духовные заботы. Вы понимаете меня?
Вокруг все одобрительно кивали. А я?..
- Рад за вас, - ответил я, - и за то, что вы так славно устроились.
Но если обратить внимание на конкретности, то, например, что делать здесь
мне?..
- Ваше Сиятельство!
- Мне, который вам чужестранен?...
- Ваше Сиятельство! Кто нынче ни с того ни с сего заботится о другом?
Но ваш частный вопрос решаем. Да, мы Вам поможем, но только в том случае,
если первыми пробуждаться станете Вы и тогда-то мы узнаем чего Вы стоите
для нас. Вы сами придумаете цель, ради которой будете жить здесь, а мы
охотно скорректируем Ваш выбор.
* * *
Веди). Расслабьтесь! Отдых и только отдых, Вы устали, надо отвлечься.
Отвлечься, говорю. Мы слишком долго эксплуатировали мозг, по капле
выцеживали из себя иллюзии, которые называли иногда остроумием, иногда
талантом, иногда умом. Прочь, нищие! Прочь! Учитесь думать! А теперь же
оставим в покое мозг, а нагрузим жадные и падкие до внешнего мира органы
чувств. Сделайте физзарядку!..
Я ощутил себя находящемся в зоологическом саду.
Меж ароматных альпийских горок вилась тропинка из колотого белого
камня. Пышным стоном тянулись к имитации мерцающих звёзд протянутые руки
растений и застывшая музыка билась в их жилах, разрывая серебряные путы
неволи. Вот справа тукут, гордый могучий силач в несколько саженных
обхватов, как бочонок, раскинувший по всем сторонам света колючие шипы.
Вот слева салгея растет стеной. Плетущиеся дышащие лианы то раздуваются,
то с придыханием сужаются, и корчатся, и извиваются, якобы в муках
танталовых...
Мраморная тропка впадает в гаревую дорожку, а уж та приводит в
зверинец. О, каких только тут нет зверей, и все сущая невидаль. А
посмотрели бы вы только на их следы! Чего только стоят их следы! Господи!
- Гурвиц, - сказал я, - а у нас на Земле...
- Боже правый, пресвятой Молотило, - немедленно отозвался Гурвиц. -
Помолчите. Здесь нельзя разговаривать!
- Да почему все вы меня не хотите послушать! - с горечью воскликнул
я, - ведь я привез фотографии, видеофильмы, богатую фонотеку. Цивилизации
могли бы подружиться. А так один бог знает зачем я здесь нахожусь.
- Грех так говорить! - сказал Гурвиц. - Счастье познают именно те,
кто ни о чем не ведает. А что касается этого... Королевства Тарантландии,
там сразу нечего было делать.
- Но!..
Но тут гром и молнии разразились в багровой черноте небес, и прорехи
обосновались на небе, превратив мир в марлевую пелену, в дождливую
полощущую жижицу. Мы дрогнули и побежали.
* * *
Глаголь). Они по-прежнему не желали меня слушать. Они с готовностью
раскрывались и делились своим, нажитым, а чужое, например, послушать меня
- ни-ни. Поэтому я на время смирился с этим до следующего удобного случая.
Они, в составе: Князя Да Бо Гурвица, негоцианта Да Ре Доджа и
Высокоуполномоченного Квартирмейстера Крошки О'Буреллена, с неожиданным
радушием пригласили меня ознакомиться с их современными общественными
достижениями, в частности в области политического образования - со Школой
Подготовки Представителей Власти, что располагалась в строгом здании с
кровоподтёками на выступающем над землей высоком фундаменте. На крутом
крыльце Школы нас встретил сам директор - ямочки на щёчках,
морщинки-хитринки в уголках глаз - по-моему он был заранее досконально
осведомлен о нашем посещении. Улыбаясь, он елейным голосом подкатил сразу
ко мне.
- Дражайший гость, заходите пожалуйста, не проходите мимо нашего
милого заведеньица.
- Да-да, разрешите посмотреть, - сказал я, - премного хвалили.
- Прошу! - театральным жестом сыграл директор.
