. Сидел на бревне, травинкой букашку по коре гонял. Пять минут
гонял, десять. Смотрел Жилло, смотрел, и стало ему кисло. Не просыпалось в
душе ничего такого... отцовского...
- Да, напрасно мы тогда... - пробормотал он.
- Мне это здорово помогло, - ответила она. - Я ведь, дура, до сих пор
подарочек твой храню. Хотя по нему помойное ведро плачет...
- Ну так отдай... - все еще мучаясь и переживая, попросил Жилло.
- Пошли.
Привела Эрна Жилло в свой домик. Рассказала по дороге, что муж
оправился, что насчет ребенка подозрений не было, а других детей она не