Мы окунулись в казематную прохладу коридоров с навеваниями шелеста
секретных документов, запаха просиженных штанов и грохота водопада
льющейся грязи на компрометируемых объектов. Стены глухо вибрировали от
частой дроби далёких ожесточенных кулачных ударов. Лязг отточенной
гильотины вызывал болезненные сжимания вдоль всего спинного мозга до
самого копчика. Пахло свежеотпечатанными деньгами. Директор повел нас по
рекреации с низким потолком, с решетками на окнах, с раскачивающимися от
сквозняка голыми слепящими лампами, со скрипящими от ничтожнейшего
прикосновения досками пола и открыл дверь в спортивный зал. От стены к
стене катались и бряцали вместо мячей отполированные человеческие черепа.
Молчаливые ребята в отвисших на коленках трико обернули к нам угрюмые лица
и застыли, вопросительно глядя на директора.
- Продолжайте, господа, - кивнул им директор, а нас пригласил
усесться на бревно вдоль стены с зеркалами.
- Сейчас, - гипнотически сказал он, плавно жестикулируя, -
воспитанники учатся ходить по головам, как видите. В Школе мы их обучаем
всему, что только может пригодиться для ведения войны в верхах: и для
держания затяжной осады, и для стремительной атаки. Власть должна состоять
из профессионалов, поэтому в программе обучения есть искусство красноречия
- вплоть до манипулирования аудиторией, искусство одеваться так, чтобы на
вас смотрели как на главную фигуру на сцене, мы даём ясное мышление,
стальные нервы, молниеносную ответную реакцию. Каждый из выпускников
сможет командовать армией или разобраться в психологии замкнутейшего из
людей. Они пишут стихи, сочиняют музыку, философствуют, разбираются в
науках. Они приучены поддерживать собственное достоинство, знают цену
деньгам, они способны постоять и за себя и за других. И не последнее в
этом списке их умение любить, дружить, прощать...
Я посмотрел на мальчиков. Они были такие умилительные. Один,
веснушчато-рыжий, с замёрзшей злостью на желваках, с жидкими волосами,
снял чёрный потный носок и наступил ногой на череп, попав пальцами в
глубокие пустые глазницы. Так он довольно продолжительное время
балансировал на одной ноге, а когда закончил, я позвал его и спросил,
стараясь выдержать равенство:
- Как тебя зовут?
- А чего о погоде разговаривать! - громко ответил он. - Сегодня она
такая, завтра другая. - и резко отошёл, будто отрезал все пути к
отступлению.
... - Они приучены чётко ставить условия проблемы и последовательно
решать ее, не бояться никакой опасности и ответственности, они навсегда
побороли лень...
Прочитав пылкую речь, директор повёл нас по пустым гулким классам,
где занимались будущие президенты и всё также мистически улыбаясь, вывел
через чёрный ход на улицу.
- Уф, - вздохнул Гурвиц.
- Я слышал, - сказал негоциант, - они собираются выносить на
обсуждение Парламента поправку к Закону о Выборах: каждый избиратель имеет
право одновременно не только отдать свой голос ЗА своего кандидата, но и
проголосовать ПРОТИВ какого-то одного кандидата...
Тут Крошка О'Буреллен поднял руку и негоциант оборвал на полуслове,
не договорив мысль.
- Судари, - обратился Крошка, - мы видим перед собою двухэтажное
здание из красного кирпича.
Мы его заверили, что да-де, видим, и очень даже ясно.
- По центру фасада, - продолжил он, - мы можем заметить обитую златом
дверь.
Да, и это мы могли наблюдать, и снова подтвердили положительными
кивками.
- Справа от двери вывеска. О чём она? Я подслеповат и отсюда не вижу.
- Так... "Комиссия по Изобретениям", - прочитал Гурвиц.
- Ага! - обрадовался Квартирмейстер. - А разве нам не дано задание
познакомить уважаемого Князя Блюмбеля с передним фронтом нашего жития?
- Даже приказано! - выскочил негоциант и все на него пристально
посмотрели. Он смутился.
- А разве не здесь проходит передний фронт нашего жития? - закончил
Крошка.
- Здесь! - хором воскликнули Гурвиц и негоциант, да так смело, что
даже не поверили самим себе.
- Я не прочь посмотреть, - сказал я, - но... вечер уже.
- Утро! - крикнули они и мы ринулись на новый бастион.
В этот раз никто не встречал. В тесном холле затхло пахло и, пуржа,
взвивались ураганчики бумажной пыли, нанося по углам барханы. Над
пустующей вахтой бормотал громкоговоритель. Запустение задумчиво
перебирало струны скоробленного от старости тюля на окнах и шёпотом
повторяло возмущенные крики и дикий топот, просачивавшиеся со второго
этажа. По спиральной железной лестнице мы тяжко взобрались наверх и нашли
кабинет, из которого исходил шум. Гурвиц резко распахнул дверь и, выбросив
вперёд руку, сжимающую красное удостоверение, ужасным голосом заклокотал:
- Продолжать работать!.. Орден Кольца Молотила! Не обращать
внимания!!
Пять человек - а столько их было в комнате - испуганно взглянули на
нас и быстро отвернулись, словно ничего-то и не заметили. У четверых из
них на макушке лежала красная тряпочка с привязанными к уголкам
бубенчиками - при резких телодвижениях эти бубенчики заливисто надрывались
звоном. Эти четверо и назывались Комиссией по Изобретениям, а возглавлял
её председатель - ссутуловатый, шаркающий подошвами по полу, в синем
пиджачке, с картофельным носом мужчина средних лет, назовем его А. Даже
встретившись с ним в темноте можно было догадаться, что он и есть
председатель своих коллег, хотя, по-видимому, и не самый председательный
из всех председателей такого рода.
- Га-га-га, - хохотнул он, - и эта штука пашет?
- Я только... объяснял, - начал было пятый в комнате, Изобретатель, и
речь его от неуверенности была лакуничной. - Аппарат работает!..
Чертежи... Опытный экземпляр...
- Так, - сказал Б., второй из Комиссии, маленький ростом, ладно
скроенный, чернявый, с просединоватой бородкой. И после этого
"затормозил". Девятнадцать минут шестьдесят две секунды молчания.
- Эо-о-о, - отозвался возмущенно В., показав всем подбородок бычьей
морды, - но ещё же н...не должно бы-ыть п...перерыва! - его циклопический
рост и телосложение указывали не то на борца, не то на баскетболиста.
Теперь гости ждали что скажет четвёртый. Слой жира под щеками и в
других местах под кожей того передвигался, следуя неизвестным течениям -
мощная прослойка, которую, не опасаясь безработицы, могли изучать и
описывать в кипах до смешного серьёзных научных журналах и академических
программных фолиантах два-три молодых института и с десяток шарашкиных
контор.
Г. ошарашенно похлопал глазами.
- Аппарат?! А давайте посмотрим на него с другой стороны!
Комиссия переглянулась. Комиссия подняла указательные пальцы вверх и
вразнобой нестройно встала. Комиссия с мелодичным звоном построилась в
колонну. Колонна, растянувшись в безумно длинного червя во главе с
председателем, обогнула объёмистое изобретение Изобретателя, поведшее было
усатым пеленгатором, и встала неровной шеренгой с другого его боку.
- Га-га-га, - вдруг загоготал председатель и даже прослезился: - А
вчера помнишь? Анекдот Опять Заливайко рассказывал! Гы-гы-гы! Смешно было.
- Умоляю! - чуть не рыдал Изобретатель.
- Ну и ну, - буркнул В.
- Да, так вот... - это снова Б. и "погружение".
Теперь снова все ждали мыслей Г.
- По скромному моему мнению, - начал тот издалека, но из такого, что
не просматривался и в подзорную трубу, - величайшим изобретением всех
времен и народов была техника безопасности...
Увы, его заоблачную мысль никто не понял. Непонимать таких людей
считалось обычным делом.
- Го-го-гоо, - ещё повыл председатель, прекратил и вытер слёзы краем
платочка с собственной макушки. Потом взмахнул рукой: - Да...ется минута
